Умер Леонид Ильич Брежнев.
Ничего не буду писать об эпохе его правления.
Ни о политических изысках коммунистической партии в то время, ни об успехах и провалах в те годы, когда он стоял у штурвала, я писать не буду. Люди и умнее меня и, я так думаю, не умнее меня, написали всего уже столько, что всего переварить жизни одной не хватит.
Напишу о дне его смерти, как дне, вернее вечера того дня в моей жизни. И почему этот вечер мне запомнился на всю жизнь.
Я уже работал. Работал не близко от своего дома, поэтому приезжал домой в районе семи часов вечера.
Пятница.
Мама встречает меня с работы.
– Там Виталика в армию провожают. Сегодня проводы, завтра к пяти в военкомат. Поедешь?
Виталик, это наш дальний родственник, живущий в деревне, в той, где живет моя бабушка. А в деревнях в то время каждый односельчанин считался дальним родственником, а уж если действительно родство присутствует по крови, то это уже почти брат родной. Тем более росли вместе. Вместе по чужим садам лазали, вместе постукалочку по ночам односельчанам делали, вместе за одну деревенскую команду в футбол играли. А что дома-то вечером делать? Умер Леонид Ильич Брежнев. По телевизору идет Лебединое озеро. Замечательный балет. А музыка!!! Божественная! Но не столько же времени ее слушать и смотреть великий балет. Лучше поехать в деревню, встретится со старыми друзьями, поболтать, посмеяться с ними, добрым словом вспомнить усопшего генсека, которого, если честно, уже терпеть не могли. Но он умер. А о мертвом или хорошо, или ничего. А почему ничего, если при всех к нему претензиях, хорошего он немало сделал.
Я быстро умываюсь, переодеваюсь, и бегу на автобусную остановку. До деревни тридцать три километра. Ходит туда один автобус четыре раза в день. Последний туда уже ушел. Но есть еще один автобус, который ходит до соседнего районного центра и проходит мимо моей деревни. Правда пешком потом от ближайшей остановки нужно было идти километра три. Но по тем временам это было для пешехода не расстояние. Лишь бы последний автобус пошел. Иногда в те времена их отменяли. Чаще всего самые поздние. Лишь бы залезть в автобус можно было бы. По вечерам пятницы пассажиров в автобусах запихивалось раз в пять больше, нежели позволяла его вместимость.
Пошел автобус, не отменили мне на радость.
Залез в него, хоть пришлось и постараться.
Правда час с лишним придется потереться стоя боками о бока других пассажиров. Тесновато было. И у нас автобусы по тому времени расстояние в тридцать километрах преодолевали за время больше часа. Много времени уходило на высадку и посадку, да и двигались они, набитые людьми под завязку не швыдче километров сорока в час.
Доехал до нужной мне остановки.
Ну а теперь ноги в руки и три километра быстрым шагом. Ноги мои к большим переходам привычные.
Прямо перед деревней дорога уходит круто вверх, а потом, после наивысшей точки еще круче спускается вниз. И вот я уже спускаюсь Впереди родная деревня подмигивает мне окнами в домах и немногочисленными фонарями на столбах. Я уже на спуске, и уже его половину преодолел. И тут на меня накатывается страх. Сильный страх. Меня кто-то неведомый останавливает на дороге и заставляет обернуться назад. Я остолбенел. На меня сверху летит грузовик ЗИЛ-130 с выключенным двигателем, с потушенными фарами. И до меня ему не больше десяти метров. Еще минута, и душа моя полетит следом за душой генерального секретаря ЦК КПСС.
Вот он уже передо мной! И тут, водитель резко выкручивает руль право и съезжает в кювет. Мне показалось, что он даже дубленку мою бампером зацепил. А я стою. Я остолбенел. Тут же у грузовика включается двигатель, он резко сдает назад. Кювет был неглубоким. Разворачивается, и ревя мотором несется в ту сторону, откуда только что катился молча, словно Летучий Голландец.
Я быстро пришел в себя. Почти бегом добежал до дома бабушки. Поцеловал ее, приветствуя, передал гостинцы, переданные мне мамой, и так же бегом на проводы. Рассказал там о случившемся. Местные мужики велели номер назвать. Найдем, мол, его. А я, если честно, на номер и посмотреть не подумал.
Можно на этом и закончить. Но не менее запомнилось утро следующего дня. Я не первый раз был на проводах в армию. И помню всю атмосферу, что царила вокруг военкомата. Призывников всегда было много. Два, три, а то и четыре автобуса набиралось. А провожающих было раз в двадцать больше. Музыка из магнитофонов, гармошки, гитары, пляски, песни. Хохот, слезы, сопли. Поцелуи, обнимашки. Всего хватало, на всех хватало. В это раз было слышно как на реке Оке очередной Метеор волну к берегу катил. Тишина стояла, страшно это слово выговорить, мертвая. И вроде милиции не больше было, чем всегда. И не ходили, не следили пристальнее за порядком. Но народу не пелось и не плясалось. Наверное, при всех негативных настроениях при правлении Брежнева к нему и партии, народ понимал. Не простой старый маразматик умер. Умер большой человек. И не стоит его похороны превращать в празднование.
Вот таким мне запомнился день смерти одного из самых выдающихся общественных деятелей прошлого века.
