Роман Джека Лондона «Мартин Иден» часто трактуют с точки зрения психологии. Однако у книги есть и серьёзная философская основа, которая обычно остаётся в тени. Попробуем разобраться, какой философии придерживаются герои романа, как она повлияла на их поступки и к каким жизненным итогам привела.
Дорога к успеху
«Мартин Иден», как и многие другие произведения американского писателя Джека Лондона, ожидала счастливая издательская судьба в СССР. Для советских публикаторов с понятными идеологическими запросами творчество Лондона – настоящий подарок: не так уж часто обличение буржуазии и симпатии к социализму облекаются в столь увлекательную, живую форму. Причём в случае Лондона традиционные формулировки из предисловий вроде «разоблачение духовной нищеты и исторической обречённости буржуазного строя» почти не были натяжкой и принятием желаемого за действительное – писатель и сам размышлял на эти темы. Вот и «Мартин Иден» полон обвинительных приговоров господствующему в США классу.
Роман начал печататься в журнале в 1908 году, отдельной книгой вышел в 1909-м. Фабула его такова. Молодой моряк Мартин Иден, необразованный и грубый представитель низов общества, волею случая знакомится с буржуазной семьёй Морзов, и не только влюбляется в их дочь Руфь, но и пленяется высокой, как ему кажется, культурой быта. «Возвышенность чувств, которой достигли высшие классы» – таково первое впечатление Мартина от окружившей его красоты и хороших манер этих людей. Руфь, будущий бакалавр искусств, начинает обучать Мартина, пытаясь дать системное образование и восполнить его многочисленные пробелы в знании всего, что стоит чуть выше повседневной практики рабочего человека. И её подопечный жадно набрасывается на литературу, науку и философию, постепенно порывая с породившим его классом, остающимся во «тьме».
Затем Идену приходит идея стать писателем. Поначалу его попытки пристраивать свои произведения в журналы оканчиваются ничем, и практически никто из окружения Мартина не верит в его успех – ни родственники, ни друзья, ни Морзы, ни даже сама Руфь. «Ты должен поступить на службу», – говорят все они вечно нуждающемуся в деньгах Мартину, и тот чувствует, как холодно окружающее общество к тому, кто вместо карьеры и долгого, планомерного пути к успеху предпочитает богемную жизнь и свободное творчество. Причём даже тот из критиков, кто пока беден, уверен в своём будущем успехе и прорыве на другую ступень пирамиды, а потому разделяет все буржуазные предрассудки, требуя того же и от Мартина. Поистине, господствующей идеологией стала идеология господствующего класса.
Тогда-то Идена и посещают первые сомнения в «возвышенности» имущих слоёв, в том числе Руфи, которая ради будущей женитьбы тоже требует отказаться от творчества ради перспективной работы в конторе. Однако ещё большее разочарование одолевает героя, когда к нему наконец приходят признание, успех и богатство. Отношение общества в корне меняется: родственники внимательны и любезны, первые лица общества ищут его встречи, родители Руфи дают согласие на брак, хотя чуть ранее помолвка уже была расторгнута из-за упрямства Мартина. Но новоявленную звезду американской литературы всё это не радует. Снова и снова он задаётся вопросом: «Ценность моей личности не увеличилась с тех пор, как я жил безвестным и одиноким. Так почему же теперь я вдруг стал всюду желанным гостем? Несомненно, что людям нужен не я сам по себе». И он понимает, что именно в нём теперь ценится: «…то, что я получил всеобщее признание… Кроме того, меня уважают за деньги, которые у меня теперь есть». Это открытие полностью обесценивает успех Идена в собственных глазах: он бросил писать, деньги раздаривает родственникам и знакомым, отправляется на Таити, и по пути бросается в океан.
Протестантская этика и американская мечта
Трагедия Мартина Идена стала основой для критики «духовной нищеты» буржуазии, однако, на мой взгляд, дело тут не столько в банальной нищете как «нехватке духовного», сколько в том, что свойственная буржуазному мировоззрению система присвоения ценности тем или иным явлениям коренится в мировоззрении радикального протестантизма. И здесь, конечно, вспоминается вышедшая за три года до «Мартина Идена» классическая работа Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Одна из важнейших идей, которую из неё можно вынести, состоит в том, что кальвинистская максима о предопределении создала особое понимание жизненного успеха. Все в капиталистическом обществе должны не только верить Бога, но и усердно трудиться и приумножать материальные блага. При этом одним сопутствует удача и они добиваются успеха, а другие – нет. В чём причина?
Возможно, в том, что как Бог заранее определил человека к спасению души или к погибели, так он определил его к достатку или бедности. Успех и богатство постепенно стали рассматриваться как важнейший признак богоизбранности, ведь при жизни человека невозможно определить, будет его душа спасена или нет. Это не значит, что человеку ничего не нужно делать: он должен «помогать» Провидению как в деле спасения души – молитвой, так и в обретении богатства – трудом. Отсюда следует, что если тебе на выбранном поприще способствует успех, то стезю ты выбрал правильно – в соответствии с замыслом Творца, и приложил достаточно усилий. А успех, освящённый свыше, не может не цениться окружающими людьми.
С этой точки зрения перемена в отношении общества к Мартину Идену становится вполне понятной и оправданной. Изначально его писательство считалось ошибкой, отклонением от некоего предустановленного человеку его класса пути, блажью, но если пришли слава и богатство, то общество с готовностью признаёт неправоту: значит, Мартин действительно идёт нужной тропой. Поэтому заглавный герой романа не совсем точен, когда говорит, что людям нужен не он сам, а его деньги: нужен он сам, а деньги – лишь показатель, который сообщает, что за их обладателем стоит что-то большее его личной воли. Чья-то ещё, более могущественная воля, наделяющая не только успехом, но и ценностью то, что стало его причиной. И мало кто из тех, кто живёт в этой этической матрице, готов взять на себя ответственность за оригинальное эстетическое суждение и наделить ценностью то, что не признаётся ценным Провидением и обществом. Собственно эстетических критериев у буржуазии либо нет, либо они не признаются чем-то столь же важным. Даже Руфь, выведенная в романе бакалавром искусств, не обладает оригинальностью оценок и считает ценным только общепризнанное таковым.
Такая духовная ситуация стала возможной благодаря распространению протестантизма кальвинистского извода сначала в Англии, а затем и в Америке (например, конгрегационалисты разных деноминаций). Правда, к началу ХХ века секуляризация культуры зашла уже достаточно далеко, и широкие круги буржуазии не были столь религиозны, как отцы-основатели. Поэтому из логической связки «освящено успехом и деньгами – освящено Провидением – значит, ценно» незаметно ушёл, затушевался провиденциалистский элемент. И оказалось, что ценность стала определяться только своей внешней стороной – славой и богатством. Так секуляризация культуры, основанной на кальвинизме, привела к возникновению «американской мечты», в рамках которой человек стремился уже не к спасению души, а только к достижению прижизненных благ, ставших не признаком избранности, а целью сами по себе. А главенствующей волей стала воля человека, а не Бога. И возможно, эта идеологема оказалась столь устойчивой потому, что её альтернативы были далеко не так привлекательны для самосознания деятельных, активных и предприимчивых американцев.
Философия, заведшая в тупик
И тем не менее альтернативы в книге есть. Прежде всего, сам Иден придерживается крайнего индивидуализма, воскрешающего культ героев и великих личностей, возвышающихся над массой. Всё началось с увлечения главным философом в жизни Мартина – Гербертом Спенсером. Спенсер известен как автор одной из теорий всеобщей эволюции, целью которой выступает адаптация системы (биологической, социальной и всякой другой) к окружающей среде. У сильных и наиболее приспособленных больше шансов на выживание и успех, и как система личной этики учение Спенсера неизбежно вело к антигуманистическим следствиям – слабые не имеют значения и должны дать дорогу сильным. Но, с другой стороны, она вела и к беспредельной вере в себя и в свои силы, к вере в свободную личность, чей успех в жизни зависит от неё самой, а не от богоизбранности и предопределения, ведь Бог и его воля для Спенсера были чем-то принципиально непознаваемым. После изучения этой философии Иден логично увлёкся идеями Ницше, и Лондон даже использует в его адрес выражение «белокурая бестия».
Такое мировоззрение можно назвать правой альтернативой, имевшей в секулярном обществе шансы на успех. Но ей противостояла левая альтернатива – набирающий популярность социализм, который Иден всячески отвергал. Социализм для него – власть слабых, сильных только коллективом или толпой, распределение вместо созидания, общее вместо индивидуального, остановка всякой эволюции, растворение творческих сил в одномерном болоте. Тех самых сил, небывалую мощь которых Мартин ощущал в себе до наступления разочарования. В целом, буржуазное общество Америки того времени отвергло левую альтернативу, но и вправо не пошло, застыв в своём пост-протестантском равновесии на достаточно долгое время. Возможно, именно поэтому Мартин почувствовал, что в этом обществе у него нет будущего.
Но в немалой степени в его самоубийстве повинно и столкновение его мировоззрения с действительностью. Во-первых, он хоть и отошёл от прежней жизни и круга общения, но не смог воспитать в себе равнодушие по отношению к обездоленным людям. Ему жаль бедняков, он хочет подарить им счастливую жизнь и исполнение мечтаний. Почти все его деньги уходят на такую вот благотворительность, и как же это не похоже на «выживает наиболее приспособленный»! А во-вторых, учение Спенсера исполнилось в отношении его творческих сил достаточно точным и роковым образом. Ведь высшая цель эволюции объекта – приспособление к среде, и Мартин этой цели достиг, в чём, кстати, есть доля злой иронии – приспособление привело его к положению отвергаемых им буржуа. Но что происходит дальше? А дальше, по Спенсеру, начинается период «рассеивания», затем распад и новая эволюция. На этапе рассеивания и распада, когда сил на новый виток эволюции в нём пока нет, да и цель её совершенно не ясна, Иден и принимает решение о самоубийстве. Получается, его любимая философия своим точным исполнением заводит его в мировоззренческий и ценностный тупик, а победа в бешеной гонке «естественного отбора» не приводит к счастью. Впрочем, про счастье Спенсер и не говорил, только про адаптацию к среде.
Дорогу к выходу Мартину указал высокочтимый им Суинберн: «Все вольются реки когда-нибудь в морскую гладь». Как далеко это «вливание» от страстной жажды обрести индивидуальный голос, но Мартин следует совету в буквальном смысле, выпрыгнув из иллюминатора корабля за тысячу миль от ближайшего берега.
