Как-то занесло меня в Брянск, по делам. Оперного театра в городе не было, а по стране успехом пользовался спектакль по роману Юрия Бондарева "Берег". Вечером его давали в местном драмтеатре, приобрел билет и я. Уже не помню, купил в кассе или стрельнул на входе, но зал был полон. Спектакль считался идейным, как и "Сталевары" Геннадия Бокарева, и не исключено, что зрители ходили на него по разнарядке.
Место у меня было на балконе, по центру первого ряда, очень удобно и все видно, особенно через полевой бинокль. Краткое содержание: писатель, бывший фронтовик Никитин приезжает по приглашению фрау Герберт в Германию и узнает во фрау девушку Эмму, с которой познакомился и с которую даже успел влюбиться в годы войны.
Финальная сцена спектакля - прощание, понятно по законам жанра навсегда, в доме фрау Эммы. На сцене, справа от меня, стояла какая-то рыжая фисгармония, так я этот гаджет для себя определил, хотя рыжая фисгармония из другого жанра и другого литературного произведения.
На этой самой фисгармонии стояли для интима горящие свечи, и когда герой простился с хозяйкой, на сцену поставили 2 стула, долженствующие изображать самолетные кресла, и в них Никитин со своим другом-писателем-переводчиком Самсоновым (нехорошим человеком) летит домой.
Кто читал роман, тот вспомнит, что в романе все было несколько иначе, но пьеса - особый жанр со своими законами. Но и в романе, и в пьесе Никитин умирает в самолете от нахлынувших воспоминаний. И вот, Никитин с Самсоновым сидят в самолете, на сцене больше никого нет, свет уже притушен, и от оплывшей свечи начинает потихоньку гореть фисгармония. Никитин с Самсоновым обмениваются последними фразами, Никитину уже нехорошо - ноет сердце, а через динамики несется гул типа звука самолетных турбин.
Зрители увлечены происходящим, кто-то уже в кармане номерок нащупывает, а я лихорадочно соображаю, что делать. Завопить на весь зал "Пожар, горим" - взять на себя грех устроить панику, все задавленные окажутся на моей совести. Потихоньку толкнул в бок соседку справа - ты погляди, не горит ли там, на что она зашипела в ответ типа не мешай. Все очевидно думали, что такова задумка постановщика, один я некультурный и вижу все как оно есть, никакого креатива.
Что удивительно, я всегда, по каким-то источникам, был уверен, что во время спектакля у входа на сцену непременно стоит брандмейстер с брандспойтом наперевес, а топорники уже готовятся разматывать пожарный рукав. Оказывается, я ошибался. С любого входа/выхода горящую фисгармонию было бы хорошо видно, но все актеры и актерки уже смывали грим в уборных, за сценой тоже никого не было.
А фисгармония уже полыхает по все поверхности. И тогда я хорошо поставленным голосом недавно дембельнувшегося замкомвзвода громко, внятно и внушительно не кричу, а приказываю: Никитин, потуши пианино! Ноль реакции, сцена продолжается, я еще раз дублирую. Никитин начинает проявлять беспокойство, но головы назад, в сторону фисгармонии, не поворачивает.
Но тут по первому ряду проходит какой-то шепот, Никитин решительно встает, достает из кармана носовой платок (хорошо, что реквизитор/костюмер его экипировал по полной программе), подходит к фисгармонии и платком последовательно придавливает все очаги пожара, после чего возвращается в свое кресло и через полминуты спектакль завершается.
Не знаю, повредил ли Никитин руки, туша пожар голыми руками через носовой платок, и каковы были после спектакля разборки; назавтра я покидал город. В Москве заехал к приятелю, у которого всегда останавливался, и рассказал ему всю историю. Тот мое поведение одобрил, сказал, что хорошо, что Никитина к делу привлек, он человек по жизни верный и надежный. А Самсонов гнилой, не стал бы собой рисковать ни в какой ситуации.