Когда он возвращался с синяками из уличных боев, размазав слезы,
он думал, что отыщет меч-из-камня, и мигом станет выглядеть серьёзно,
внушительно, по-взрослому и страшно.
Как быть, когда ты слишком мал для драки?
Но он тогда обидчикам покажет, кто царь горы и где зимуют раки.
По ночи плыло звёздное каноэ,
а он мечтал — найдёт свою удачу,
какие слезы — рыцари не ноют, а короли тем более не плачут.
Они мудры, отважны и суровы.
В окно хвостом стучался змей бумажный.
Артур давал обет, святое слово, что тоже станет мудрым и отважным.
Дал слово — так держи его, старайся, хоть ты Артур, хоть сам великий Мерлин.
Года промчались просто в темпе вальса —
он научился жить, по крайней мере.
Рассчитывать финансы, силы, ссоры,
вставать чуть свет (работа есть работа),
для слабых, беззащитных быть опорой.
И снова снились стены Камелота.
И снова снились башни Авалона, обломки звёзд и яблочные шпили.
Проблемы налетали как циклоны, и так же, как циклоны, уходили.
Страницы мягко шелестели рощей,
найти бы знак: "к мечте — свернуть налево".
Но короли и рыцари не ропщут, и женятся всегда на королевах.
Поэтому, когда про всё на свете
он забывал, судьбы своей вершитель,
то помнил лишь глаза прекрасной леди, глубокие, озёрные, большие.
Он вышел из театра ближе к ночи,
играли с ночью фонари в гляделки.
И кругом голова, и сердце в клочья.
Влюбился человек, такое дело.
Она (его любовь) была актрисой в провинциальном мелком балагане.
Он часто приходил к ней за кулисы, и даже как-то раз помог деньгами.
Актриса была рыжая как осень,
кудрявая как лёгкий одуванчик.
Но короли же ни о чём не просят, а уж любви тем более не клянчат, да будь любовь желаннее Грааля, ценнее трона, славы и короны.
Когда спектакль в среду отыграли, и зрителям отвесили поклоны,
она к нему спешила по ступенькам (он ждал её всегда после спектакля).
Огни реклам, афиш цветное пенье, цветных гирлянд висячие тентакли.
Казалось, эта радость бесконечна.
Но улицы — не красные дорожки.
Пока дома делили чёт и нечет, а тёплые дома делили кошки, сгущались тучи, предвещая битву.
Вверху змеились яркие полоски.
Не злой Мордред,
не саксы против бриттов — обычная шпана да отморозки
— почти как в детстве, да, почти как в детстве, но в детстве все ответы сразу в книжках.
А взрослому сложней куда-то деться,
и мама с папой точно не услышат,
не прибегут и скажут — всё в порядке, смотри, пушистый зайчик гладит лапкой.
Да, короли не робкого десятка,
Десяток против одного — не сладко.
А дальше — на щеке расплылся клевер,
"куда ты прёшь, сопляк? " и "с кем связался?"
Но за спиной стояла королева с огромными озёрными глазами, чудесная, безмерно дорогая (копила старых некрасивых кукол).
Тем паче, короли не убегают, а рыцари не драпают за угол.
На шум уже откликнулись соседи,
залаял пёс, сработала сигналка.
Потом сказали — вроде бы медведя заметили,
не рассмотрели, жалко,
но по прикидкам мишка очень крупный,
матёрый мишка с темно-бурой шерстью.
И хорошо, что обошлось без трупов, достаточно району происшествий —
вон дед давно с собой таскает палку, а бабка у него — баллончик с газом.
А мишка — да удрал из зоопарка, совсем не агрессивный, видно сразу.
Никто не знал, ну может, знали дети, которые умеют верить в сказки — Артуры превращаются в Медведей, когда любимым вновь грозит опасность.
Когда она и он переселились в одну квартиру (чтоб не делать крюка), на небе распустились сотни лилий, и аромат стоял на всю округу.
И круглый стол, и бархат абажура,
и королева счастлива (ах, ведьма),
она нежна и счастлива с Артуром,
а если жутко — то зовёт Медведя.