Явление 43. Он что, сказал "до встречи"?
Явление 44. Это не моя мандрагора.
- Татьяна Михайловна, вам чаю, может? - участливо предложил командир смены, - Мёд есть, сухофрукты, вчера сушек свежих привезли.
- Может, - вздохнула Татьяна, - Но лучше б коньячку.
- Хотите? У меня есть, - похвастался командир.
- Ничего не нужно, спасибо, товарищ капитан.
- Можно просто дядя Никита, Татьяна Михайловна.
- Как скажете. Вы нас наедине оставите?
- Право, милая, вам не стоит наедине оставаться с такими вот субчиками.
- Вы чего боитесь? Что он от меня умных мыслей нахватается? Он и сам кандидат, не переживайте.
- Да кабы не обидел вас, Татьяна Михайловна, - подумав, он добавил, - Помилуйте, мне за один ваш пальчик голову снимут, не приведи Господи, - он перекрестился.
- А чего креститесь-то?
- Ну как, - растерялся капитан, - Положено вроде как. Встретил майора - приветствие выполнил. Помянул Самого - перекрестись.
- А, ну раз только за этим… креститесь сколько влезет, коль служивый вы человек, а нам с Евгением Павловичем хотя бы десять минуточек не мешайте, пожалуйста.
- Умоляю вас, будьте осторожны. Он сержанту при задержании кокарду откусил, три дня потом у выхода с хирургом звезду ждали-с. Кровило.
- Вот вы уж поаккуратнее, товарищ капитан, а то ведь звезды-то можно и не дождаться.
- Десять минут, Татьяна Михайловна, ровно. Мы будем у двери.
Гостя ввели в поникшем настроении духа, впрочем, увидев Таню, ему стало легче.
- Татьяна Михайловна! Ба! Вы ли это, душенька?
- Уж не сомневайтесь, мсье, она самая.
Звонко закрылась дверь.
- Признаться, не ожидал, что увижу кого-то.
- Что случилось? - оборвала она.
- Кто-то подкинул мне мандрагору.
- Много?
- Какая вам теперь разница, угоститься изволите?
- Я помочь хочу.
- Я хочу знать, кто и за что. Этого будет достаточно для начала.
- Когда я узнала, первым делом собралась Полковнику звонить…
- Да уж, не вовремя он нас покинул. Как будто они только этого и ждали.
- У тебя уже есть кто-то на примете?
- Нет, что ты. Явно, кто-то из местных, но я толком не знаю никого. Чем не угодил - непонятно. Одно ясно: пока Валерий Никифорович был жив, я был в безопасности.
- А Катерина?
- Я ее не видел, и не слышал. Вряд ли она мне помогать станет.
- Это почему же?
- Не любит она меня. Меня вообще никто в их доме не любит. Один за воротник закидывает средь бела дня, другая кашеварит сидя, потому что с такой опой силу притяжения не одолеть, третий вообще целыми днями в огороде цыгарки свои смолит, а четвёртой детей бы рожать, но она все бензином торгует, а плохой я.
- Зря ты так, они хорошие люди. Пусть не семи пядей, но хорошие. Катюха тебя в обиду не даст, поверь. Наверняка что-то делает уже с тем, чтобы бред этот разрешить.
- Это не моя мандрагора. Мне подкинули. Они ничего доказать не смогут, тут и разрешать нечего.
- Приберег бы уж, спесь свою. Чем тебе помочь? Я сама не могу многого, но отец сумеет помочь. Должен суметь.
- Он меня к тебе и на пушечный выстрел не подпустит.
- Вот ещё! - возмутилась Татьяна, - Тоже мне, неподпускатель. Маргариту Андреевну хоть бы раз на место поставил, а мне-то он тем более не указ.
- А что с моим домом?
- С твоим каким домом?
- С домом Ильи Фёдоровича. Он теперь мой.
- А я почем знаю. Стоит как прежде стоял.
- А ты можешь внутрь попасть?
- Нет, зачем?
- Смеяться не будешь?
- Буду.
- Точно не будешь?
- Точно буду.
- Ну хорошо. Там на пути в кухню радиола стоит, вся в пыли. Что-то я за неё переживаю. Возьми, пожалуйста, сухую салфетку, протри крышку радиолы, чтоб ни пылиночки ни осталось. А салфетку ту потом, не стряхивая в газету, заверни и мне сюда.
- Господи, это шаманство какое-то или обычный невроз?
- Это моя просьба к тебе, - внимательно посмотрел он ей прямо в глаза.
- Не обещаю, дом скорей всего опечатан. Одно условие: если раздобуду, сей же час расскажешь, для чего тебе это.
- Соскучился по запаху своего дома, хочу ощущать его и здесь.
- А я ведь, между прочим, серьёзно спросила.
- А я серьёзно ответил.