Смеркалось тревожно и настойчиво. Войдя в подъезд, взгляд остановился на букетике цветов, который с какой-то особой гордостью лежал под дверью соседки. «Она такая же… корова», — подумала Эвик, ланью прогарцевав к своей двери, рядом с которой обнаружила уверенно лежащий мусорный пакет, который она ещё утром перед уходом на работу выдворила из дома, наказав мужу вынести. Ему по пути, а она опаздывает, и ей в другую от мусорки сторону. Но пакет, склонившись на бок, так и лежал, источая смердящий аромат на всю площадку. Как чертовски несправедлива бывает наша жизнь!
Эвелина потопталась у двери, раздумывая, отнести ли ей мусорный куль прямо сейчас или сначала зайти домой, поругаться с мужем. Два набитых провизией пакета оттягивали руки, что и определило решение — поругаться.
Эвелина вставила ключ, но дверь оказалась не заперта. «Правильно. Заходи, кто хошь, бери, что хошь». Хотя, что там у них брать? Толкнула дверь.
Чудесная планировка им досталась. Заходишь, и всё, что делается на кухне, как на ладони. Картина маслом. Два мужика, один из которых её муж, допивают бутылку водки. Классика! Ефим приподнимает отвислый зад от табуретки и суёт руку… Руку? Ручищу… в горлышко трёхлитровой банки, где в серовато укропной жидкости пытается выловить одинокий огурец. Огурец не поддаётся, выскальзывает, прячась в огромных листьях хрена и палках зонтичноголового укропа.
— Вот, зараза, — нервничает Ефим, не замечая появления в дверях супруги.
— Это кто? — тычет пальцем в сторону Фиминого визави Эвелина.
Огурец, который уже почти попался, снова выскальзывает и ныряет в кусты пряных трав.
— Вот, зараза, — повторяет фразу Фима, и уже непонятно к кому она относится.
— Кто это, спрашиваю? — подогретая соседкиным букетиком и собственным мусорным пакетом под дверью, начинает закипать Эвелина.
— Чё орёшь? — Фима пытается вытащить пустую руку из бутыли, но назад рука не лезет. — Не видишь, брат ко мне приехал.
— Какой ещё брат? У тебя из родственников только тётка в Бобруйске. И та — старая дева.
— Дык, не кровный, а названный. Мы в Афгане вместе служили.
— Да неужели? Откуда же он взялся через столько лет?
— Дык, пути господни неисповедимы. Вот, в охрану к нам устроился. Разговорились, оказалось, он в те же годы, что и я, служил.
— Что-то на вид он больно молодой для Афгана? — подозрительно покосилась на покачивающегося на стуле сослуживца.
— Эт, я прошто хорошо сохранился, — прошепелявил набитым картошкой ртом новый старый знакомый.
— Заспиртовался, что ли? — не веря мужику, которому, несмотря на опухшее от пьянок лицо, на вид чуть больше тридцати.
— Не шути так, — предупредил муж, который всё время пугал Эвелину «Афганским синдромом». Сам Ефим в Афганистан попал уже перед самым выводом войск и потому войны как таковой не видел, но про синдром знал и иногда разыгрывал его перед женой, чтоб особо не выступала. — Лучше познакомься. Это Игорёк.
— Ай, — отмахнулась Эвик, понимая, что выговорить за не вынесенный мусор и всё остальное, чем была напичкана её неромантическая жизнь последних двадцать лет, не получится. Водрузила пакеты на пустую табуретку и пошла обратно.
— Ты куда? — для приличия спросил вслед муж и принялся снова ловить прыткий огурец.
Наигравшись в догонялки, огурец сдался и затих, зажатый в плен жилистыми пальцами. Фима удовлетворённо хрякнул и потянул руку вверх, но огромный кулак с огурцом назад из горлышка пролезать не хотел.
— Чёрт, — досадливо ругнулся незадачливый ловец огурцов, — и как она их оттуда достаёт?
— Хто? — тряхнул тяжёлой головой Игорёк.
— Жена.
— Каво?
— Огурцы.
— Зачем?
— Тьфу, — сплюнул Фима и выпустил огурец.
— А раньше как? — снова тряхнул сонной головой собутыльник.
— Не помню. — Фима на секунду замер, вспоминая, что было полчаса назад. — Фиг знает, — не вспомнив, пожал плечами и снова потянул руку из бутыли, но рука и пустая не лезла. — Опа! — озадачился Фима и даже немного расстроился. — Не лезет.
— Да брось ты его.
— Дык бросил уже. Всё равно не лезет.
— Чёйта?
— Хрен знает.
Игорёк прильнул носом к банке.
— Распухла, чёли?
— Похоже на то.
— И чё терь делать?
— Надо подумать, — Фима сел и задумался.
— Может её мылом натереть?
— Как? Она же внутри.
— Точно, блин.
Задумались. Ничего толкового в пьяные головы не приходило. Редкие мысли вязли, как в болоте. Тело мякло, шея устало клонилась в тарелку. Первым сдался Игорёк, расплющив по тарелке носом картофельную четвертушку.
— Полмолёф кабульду, — загадочно прозвучала сквозь масленые губы иностранная фраза.
«На афганском», — уважительно подумал на прощание Фима и плюхнулся лицом на стол вслед за ним.
Вы прочли отрывок из книги "Крысиная ненависть". Полностью детектив читайте на Ридеро, Литрес, Амазон и Букмейт.
