Михаил Смирнов
Пришлось собираться с семьей в дорогу, чтобы в мае уже быть в Кабуле, столице королевства Афганистан. Мне предложили должность ст. геолога на разведке железорудного месторождения Хаджи Гек в западных отрогах Гиндукуша, возле знаменитой на весь мир статуи Будды высотой 53 м. Моим непосредственным начальником (техруком) оказался Измаил Куртаевич Кусов, как и я командированный из Ангарской экспедиции.
Моей семье отвели комнату в бывшем гареме под временное жильё. Гарем представлял собой длинную анфиладу комнат со стеклянными перегородками, завешанными коврами. Так что мы с другими советскими семьями, командированными для оказания помощи южному соседу, состояли в тесном единении, считай, родстве. Группа геологов была самой многочисленной из людей разных специальностей, от переводчиков до спортсменов.
Вскоре я трясся на джипе по грунтовому и очень пыльному серпантину к месту постоянной работы на перевал Хаджи-Гек. Вдоль дороги тянулась цепочка черных гор хребта Баба, сложенных железной рудой. На самом перевале лежал павший верблюд, возле которого суетились огромные грифы с окровавленными головами, поедавшие внутренности трупа. Неуклюже прыгая, они неохотно освобождали нам дорогу, не в силах взлететь от обжорства.
Что мне сразу бросилось в глаза, так это полная неподготовленность наших руководящих органов в организации снабжения и проведения работ. Я не говорю о жилье, нам не привыкать ко всему. Первое время мы жили далеко от места работы, в туристической гостинице кишлака Бамиан, что рядом с Буддой, и ежедневно приходилось ездить по крутой и опасной дороге, пересекая вброд бурный поток, к себе на перевал Хаджи-Гек. Контракт составлял какой-то бюрократ таким образом, что поставки оборудования и снаряжения распределялись равномерно на всё время контракта.
Поэтому афганскому нищему руководству приходилось много покупать на базаре в срочном порядке, иначе работа вставала. Не хватало всего - от приборов до сапог. Это вызвало нервозность и трения в отношениях обеих сторон. Начальника лаборатории Гусева наш посол в Афганистане, Антонов, публично осудил и выслал в Союз за его ссору с начальником Департамента горных дел и промышленности г-ном Мирзодом. Человек болел за своё дело и не мог спокойно наблюдать простои в работе из-за отсутствия реактивов и оборудования. Неразбериха творилась и у нас на Хад- жи-Геке, где проходилась штольня и бурились скважины.
Сначала же требовалось провести дорогу от осыпи подножья к отвесным скалам, сложенным железной рудой.
Кое-как наладили свой быт. В кишлаке Калу, вблизи месторождения нам выделили двухэтажный саманный дом под жилье и кают-компанию. Здесь заметно ощущалась нехватка кислорода, поскольку высота местности, где мы жили, составляла 3,5 тыс. м, а где работали - до 4,2 тыс. м. Частенько приходилось заползать на гору пешком - не хватало бензина, крепко доставалось топографам, проводившим инструментальную съёмку как геодезическую, так и маркшейдерскую.
Моей основной задачей являлась геологическая карта самого месторождения масштаба 1:10 000, а вскоре к ней прибавилась и геологическая карта всего рудного района масштаба 1:50 000, поскольку исполнитель последней задачи не справился с ней и был отправлен в Союз, а время сдачи объекта поджимало. Мне досталось по полной программе, причём не только по затратам физических сил, но главное - из-за сложнейшего геологического строения района, в целом, мне не хватало элементарных знаний..
В окружении нагромождения незнакомых пород я ощущал себя круглым тупицей и невеждой.
На моё счастье в нашем контракте работал опытнейший петрограф из КазВИМСа (Алма-Ата) Игорь Андреевич Ефимов. Мы с ним сдружились, и он опекал меня в моей работе. Работая в Кабуле, посещал Хаджи-Гек, просматривал образцы, давал пояснения. Главное, Игорь Андреевич показал мне возможности иммерсионного метода в полевой диагностике. Он выделил мне поляризационный микроскоп, стёкла, препараты и книгу-руководство. Я поставил на плоскую крышу дома армейскую палатку и оборудовал в ней лабораторию, проводя там остатки светлого времени после маршрутов. Уже по набору породообразующих минералов можно было хоть как-то ориентироваться в породах, структурный аспект решался путём просмотра в бинолупу, а уточненную диагностику проводил сам Игорь Андреевич в петрографическом кабинете, изготавливая шлифы из моих сколков. Постепенно геологическая обстановка прояснялась, так же, как и структурное положение рудных тел.
Разумеется, никто с нас и не требовал полноты изучения нашего объекта.
Богатейшее месторождение железных руд в виде отчета с подсчётом запасов было передано Афганской стороне, которой оставалось лишь обустроить инфраструктуру и начать эксплуатацию месторождения. По советским же меркам работы оставалось непочатый край. Во-первых, катастрофически не хватило времени на съёмку региона в целом с выходом за пределы рудной структуры, Во-вторых, не проведены геофизические работы, значит не было глубины, в-третьих, почти не изучалась возрастная характеристика руд и пород. Осталось неясным, сколько подобных месторождений в схожих геологических условиях можно найти ещё.
Несколько слов о самом месторождении. Протяжённость рудной зоны составляет 25 км при размерах сливных рудных тел от 100 до 2 500 м, на западе она обрывается гранитным массивом Кухи-Бадрас, а к востоку постепенно выклинивается. С севера подступает обширное поле кварцево-серицитовых сланцев с туфовым материалом, лишённым каких-либо органических остатков и поэтому неясного возраста. С юга по разломам с притертыми контактами рудная зона ограничена широким полем тёмно-серых известняков, сланцев и песчаников с отпечатками морской фауны, переходной от верхнего девона к нижнему карбону. Между северным и южным полями нормально осадочных отложений наблюдается крутопадающая зона очень пёстрого состава: зелёные ортосланцы по вулканитам базальтового состава метаморфизованные в низкотемпературных условиях и тонкорассланцованных; кварцево-серицитовые сланцы с туфами, песчанистые сланцы, чёрные филлиты, линзы доломитизированных известняков. Рудные тела встречаются в этой зоне по всей ширине, но всё же тяготея к зелёным ортосланцам. В последних часто встречается густая сеть крупночешуйчатого гематита. Вся зона характеризуется резкой невыдержанностью пород по простиранию. Кроме того, она буквально нашпигована малыми интрузиями широкого спектра химического состава: от ультра кислых до ультраосновных. Встречаются и карбонатиты. Нами выделены следующие разновидности состава малых интрузий: плагиопорфириты, диабазы, габбро-диабазы, серпентиниты, плагиограниты, кварцевые диориты, кератофиры, аляскитовые граниты и даже совершенно непонятные по классификации гематит-плагиоклазовые породы. Ширина всей этой непонятной зоны меняется от 0,6 до 2,5 км.
Сами руды представлены массивными телами пластообразной формы и линзами с крутым падением и согласными границами с вмещающими породами. Основная часть выявленных запасов представлена окисленными рудами с глубиной зоны окисления по предварительным прикидкам, порядка 100-150 м. Главнейшими минералами здесь являются гидрогетит, мартит (псевдоморфозы гематита по магнетиту) и гематит. Содержание железа в руде стабильно высокое (до 64 %) и в среднем составляет 62,1 %. Одна скважина на забое вскрыла неокисленную руду. Она тоже обладает плотной массивной текстурой и сложена магнетитом (68 %), пиритом (14 %) и сидеритом (12 %) с примесью зёрен кварца и барита. Среднее содержание железа в руде 61,3 %. Подножье рудных скал засыпано рудными глыбами, которые вполне пригодны для эксплуатации.
После составления отчёта Кусов отправился его защищать в Москву, и у меня появилось время для написании статьи в журнал «Геологическое строение зарубежных стран Азии и Африки». В ней я в сокращённом виде изложил содержание нашего отчёта, разумеется взяв в соавторы и Кусова, и оформив необходимые разрешительные документы. Я полагал по приезде в Москву отдать статью в печать.
Однако, поразмыслив как следует, я понял, что научная ценность моей статьи незначительна, поскольку в ней нет самого главного - развернутого и обоснованного объяснения генезиса месторождения, без чего невозможен научный прогноз. Я положил свой труд в стол и храню до сих пор. Так бы из своего опыта ничего не извлёк, если бы не электронное сообщение из Интернета. Я узнал, что оказывается учёные-геологи открыли явление «Суперплюм».
Долгое время палеонтологи ломали головы над разгадкой причины резкой смены девонского биотопа на позднепалеозойский. На рубеже верхнего девона и нижнего карбона внезапно резко обеднел видовой состав уникально богатой морской популяции рыб и кораллов. Вымирание сопровождалось изменением формы дыхания рыб, появлением двоякодышащих и, наконец, выходом из воды земноводных с появлением класса пресмыкающихся, ведущих наземный образ жизни. Этот переход растянулся на время в абсолютных цифрах от 350 до 150 млн лет тому назад. Согласно гипотезе «суперплюм», изменение биотопа было вызвано глубинными тектономагматическими процессами, а именно, внезапным прорывом огромной массы вещества нижней мантии в верхние горизонты земной коры в азиатском сегменте планеты.
В начальной стадии этого прорыва ядовитые эманации солей тяжелых металлов по глубинно-океаническим разрывам ( трогам) проникли в придонные слои вод океанов и морей, постепенно смешиваясь с морской водой и насыщая ядовитыми солями их до опасных концентраций.
Ситуация с генезисом рудной зоны Хаджи-Гек сразу прояснилась. Она явилась следствием поступления в глубокий трог на морском дне мантийного вещества на рубеже девона и карбона. Глубинный «диверсант» поэтому так резко отличался от нормальных морских осадков, принеся с собой помимо магматических пород глубинные дериваты железа, серы и углекислоты.
Сотрудником нашей группы, геологом Евлентьевым, непосредственно в рудной зоне были обнаружены в зелёных сланцах известняки с окаменелостями брахиопод. Последние определены специалистом Карапетовым: как угнетённые формы переходные от верхнего девона к нижнему карбону, иными словами, одного возраста с перекрывающей толщей нормальных морских осадков. По - видимому, это была начальная фаза суперплюма, а само это явление зафиксировано в кристаллических фазах цирконов, отобранных нами на Енисейском кряже и датируемых Л.В. Суминым в интервале радиогеохронологии от 350 до 150, млн лет тому назад. Конечная стадия суперплюма представлена грандиозным вулканизмом на Сибирской платформе на площади нескольких миллионов кв. километров с формированием толщи вулканических туфов и траппов мощностью до 3 тысяч метров. Так далеко расположенные друг от друга провинции отражают проявление тектономагматической активизации.
После завершения работ в железном контракте наш коллектив разделился, кто-то уехал домой, кто-то ушёл в другие контракты. Нам предложили перейти в золотой контракт ещё на два года, заняв вакантную должность старшего геолога. Мы согласились, Техруком золоторудной партии был Миша Гугуев из минусинской экспедиции Красноярского геологоуправления, как и я воспитанный в духе почитания гидротермальной теории золотого оруденения.
Летом 1965 г. мы выехали в поле в приграничные с Советским Союзом районы Афганистана в бассейне реки Кокчи (левый приток Пянджа), в высокогорной области Памира. До базы партии г. Файзабада из Кабула мы доехали на джипе и стали готовиться к работам. Предстояло исследовать малонаселённые горные районы, поэтому потребовалось везти много груза. Всё это вьючно и верхами. Через неделю сборов наш караван отправился в путь.
Памир, несмотря на высокогорье, очень древняя страна с плоскогорьями и реликтами кор выветривания. Сплошная обнажённость отмечается на склонах, а водоразделы сплошь задернованы. Караванные тропы на перевалах выбиты конями и верблюдами так глубоко, что целиком скрывают седока, едешь как по туннелю. Когда мы к вечеру добрались до места прошлогоднего ночлега, то оказалось, что на террасе долины, где стояли дома большого кишлака, весной прошёл сель в ночное время и похоронил людей, полностью засыпав долину смесью глины, щебня и валунов.
Направление наших работ было полностью поисковое, геология изучалась попутно, а главное внимание уделялось обнаружению и опробованию кварцевых жил на золото. Работалось легко, едешь себе на лошади и смотришь по сторонам. Если встретится интересный объект, можно спешиться и постучать молотком, а то и взорвать жилу, благо взрывчатка была с собой, и набрать мелочь в мешок не составляло труда. Ещё мы практиковали отбор дресвы из-под жил и промывку её в лотке. Осенью, после возвращения в Кабул, наши пробы проанализировали, но ничего стоящего внимания обнаружено не было.
Я, правда, раскопал в подножье осыпи одной из долин переотложенные коры выветривания зелёного цвета (по базальтам?), представляющие собой глинистую массу с мелкими значками золота. Но, поскольку мы были нацелены на поиски золото-кварцевых жил, эта находка начальство не заинтересовала.
Прошедший сезон дался легко. Не было изнурительных пересечений горных хребтов, практикуемых на съёмке, не нужно копаться в породах и минералах для их определения и всё время пользоваться лупой. Однако, горы есть горы, и мне пришлось поволноваться. В одном из маршрутов нашей группе, состоящей из меня и двух афганцев, коллектора и рабочего, встретилось скальное обнажение диабазов. Я решил отобрать образец и ударил молотком по самому краю уступа скалы. Молоток отскочил от крепчайшего камня как от стальной наковальни. В этот момент откуда-то сверху шлёпнулась огромная змея метра полтора длиной и в руку толщиной. На замахе я успел скорректировать следующий удар, и он пришелся по голове змеи. С перебитым хребтом она скатилась вниз, и я разглядел, что это был щитомордник - опаснейшее существо. Оглянувшись, я не увидел своих спутников, по сути, моих охранников. Рабочий выглядывал откуда-то сбоку, а коллектор удрал далеко вниз. Рабочий облегченно рассмеялся и объяснил мне, что товарищ повёл себя неправильно, побежав вниз по склону, поскольку шутур-мор (верблюжья смерть) легко может догнать беглеца, а нужно бежать поперек склона. Я поблагодарил его за науку, и мы отправились дальше. Вечером в афганской палатке был настоящий праздник, до поздна звучала музыка и песни, отмечали спасение.
Конец части 4
Продолжение в следующем выпуске.
Подписывайтесь на канал, будет интересно.