Михаил Смирнов
Зимой 1965-1966 гг. мы проводили обработку материалов и изучение образцов, а весной наш золоторудный коллектив опять поехал в бассейн реки Кокчи, только западнее, в район Кундуза. Автотранспортом мы добрались до кишлака Машад в устье одноимённой реки, где и организовали полевую базу. Я говорю устье чисто условно, поскольку тот горный поток, что стекает с высоких снежников, выходя в запустыненную горячую равнину, быстро разбирается арыками на орошение. Жара здесь не опускалась ниже +40°С даже ночью. Кроме сельского труда, в небольшом объеме здесь практиковалась и золотодобыча. Обычно после бурного таяния горного снега весной и половодья, на корнях травы оставалось мелкое золото, которое можно было добыть при помощи овечьих шкур, протёртых ртутью. Технология древнейшая, известная в Средней Азии со времен Адама. Ощутимого дохода при этом не было, но зато он был стабилен из года в год.
Несколько организационных дней мы томились в прожаренном кишлаке, формируя отряды. Мне выделили отряд, в котором оказался советский специалист - промывальщик из минусинской экспедиции Петя Канзычаков, начальник отряда Пуштунеп Керим, коллектор Нимат Зоир и два седобородых степенных промывальщика из местных. Ещё был повар и солдат с палкой вместо ружья в больших армейских ботинках, явно не по ноге. Палка служила доказательством его власти, когда необходимо было выбивать ишаков для переброски лагеря. Были ещё три скакуна под седлом для маршрутов. Топоосновой служили высотные аэрофотоснимки из Лос-Анжелеса прекрасного качества. Нашей задачей являлось установление коренного источника золота.
В первый же день формирования отряда я повёл афганских промывальщиков на дело. Я привык, как это принято в Сибири, брать материал для промывки на головках кос и отмелей, где концентрируется тяжёлая фракция. С удивлением я наблюдал за седобородыми, как они в своих круглых лотках, похожих на щиты средневековых рыцарей, прополаскивали корневища нависших над водой трав. Из платков на поясе доставался пузырёк с ртутью, и одна капля блестящей металлической жидкости попадала в центр лотка. Затем точными неторопливыми движениями смывалась верхняя лёгкая часть шлиха. Частенько мелкие пылевидные чешуйки золота, плохо смачивающиеся водой, всплывали на поверхность. Внимательный мастер щелчком пальца ловко топил их к ртутной капле, где те приклеивались к ртутно-золотому ёжику. В конце всей операции на дне оставалась щепотка чёрного шлиха с каплей ртути в центре.
Шлих сливался в чамчу - жестяной совочек и на костерке из сухих былинок поджаривался до выпаривания ртути. Затем вынималась лупа и приблизительно, на глаз оценивался результат. Шлих пакетировался для лабораторной оценки. Этот способ промывки был эффективней принятого у нас в условиях чисто золото поисковой задачи, главное, что ловилось тонкое плавающее золото, характерное для золото-сульфидных метасоматических типов руд.
Вскоре пригнали ишаков с сопровождающими погонщиками, мы двинулись вверх по Машаду. Пока река пересекала холмистое плоскогорье, долина была широкой и неглубокой, а склоны задернованы. В русловом материале каких только пород не было, но заметно присутствие зелёных сланцев и диабазов.
Содержание золота колебалось немного и, в целом, было невысоким. Само днище долины настолько плотно заселено и сплошь засажено, что к реке буквально никак не просунешься: кишлак на кишлаке и всё перегорожено высокими дувалами и саманными постромками, посмотреть русло и береговое обнажение - целое Бородинское сражение, когда из-за дувалов слышна визгливая женская брань и летят камни. Седобородые как-то находили общий язык и подходили к реке метров через 300 - 500.
По мере углубления в горный массив долина сужается, склоны растут вверх и они усеяны выходами коренных пород: в нижней части - диабазами и зелёными сланцами, а выше кварц-серицитовыми сланцами с многочисленными кварцевыми жилами. На Енисейском кряже такой кварц мы называем пустым светло-серый с гнёздами серицита и хлорита. Но я их старательно опробовал (мало ли чего).
Кроме опробования жил, я практиковал шлиховое опробование щебня из сухих русел саев, впадающих в долину Машада, однако за весь маршрут мы так и не вымыли оттуда ни одного значка золота. К середине долины она превратилась в ущелье. Горный поток с ревом скакал по диабазовым блокам, а скалистые берега сплошь были сложены песчанистыми сланцами с кварцевыми жилами.
Золото почти пропало и обнаруживалось потом, уже в лабораторных условиях. Я по-прежнему упорно опробовал кварцевые жилки.
Наконец, мы добрались до развилки. Левый и правый притоки подходили почти под прямым углом друг к другу, образуя трезубец с основным руслом в центре. Здесь тальвег слагался диабазами и зелёными сланцами, а крутые склоны - серыми сланцами и песчаниками. Наугад двинулись по левому притоку но через небольшое расстояние диабазы в русле пропали, а аллювий нацело был представлен серыми сланцами, песчаниками и гранитными валунами. В бинокль было видно, что вершины пониже, не прикрытые снегом, сложены гранитами. Золото исчезло вовсе, и все наши потуги с промывкой оставались тщетны.
Мне стало ясно, что делать здесь нечего и нужно проверять правый приток. Там картина в точности повторилась: сначала ушли под русло диабазы, а в обломках остались только сланцы и граниты, золота и здесь не стало. Пошли по основному русло вверх. Оно было промыто поглубже и ещё довольно долго встречались диабазы, иногда ловились и золотинки, но и здесь ущелье полностью вышло в сланцевое поле, а золото в шлихах кончилось. Гранитные вершины, словно в телескопе из-за прозрачного воздуха, казались совсем рядом, заметно похолодало, особенно по ночам. Кишлаки уже не встречались, а население засевало склоны на богаре ячменём и выращивало скот. Наш поход окончился неудачей, и нужно было уходить на базу.
Я решил вначале избавиться от лишнего груза и отправить пробы и образцы на базу в Машад. Сопровождать караван должен был Керим, начальник отряда. Нужно было видеть его во главе процессии! Белозубый, черноусый джигит на белом коне, Прямо голливудский ковбой. Из сбивчивой речи проводника я на следующий день узнал, что в одном из кишлаков он за дувалом приметил местную красавицу и решил за ней приударить. Родственники женщины разгадали его план и до полусмерти избили. Часть своей злости они потратили на мои пробы, и многое потерялось.
Беда никогда не приходит одна, в заключение нашего маршрута в последнем кишлаке мы начали собираться домой. Золота не было, надвигались холода. Местные дехкане вовсю собирали урожай ячменя, но им сильно досаждали кабаны, живущие в горах. Решено было устроить облавную охоту со стрелками и загонщиками. В этот день наступила джума - выходной день. Я решил порыбачить форель, но Петя стал проситься на охоту, так как его пригласили и даже посулили поставить на номер с мелкашкой (оружие имели здесь все). Я категорически возражал, но проснувшись утром, обнаружил, что мои подчинённый сбежал, ослушавшись приказа.
Сначала все прошло как по писаному. Цепь загонщиков погнала стадо на стрелков, и один секач выскочил на Петю. Тот выстрелил, попал в зверя, но убить его, такого мощного и крупного секача, из мелкокалиберки было не реально.
Кабан бросился в сторону выстрела, местный парень, Петин охранник, с дубиной выскочил кабану наперерез и тут же упал с распущенными кишками. Петя даже не заметил, как резанули клыки. Всё произошло молниеносно: быстрый кивок головой и человека нет. Родственники собрали кишки в живот и зашили его.
Парень не прожил и суток и умер от гангрены и потери крови, оставив детишек и жену. Ко мне пришла делегация кишлачников во главе сарбобом (старостой) требовать денег. Их у нас не было, за исключением небольшой суммы у повара за куриц. Поэтому пришлось осуществить позорный ночной побег из проклятого места, да ещё и не решив поставленной перед нами задачи.
В Кабуле меня сурово встретил новый руководитель контракта, некто Котов. Старый руководитель, почтенный Осеп Арташесович Манучарянц, прекрасно ко мне относившийся, уехал в Союз. Новый начальник, как это принято, хотел показать, что не намерен мириться с бездельниками, а будет строго требовать выполнения задания, учинил мне разнос. Главная претензия ко мне заключалась в том, что я не опробовал жилы бороздой, а брал штучные пробы. Это и следует делать в рекогносцировках, отбирая наиболее интересные и перспективные участки жилы. Этим он поверг меня в ступор и я даже не смог ему внятно объяснить, что я не провожу разведку, а оцениваю огромную площадь малыми силами. Тем более, что мы же ещё и промывали боковые долины, а там ни одного значка золота не нашли Там, где золото было, мы в большинстве случаев его видели.
К моему глубокому сожалению, мне не дали времени на обработку полевых материалов, велели сдать всё в сыром виде в фонды и направили в полиметаллическую партию до конца сезона. Это было несправедливо и непрактично, на эмоциях, в духе советских больших начальников. В суете текущих дел и забот нет времени поразмышлять над полученными материалами. Потом-то я подумал и понял, что причина моей ошибки кроется в безоглядной вере в золотоносность кварцевых жил. На самом доле здесь «виновен» куэстовый рельеф, то есть совпадение генеральной структуры района с направлением падения общего склона горной цепи. В этом случае верхняя часть горной цепи, сложенная песчано-сланцевой толщей, будет размываться рекой Машад, тогда как подстилающая её вулканогенная толща остается пока невскрытой.
Последняя, по общепринятой теории, состоит из серии пластообразных покровов базальтового и ультраосновного состава. Обычно после сформирования туфолавовых покровов в них начинают проявляться процессы зеленосланцевого автометасоматоза: образования парогазовых струи сернисто-углекислого состава и насыщенных соединениями тяжёлых металлов, в т.ч. золота. Эти эманации, поднимаясь в верхнюю часть покровов, приводят к низкотемпературному метаморфизму - изменению базальтов до состояния зелёных сланцев простого состава, насыщенных золотоносными сульфидами, то есть превращению их в руды лиственитовой формации.
Когда речной поток, размыв сланцевую толщу садится на базальтовую плиту, то начинают размываться листвениты и в аллювий поступает тонкое золото, часто в сростках с сульфидами. Если уж и нужно приступать к поискам коренного золота, то следует провести большой объём опробования, в первую очередь, среди зелёных сланцев, насыщенных сульфидами. В моём случае это было исключено, так как подобраться к береговым обнажениям в условиях сплошной застройки было нереально.
Все мои заключения остались в моей голове, поскольку мне не дали завершить дело, как это принято, отчётом. В загранкомандировках приказы начальства не обсуждаются, а выполняются, и я поехал в полиметаллическую партию к его руководителю Ракиту Мунировичу Хасанову. С ним я был хорошо знаком, так как мы были соседями: я работал на Хаджи-Геке, а он на Фаринджале, по соседству с нами, только восточнее. Барит, как обычный спутник полиметаллов, заинтересовал Хасанова и он приехал осмотреть месторождение барита Фаринджал.
В барите остро нуждались наши буровики-нефтяники как в утяжелителе бурового раствора. Разведку проводила баритовая партия, старшим геологом в которой работал Боря Титов. Мы с ним дружили семьями. Боря при мне заканчивал отчёт по разведке месторождения с подсчётом запасов барита и я к нему частенько заходил поговорить, так что я был в курсе их дел.
Срочность заказа на барит диктовала и условия разведки. Некогда было затаскивать буровые установки и обустраиваться. Склон горы был почти обнажён, и все детали можно было установить в шурфах и канавах. В Борином отчёте месторождение было описано как овальный шток (скопление баритовых жил) среди известково-глинистых сланцев и известняков. Предполагалось большое продолжение штока на глубину к неизвестному источнику возможно магматического происхождения.
О Хасанове следует сказать особо, это был очень энергичный, коренастый, спортивного вида волевой человек с острым неза-висимым умом. Сразу было видно, что он прирождённый лидер и не привык полностью опираться на чужое мнение. По приезде на Фаринджал, он первым делом взобрался на противоположный склон горы и, осмотрев оттуда месторождение, сказал: «Это не штокверк, а пласт». Все выработки в точности были привязаны к одной горизонтали, что бывает когда полого залегающий пласт уходит вглубь горы. Чтобы доказать это, он затащил сюда буровую установку и пробурил несколько скважин, прошедших насквозь баритовое тело и вскрывших обычные сланцы и известняки. Никакого штока здесь не было и в помине. Действительно, сульфасоли хорошо растворяются (вспомним гипсовые пещеры Прикамья) и быстро перераспределяются по трещинам.
Пока я лазил по Машаду, Хасанов забрался в Южный Афганистан — вотчину западных исследователей: немцев, французов, американцев и итальянцев, чтобы оценить - этот регион с точки зрения перспектив полиметаллического оруденения. Благоприятными признаками является широкое развитие карбонатных осадков, прорванных интрузиями широкого спектра от ультракислых до ультраосновных. Я немного был знаком с тамошней геологией, поскольку перевёл геологический отчёт одного немца по поискам Логарских хромитов.
Поиски полиметаллов Хасанов сосредоточил в Мукурском. районе между Кандагаром и Джелалабадом, поскольку там были известны древние выработки. Это очень жаркий и пустынный край - мелкосопочник в южном предгорье Баба. Вода здесь в дефиците и очень тяжело добывается. Население берет воду из кяризов - штолен, начинающихся в устье сухого сая и с небольшим подъемом, уходящих вглубь горы. Под наносами, вблизи коренных пород всегда влажно и нет испарения, поэтому вода постепенно заполняет уклон и выводится в хаус. В этот небольшой бассейн с прозрачной водой запускается небольшая рыба - маринка, форель, усач для очистки воды со строжайшим запретом на ловлю.
Несмотря на засушливый климат, в известняках часто встречаются пещеры карстового происхождения; по-видимому, раньше климат был гумидным, а не аридным как сейчас. Хасанов пере-лопатил всю литературу и, частью из неё, частью из расспросов, понял, что нужно искать древние выработки и провести в них опробование стенок, поскольку, что то на них остаётся. Вся полиметаллическая группа приступила к детальному осмотру всех отверстий в земле, и небезуспешно. Все-таки нашли несколько подземных пустот со следами инструментов. В одной из них после расчистки очень узкого лаза исследователи попали в коридор, который привёл их в большой зал, на стенках которого остались следы руды: карбонатизированные и серпентинизированные зелёные сланцы по основным породам, жилы железистых карбонатов и измененные известняки. Все эти породы были довольно непрочными и вполне могли отрабатываться вручную. Эти остатки руды были опробованы и проанализированы. Однако, содержание свинца и цинка не достигало промышленных значений, и уже было принято решение бросить дальнейшие исследования. Удача пришла неожиданно. Геолог Гена Плотников, отбирая образцы, вдруг обнаружил гнездышко золота, и стала понятна истинная цель отработки. Остатки опробованного материала подвергли пробирному анализу и установили промышленную ценность руды. Сразу стало понятно предназначение и других находок вокруг выработок. Возле заболоченной низинки, около хауса лежал огромный округлый камень, выдолбленный внутри, и напоминающий ступу. А рядом валялась каменная крышка с проушинами, в которые, очевидно, вставлялись жерди и вращали его - это пестик. Несомненно, руду перетирали в пух, прежде, чем промывать с ртутью для полного извлечения металла. Полный цикл обработки руды с глубокой древности и состоял во флотации, амальгамации и последующей переплавки в слитки и монетки.
Одну из монеток нашли на полу выработки. Французские археологи определили её как принадлежащую к культуре до чингисхановской эпохи.
Хасанов в наших беседах напомнил мне историю Азии, в частности о походе Чингиз-хана в Индию. После Бухарского царства наступила очередь Индии. Огромное войско завоевателя через Бамианский проход двинулось на юг. По пути было поголовно вырезано святое поселение Кала - Саркари (тысяча пещер)и испорчена статуя Будды. Затем армада спустилась в южное предгорье хребта Баба и огнём и мечом прошла по золоторудной провинции, убивая и угоняя в неволю тамошних мастеров горного дела. Целая область была опустошена, рудники опустели, экстрасенсы - лозоискатели, передававшие своё мастерство по наследству, были уничтожены, и горное дело навсегда заглохло. Со временем засушливая область стала местом прогона скота пастухов-кочевников с зимних пастбищ Пакистана на альпийские луга Бадахшана и Гиндукуша. Отгонное скотоводство и поныне является важной частью экономики Афганистана.
Вводя меня в курс дела, Хасанов признался, что никак не может понять секрет древних мастеров, каким-то чудом находивших слепые рудные тела, скрытые под обычными породами, На всякий случаи он советовал в маршрутах обращать внимание на тёмно-бурые полосы жил железистых карбонатов, контрастирующих со светло серыми доломитизированными известняками породного фона.
Желательно их опробовать, а также проверять все пещеры, чтобы не пропустить древнюю отработку со следами инструментальной проходки. Целыми днями я колесил на джипе по каменистому мелкосопочнику, осматривая в бинокль холмы и проверяя множество пещер, явно карстового происхождения, заваленных внизу глыбами известняков. Обычно они использовались как ночные укрытия овечьих стад, загораживая на ночь вход крупными камнями. Полы в них по колено засыпаны овечьими катышками. Поздняя осень и начало зимы в предгорьях очень неуютны, ветрены и по ночам холодны. В декабре мы снялись на зимовку в Кабул. А весной 17 марта 1967 с окончанием моего контракта, мы всей семьей вернулись в Союз и прилетели в Саратов к родителям, где и провели свой отпуск.
Конец части 5
Продолжение в следующем выпуске.
Подписывайтесь на канал, будет интересно.