Самосожжение журналистки стало ещё одним примером того, как люди кладут свою жизнь на алтарь революции. Убить другого или себя ради смены власти – это значит фетишизировать и саму власть, и процесс её смены; это значит возвести к госуправлению основания не только бытия страны, но и собственного бытия. Какая метафизика лежит за этим, какая психология? Или это религия людей, потерявших настоящего Бога? Почему человеком вдруг овладевает идея борьбы с существующим порядком, олицетворяемым системой управления, которая есть на самом деле лишь инструмент? Ведь очевидно, что власть с течением времени меняется сама собой, да и вообще ничего не остаётся в мире таким, как было. Как минимум потому, что «власть» в материальном смысле тоже состоит из людей, а люди не вечны. Меняются люди на троне, меняются нравы и законы, меняется весь уклад жизни, и очень часто проблема народа состоит не в отсутствии политических реформ, а в их перманентности, к которой сложно приспособиться.
И однако же постоянно находятся люди, готовые убивать других и себя, разрушать страну и уклад, чтобы побыстрее сменить одного правителя на другого. Как будто после перехода власти из одних рук в другие сама собой наступит эра всеобщего благоденствия. История постоянно учит тому, что не наступит. Например, вслед за Великой французской революцией, окрасившей небосклон истории в кровавые тона, пришёл Наполеон, а затем снова Бурбоны. Ради этого вели и сами шли на эшафот? За убитым реформатором Александром II пришёл консерватор Александр III. Ради этого кидали бомбы и шли в Сибирь? И главное: вековая надежда и упование русской интеллигенции – революция – со временем привела к власти Сталина. Который, кстати, умер сам и страна либерализовалась без всяких революций. Казалось бы, сделайте выводы, господа интеллигенты, и поберегите свои жизни для созидательного труда. Но нет: когда в одной соседней стране повергли страну в хаос и войну, пожертвовав жизнями многих и многих сограждан только ради того, чтобы правитель сменился на год раньше, существенная часть интеллигенции восхищённо зааплодировала с присвистом: «Да, это не иначе как революция достоинства!».
Что же это за достоинство такое, заставляющее поддерживать погружение страны в хаос ради фетиша борьбы с властью? Что это за достоинство, требующее оставить своего ребёнка одного в этом мире только ради изменения порядка, который и сам постоянно меняется? Я думаю, что подлинное основание этого явления – желание стать субъектом. Своей жизни, жизни страны, наконец, истории (притом что запись «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию» – это финальный отказ от права быть самому творцом своей судьбы и вручение государству права быть Творцом человеческих судеб). Никакой заботы о личном благе и благе народа тут на самом деле нет, потому что жажда субъектности коренится глубоко в основании личности, там же, где коренится традиционное богоборчество интеллигенции.
И трагедия революционного интеллигента в том и состоит, что собственную субъектность он обретает в разрушении, а не в сохранении существующего и созидании нового. Этим интеллигент, конечно, делает себя врагом народа и государства, и нечего удивляться, что государство в ответ тоже начинает считать его врагом. А стоит ли удивляться тому, что многие готовы перевернуть знаменитые слова Гершензона, сказанные им в «Вехах»? Тот, как известно, призвал благословлять государство за то, что оно защищает их, интеллигентов с «искалеченными душами», от «ярости народной». А народу-созидателю, пережившему за век два обрушения страны, впору поблагодарить государство за защиту от неизбывной и слепой ярости революционной интеллигенции.