Михаил Смирнов
Сразу встал вопрос о выборе места дальнейшей работы. У меня, как у геолога-поисковика рудного направления, выбор был небольшой - только в Геологический институт при университете. Мне предложили должность младшего научного сотрудника с очень скромным окладом. Чтобы получать прибавку, необходимо было закончить аспирантуру и защитить кандидатскую диссертацию.
Я отказался, и мы решили лететь в своё Мотыгино в Ангарскую экспедицию.
В экспедиции мне предложи ехать с семьёй в Красногорскую поисково-разведочную партию в должности старшего геолога. Партия вела разведку Порожнинского месторождения бокситов и поиски вокруг него. Главным геологом там был Измаил Кусов, с которым два года назад мы вместе трудились на Хаджи-Геке. Я согласился, и мы полетели в пос. Артюгино - базу партии.
Район был мне знаком, поскольку находился недалеко от Ослянской площади, детально мной изученной. Дом, в который мы должны были поселиться, только строился, и Кусов предложил мне пожить у него, вместе с его семьёй. Мы и раньше дружили семьями, и это предложение не было странным. Сама же семья Кусова жила на птичьих правах у начальника партии Анатолия Руденко в доме, купленном им уместного жителя. Можно представить, какая невообразимая теснота была в доме, но мы жили дружно и весело, как и принято у геологов. Меня назначили геологом-руководителем поисковых работ с функцией тесного взаимодействия с отрядами смежников - геофизиков Северо-Енисейской геофизической экспедиции, проводящих опережающие исследования на их поисковых участках. Все исследования тесно увязывались и координировались.
Геофизики выдавали рекомендации, которые мы вместе обсуждали и принимали решения исходя из своих возможностей. Мне приходилось мотаться по Приангарью, проверяя свои поисковые отряды и заглядывая в отряды геофизиков. Интерпретация геофизических материалов всегда вызывала много споров, учитывая много вариантность их данных. В конце концов, я научился кончать споры мирным соглашением, приобретя опыт в сравнительном анализе.
В сентябре, когда на сопках уже стал пробрасывать снежок, Кусов решил провести аэровизуалку на своей площади с целью выбора участка для постановки зимних работ. В осенне-зимний период, когда ещё не очень холодно, можно жить в утепленной армейской палатке. К тому же не мешает верховодка при проходке шурфов. Кусов запросил Кежму, и к нам пришёл из Кежемского авиаотряда борт. Мы сели напротив друг друга, Кусов у одного окна, я - у другого. На коленях у нас лежали планшеты для пометок. Пилот повёл вертолет параллельным курсом вдоль Ангары, постепенно забирая к Северу. После полётов Кусов показал мне свою карту, особо выделив площадь вокруг озера Ака, а я показал свою, где тоже была аналогичная отметка. Решили послать туда небольшой отряд горняков и установку ручного бурения шнеком для рекогносцировки. Работы следовало начинать пораньше, по малому снегу, когда ещё нет больших морозов, а болота уже замерзнут. Жить-то придется в утеплённой палатке с печью.
В конце октября из Кежемского авиаотряда пришёл вертолет и забрал нас для доставки на вертолётную площадку у оз. Ака. Полёт прошел успешно, настил был в полном порядке, необходимые заходы выпилены. Мы выгрузились, размели снежок, поставили десятиместную палатку, рядом простую палатку под склад и пошли готовить лес для дров и таёжной мебели - плахи из кругляка. Затопили печь, поужинали и неплохо переночевали. Наутро, в лёгкий морозец с геологом и горняком пошли разбивать сеть для шурфов и скважин. К вечеру работа была завершена и можно приступать к проходке выработок.
Я решил ещё задержаться на денёк, посмотреть результаты в первых выработках, а к вечеру вызывать вертолёт и лететь домой. Но уже с утра тайга погрузилась в густой туман и началась противная морось вперемежку со снежком. Резко отпустило, снег намок и стал накрапывать дождичек. Эта погода продолжалась дня два, и я решил проскочить домой на праздники Ноября. Наверняка рыбаки протоптали до Ангары тропку, следовало только её поискать. А по бечёвнику и до дома недалеко. Если что, то можно заночевать на участке Лунча, где стоял барак и работал поисковый отряд. На Лунче я бывал не раз и хорошо знал расположение просек и троп.
Тёмным пасмурным утром я вышел на тропку, начинавшуюся у озера в направление на Север, к Ангаре. Предстояло пересечь хребет вдоль правого борта долины Ангары. Вначале идти было легко, но постепенно тропка разошлась на боковые ответвления и вскоре совсем потерялась. Я понял свою ошибку, когда увидел следы заготовки дров. Пришлось снимать с карты азимут от Аки на Лунчу и вынимать компас. Тайга становилась все гуще - форменная чапыга. Особенно досаждали ольховые кусты подлеска, длинные переплетённые ветви змеились над землёй подобно лианам, заставляя передвигаться почти ползком. И все это под моросящим дождичком. Выданный мне в качестве спецодежды плащ ХБ, являлся скорее пыльником, а не дождевиком, и вскоре я промок от шапки до портянок, хотя голяшки моих болотников были полностью раскатаны. К тому же постоянно нужно было сверяться с компасом, так как солнца не было видно из-за густых туч.
Неожиданно зацвиркали рябчики, и весь выводок расселся по кустам. Я снял из тозовки пару сеголеток себе на ужин и бросил их в рюкзак. Постепенно чапыга сменилась осиновым лесом, склон стал покруче и идти стало полегче и быстрее. Вдруг на снегу я увидел размашистый след сохатого, пересекшего мой маршрут. С тревогой я обнаружил рядом с ним другой след - медвежий, идущий в направлении первого. Стало ясно, что тающий снег вызвал под-топление берлоги и зверь вынужден скитаться в поисках нового лежбища, если не превратится в шатуна. На всякий случай я взвел курок и стал внимательнее смотреть по сторонам.
Зимний день короток, заметно потемнело. Я начал подумывать о ночлеге где-нибудь в тайге, но хорошего места не было. Внезапно налетел порыв ветра, затем ещё и ещё с усилением. Вместо глухих туч по небу побежали облака: верхние медленно, нижние - быстрее. В разрывах появились кусочки светло-голубого неба. Стало гораздо светлее, а ветер из прерывистого превратился в постоянный. В народе такой ветер называют «раздувай». Он характерен для резкой смены погоды, связанной с большим градиентом давления на границе циклона и антициклона. Скорость воздушного потока усиливалась на глазах, а небо полностью очистилось от туч. Тайга грозно шумела, ветви деревьев, раскачиваясь, стучали друг о друга. Вдруг вдали раздался неясный гул, который быстро нарастал, обозначая приближение вихря. Он налетел, сгибая стволы, ломая ветви и круша сухостой. Но вот рядом со мной вздрогнула земля от сильного удара.
Это с корнем вывернуло огромную сосну. Где-то ещё ухнуло от упавшего дерева. Я понял, что попал в ветролом. Мне не раз приходилось в маршрутах пересекать полосы полностью пова-ленного леса шириной в сотню-другую метров. Это были массивы крупных перестойных сосен в крупных долинах и на крутых участках склона вблизи водораздела. Мне казалось, что при сильном ветре, дующем вдоль склона, где-то вверху зарождается сгусток кинетической энергии, который вызывает почти сплошное падение высоких раскидистых сосен, обладающих большой парусностью. Тяжёлые стволы при падении ломают и выворачивают лесную мелочь. И так продолжается до тех пор, пока вихрь не рассосётся в общем потоке воздуха.
По голове и спине стучали сорванные ветром ветки, кругом стоял треск и гул от падающих гнилушек. Я живо представил себе, что меня ожидает, если мне раздробит ноги или позвоночник. На моё счастье здесь преобладали осины, а без листвы парусность не так велика, как у раскидистых сосен. Но об этом я рассуждал после, а пока в панике бежал со всех ног вверх к водоразделу. Вот, наконец, я на плоской вершине. Внезапно лес расступился, и я очутился на опознаке. Он представлял собой квадрат со стороной 50 м с полностью выпиленным лесом, который весь лежал на земле. В центре этой искусственной поляны возвышалась огромная лиственница, полностью очищенная от ветвей, и с белой тряпкой на вершине.
Таёжный рельеф из-за сплошной залесенности и очень плавных очертаний, лишён необходимых деталей, узнаваемых на аэрофотоснимках. Поэтому топографы и геодезисты перед съёмкой вынуждены проводить трудоёмкую работу, связанную с рубкой площадок, определением их точных координат и высотных отметок. Расстояние между опознаками исчисляются десятками километров, поэтому шанс угадать и попасть на него был в районе нуля. В таких случаях человек начинает верить в Бога или Ангела-хранителя.
Надвигались вечерние сумерки, и мне следовало поторопиться с устройством ночлега. Мне частенько летом во время маршрута приходилось ночевать в тайге, но в холодные осенние ночи я старался избегать многодневных походов, и это случалось крайне редко. Один раз я даже несколько дней провёл в зимней тайге, поскольку полевые работы уже были завершены, а у меня в одном из шурфов по данным перлово-люминисцентного анализа обнаружился уран. Пришлось уже на лыжах по глубокому снегу идти к злополучному шурфу, расчищать его и перепробовать, проводя длинные ночи у нодьи. Самое обидное было то, что повторный анализ выявил ошибку в определении.
Теперь мне ещё раз предстоял ночлег в заснеженной тайге при надвигающемся похолодании, о чём свидетельствовало чистое небо и затихающий ветер. Следовало распланировать свои действия так, чтобы в дефицитное светлое время сделать одно, а в свете костра сделать другое. Первым делом я обошёл поляну в поисках укромного места для ложа. Мне понравился уголок елового густого леса на краю вырубки.
Под ёлками лежали два кряжа, плотно прижатых друг к другу. Сметя с них снег, я получил ложе. Спереди я подвинул сырое бревно в качестве экрана-отражателя, за которым я вбил колья, а сверху затащил ещё такое же бревно. Сбросив лишнее: плащ, телогрейку, винтовку, рюкзак, я вынул из него мой небольшой столярный топорик и как-то заблудившийся кусок пленки 2x2 м. Пока было что- то видно, обошёл окрестности и отметил в уме удобные обломки сухостоя для костра, а главное - чтобы найти смоляк, обгоревший в древнем лесном пожаре сосновый пень. Быстро натесал щепок, густо пропитанных смолой для розжига, и стал подтаскивать к костру подручные сушины. Теперь уже можно зажечь костер и при его свете оборудовать ложе. Стоило чиркнуть спичкой, и сразу весь окружающий мир погрузился в темноту. Далее вся работа сосредоточилась в узком круге, освещенном костром. Я срубил две пушистых ёлочки и обчистил ветки для постели.
За бревном, служившим мне ложем, вбил колья наклонно в сторону костра. К ним привязал пленку, нижняя кромка которой легла на заднее бревно, а верхняя нависла над передним. Получился навес-отражатель, внутри которого сразу стало тепло. Затем аккуратно разложил еловые лапки в два ряда комлями наружу. Развесил мокрую одежду и стал готовить ужин. Ободрал со шкуркой и перьями рябчиков, вычистил внутренности и наколол на рожны (заостренные веточки), воткнув их в жар сбоку костра. В своём котелочке натопил снег и засыпал в закипевшую воду чай. Размочил сухари и вкусно поужинал.
Устроился я для долгого ночлега неплохо. Еловые лапки мягко пружинили и под плащом не кололись. Под боком были суконные портянки, сверху телогрейка, а под головой - сапоги. Крупные брёвна горели ровно и жарко, было уютно, однако, сон не шёл. Я все прокручивал в своей голове пережитое и подробно анализировал ситуацию. А если бы там росли сосны, смог ли я выжить? И как повезло мне с опознаком?
Совершенно неожиданно над зубцами елей появилась луна, которая раньше скрывалась за деревьями. Она была огромная, совершенно круглая и очень светлая, будто облитая дождём. Стало совсем светло, только тени оставались тёмными. Я достал часы - время только сошло с цифры 8. Еще до светлого времени куковать почти половину суток. Вытащил из полевой сумки компас - стрелку было прекрасно видно, так что держать азимут можно, тем более, что луна стояла почти по курсу и не надо постоянно сверяться с компасом, шагай себе и шагай. Я быстро оделся во всё сухое и пошёл по глухой тайге курсом на Лунчу. Морозец стоял порядочный, вся роса от мороси превратилась в куржак, который сыпался за воротник, а главное, в распущенные до конца сапоги. Приходилось пробираться через мелкий ельник и пихтач, так, что портянки скоро отсырели и ноги стали мерзнуть.
Чуть не проворонил затеску - это я вышел на широтную просеку лесников-таксаторов. Рядом был колышек с двумя зарубками, что означало - в 600 м будет столб, от которого пойдет меридиональная визирка. Прекрасно, где-то недалеко её пересекает наш профиль шурфов. Вскоре я действительно вышел на нашу тропку- просеку с шурфами.
Всё же прошла целая ночь, как я на ногах, и мой ресурс сил, накопленный на опознаке, полностью истощился. Путь по глухой тайге, это не гладкая дорога, которую преодолевают, к примеру, пехотинцы на марше, зачастую «на автопилоте». Здесь организм весь находится в напряжении. Да ещё сырость от тающего куржака, от которой деревенеют ноги. Я все рыскал глазами в поисках удобного места для временного костерка где-нибудь под раскидистым кедром, но в этом крупном осиннике ничего подходящего не попадалось, даже не было смоляка. Останавливаться было нельзя, я это прекрасно понимал, поскольку знал много случаев на охоте за соболем, когда люди замерзали от переутомления и желания посидеть.
Неожиданно мои ноздри уловили запах дыма. Возле следующего по ходу шурфа лежала огромная гнилая осина, возле которой проходчик ранее разжёг костёр. Обычно их жгут возле шурфа на пологом склоне, где грунт представлен тяжёлой глиной, налипающей на лопату. Горняк работает двумя лопатами - одна в работе, а другая калится в костре и уж тогда к ней ничего не пристает. Огонь костра проник в гнилой ствол валежины и потихоньку тлел там несколько дней. Я тут же вытащил свой топорик, разбил горячую древесину и вывел огонь наружу. Какое же было наслаждение сесть на горячий ствол, разуться и просушиться. Быстро натопил снега в котелке и попил крепкого чаю с сухарями. Не знаю, сколько времени я просидел в дрёме у горячего костра, но почувствовал прилив сил.
Уже почти развиднело, когда я подошёл к бараку на Лунче. Из трубы вился дымок, в бараке было тепло, горела керосиновая лампа. Начальник участка уже возился с рацией. Я быстро разделся и залез в свободный спальник. Уже засыпая, я расслышал, что из Артюгино в Порожку готовится борт для пересменки буровых бригад, заодно привезут заказанные продукты. Попасть на вертолет было соблазнительно.
И я засобирался в дорогу. До Порожки было не так далеко тракторного пути. Вчера бы я идти не решился, но после морозной ночи вместо глиняной жижи был асфальтовый тротуар, по которому менее часа было ходу.
Бежать было легко, и я надеялся успеть. Кое-где, правда, лужи не совсем схватились, и я частенько падал. Вдруг я обнаружил, что кинжал, висевший в ножнах на поясе исчез. Это был дорогой подарок, переделанный трофейный штык-нож из золингеновской стали. Я решил проскочить назад и поискать пропажу. Пришлось возвращаться, внимательно осматривая дорогу. Прямо на дороге нашёлся мой нож, воткнувшийся в глинистую корку рукояткой вниз, а лезвием вверх. Как я на него не напоролся? Эта задержка обернулась для меня опозданием. Уже возле площадки я услышал хлопанье лопастей, а сквозь ветки увидел брюхо разворачивающегося вертолёта. Делать нечего, пришлось сворачивать вниз по склону к Ангаре, чтобы по бечевнику добираться до Артюгино. Река вставала и вовсю шумела смесью льдин и сала.
Через пару часов показалась моя деревня. На берегу ручья еще дымила общественная баня. Я быстро забежал домой, взял чистое белье и сразу полез в парную. Разморённый баней, уставший до последней степени, выпил рюмку за Октябрь, в котором мой папа принимал активное участие поскольку воевал с начала Первой мировой, потом в Гражданской, а закончил уже гоняясь за бароном Унгером в монгольских степях. Заснул я ещё не коснувшись головой подушки и проснулся только на следующий день к вечеру. Прикинул по карте свой маршрут. Получилось более 50 км по тайге за 25 часов чистого пути. Позднее это путешествие всё же оставило свой след в виде порванного мениска правого коленного сустава, но пока что я был доволен собой и ни о чём не жалел.
Конец части 6
Продолжение в следующем выпуске.
Подписывайтесь на канал, будет интересно.