П.М. Апраксин, конечно же, ошибался, говоря, что «башкирцы по ево пересылке изменили». Как известно, восстание башкир началось уже в 1704 г., а в 1705–1706 гг. приняло форму вооруженных выступлений без какого-либо участия Мурада. Однако «святой султан», находясь в Крыму и на Кавказе, какое-то влияние на Башкирию все же оказывал, коль скоро астраханский воевода упоминал о его «пересылке» с восставшими башкирами.
Вероятно, за несколько месяцев пребывания на Кубани и в Чечне он сумел наладить канал связи с лидерами восстания и своим племянником Ибрагим-ханом, находившимися в Башкирии. В ходе Сенатского расследования 1722 г. бывший уфимский воевода Лев Аристов показывал, что в сентябре 1707 г. он посылал отряд князя И. Уракова «к вору Алдару» для «поимки вора самозванца Салтан-Обреима и возмутителей кубанцов, которые де были по призыву башкирскому в Уфинскому уезде, и воров изменников башкирцов, которые ездили в Царьград, Юрматынские волости Сюлеймана Уразеева с товарыщи…» [МИБ. Ч. 1. С. 120–121.].
Как видим, Л. Аристов вовсе не утверждал, что «вор и самозванец» Ибрагим был привезен с Кубани. Зато становится ясным, что оттуда прибыла группа «кубанцев», т. е. ногайцев, а вместе с ними башкир-юрматынец Сулейман Уразаев, отправленный с Кубани в Башкирию султаном Мурадом. Эти «пересылки», на наш взгляд, и породили слухи о загадочном «хане-кубанце», которого никто в глаза не видел, но зато почти все слышали о «святом султане», который вот-вот вернется с Кубани в Башкирию. Однако, как свидетельствуют источники, он так и не вернулся – был взят в плен при осаде Терской крепости и казнен в Казани. Власти, черпавшие свою информацию со слов «языков», т. е. не очень осведомленных рядовых участников движения, были введены в заблуждение их разноречивыми показаниями.
Остается объяснить смысл показаний старшины Бурзянской волости Сеит-бая Алкалина, который, находясь под следствием, в 1740 г. говорил, что во время башкирского восстания 1704–1711 гг. «Алдар посылал от себя башкирцев на Кубань для выбору кого к себе в ханы, и те привезли де к нему кубанца Батырь-хана, и от посланного на них войска тот выборный хан бежал в Киргис-Кайсацкую Орду, и после де того Алдар в том же году зимою начал бунтовать» [МИБ. Ч. I. С. 411.]. В данном случае Сеит-бай логически соединил друг с другом два факта: отправку Алдар-батыром на Кубань делегации башкир во главе с султаном Мурадом и появление в Башкирии некоего «Батырь-хана». Последний предположительно мог соответствовать казахскому хану Тауке или другому принцу крови, который, когда возникла опасность военного столкновения с отрядом князя И. Уракова в сентябре 1707 г., «бежал в Киргис-Кайсацкую Орду» – туда, откуда, скорее всего, он и был приглашен в Башкирию. Поэтому нет никаких оснований видеть в нем пресловутого «кубанца». После этого ханом был провозглашен султан Ибрагим, который в октябре того же года стоял лагерем на р. Берсувань (Чесноковка) близ Уфы и называл себя «прямым царем» башкирского народа.
Алдар-батыр, раскладывая свой ханский пасьянс, исходил из логики целесообразности того или иного претендента для его политического проекта. Призывая в Башкирию «Батырь-хана», он, очевидно, надеялся на военную помощь казахских ханов. А когда эти надежды вскоре рассеялись, им была поддержана идея использовать в качестве знамени борьбы традиционных сюзеренов башкир в лице Шибанидов-Кучумовичей. Появление башкирских купцов Б. Хайбуллина с товарищами в Джунгарии, где они отыскали сына и внука своего последнего хана Кучука, вряд ли было случайностью. Приглашение их на трон Башкирии говорит о том, что лидеры движения решили опереться на собственные силы, сделав ставку на консолидацию башкирского общества вокруг популярной династии.
Ибрагим-хан остался в Башкирии, а султан Мурад, считавшийся «святым» (аулия), был послан в Крым и Стамбул, чтобы добиться от крымского хана и османского султана военной помощи. План изначально был несбыточным. В 1569 г. турецкая армия не смогла добраться даже до Астрахани, поэтому об успешном походе турецких и крымских войск в Башкирию не могло быть и речи. Во время вторичного пребывания на Кубани по пути из Стамбула и Крыма Мурад-султан отправил на родину несколько башкир во главе с Сулейманом Уразаевым (с ним также был Кильмяк-абыз Нурушев) и кубанских ногайцев, передав им султанский фирман «з грамотою за золотою печатью» с известием, что «на помочь де идут к ним кубанцов сорок тысяч, а иные де воинские люди будут плавным путем, и чтоб башкирцом перекочевать на нагорную сторону [Волги]…» [Цит. по: Таймасов С.У. Башкирско-казахские отношения в XVIII в. С. 242–243.]. Одним словом, поручение султана Мурада заключалось в том, чтобы доставить в Башкирию фирман османского султана Ахмеда III. На словах Сулейман Уразаев должен был рассказать Алдар-батыру и другим лидерам движения, что обещанного в «грамоте за золотою печатью» 40-тысячного кубанского войска не будет. А перекочевывать в Крым башкиры ни за что не согласились бы. Понимая, что его миссия в Крым и Стамбул по большому счету закончилась ничем, «святой султан» решил поднять на борьбу горцев Кавказа.
Перемирие и раскол движения
Отступая перед численно превосходившими войсками боярина П.И. Хованского, часть башкирских отрядов переправилась на левый берег Камы в Уфимский уезд, а другая часть отошла к р. Иж и остановилась в д. Варзи [Деревня Варзи или Варзи-Омга входила в Салаушевскую тюбу башкир Байларской волости.]. С ними ушли тысячи казанских татар, которых на родине ожидали расправа и рабство, причем со стороны своей же «братьи». Тысячи служилых татар под руководством мурз И. Яушева, Б. Ишеева, муллы Ишбулата и др. шли позади регулярных частей и вместе с отрядами русской «вольницы» расправлялись с жителями селений, которые оказывали поддержку башкирам. Спустя более 10 лет татары, бежавшие в Уфимский уезд, жаловались: «…казанские же мурзы и татара слобоцкие и уездные во время той башкирской войны многих их братью ясашного чину татар побили, а иных в полон забрали к себе в неволю мужеска, женска полу и меж себя друг другу невольных продают, а иных держат у себя неволю и по се время, а слава лежит на одних башкирцов, будто они Казанский уезд разоряли. А которые их братью татар ясашного чину башкирцы полонили и после Хованского уговору, и те полонные живут в Уфимском уезде и доныне на воле» [МИБ. Ч. I. С. 286–287.]. Решение башкир дать убежище татарам Казанского уезда имело далеко идущие последствия, которые оказали влияние на политическую ситуацию внутри башкирского общества и изменили этнический состав населения Башкирии.
17 марта 1708 г. П.И. Хованский дошел до Елабуги и разбил там лагерь, демонстративно показав, что на территорию Башкирии вступать не собирается, чем вызвал критику со стороны воинственной «казанской партии», которая еще два месяца назад «слезно» умоляла царя о помощи. Казанский воевода Н.А. Кудрявцев писал своему товарищу А. Сергееву, находившемуся в это время в Москве: «Зело опасаемся, что он (т. е. П. Хованский. – авт.) не слепил какова нелепова с ними (башкирами. – авт.) договору» [Булавинское восстание. С. 415.]. Примерно через месяц, 14 апреля, он уже жаловался князю А.Д. Меншикову, обвиняя боярина в том, что он вступил в переговоры с башкирами: «А как господин Хованский был в Казани, и ис Казани выступя, с теми ворами чинил пересылки на письмах, а иные к нему и приезжали, а о чем и какие с ними чинил договоры, того мы не ведаем. И во се число над ними никакого промыслу не имел и за Каму реку в Уфинской уезд не пошол и никого не послал, стоит со всеми в одном месте у реки Камы в селе Елабуге, а при нем ратных людей конницы и пехоты 8 000 с лишком» [Там же. С. 417.].
Переговоры затягивались, а их результаты были пока незначительными. К концу апреля на верность царю присягнули лишь башкиры крайних западных волостей, находившихся в непосредственной близости от ставки П.И. Хованского – Енейской и Булярской. Тем не менее он настойчиво продолжал налаживать контакты с повстанцами, чем вызывал огонь критики в свой адрес со стороны Н.А. Кудрявцева. В упомянутом письме от 14 апреля он продолжал жаловаться князю А.Д. Меншикову на П.И. Хованского: «…а как выступил ис Казани, то ниже хочет наших слов слышать. А слышим государь, что он господин с Елабухи посылал к ним ворам хлебы и мед, а для чего не знаем».
Разногласия между командирами, руководившими защитой Казанского края от башкир не укрылись от английской дипломатии. 5 мая 1708 г. посол Чарльз Витворт (Withworth) сообщал статс-секретарю Гарлею (Harley): «Я уже сообщал вам о мятеже башкирских татар, который собственно находится в прежнем положении: немногие мятежники, правда, изъявляют покорность, дают присягу в верности Царю, и главнокомандующий местных войск (Хованский. – авт.) доверяет искренности такой присяги. Но … губернатор [По всей видимости, имеется в виду казанский воевода Н.А. Кудрявцев.] видит в ней только уловку для выигрыша времени…» [Дипломатическая переписка английских послов и посланников при Русском дворе // Сборник императорского русского исторического общества. Т. 50. СПб., 1886. С. 4–16.]
__________________________
История башкирских родов. Бурзян. Том 31. Ч.I. / С. И. Хамидуллин, Б. А. Азнабаев, И. Р. Саитбатталов, И. З. Султанмуратов, Р. Р. Шайхеев, Р. Р. Асылгужин, С. У. Таймасов, В. Г. Волков, А. А. Каримов, А. М. Зайнуллин – Уфа: НОЦ «История башкирского народа» ИИГУ БашГУ, 2018. С.127-209.
Салават ХАМИДУЛЛИН
Продолжение следует…
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!