Российский оперный режиссер остается работать в Белоруссии, но ею одной, конечно, ограничиваться не намерен. Пандемия добавила драматических поворотов в его судьбу, которая резко изменилась в конце прошлого года...
– В декабре прошлого года вы покинули белорусский Большой театр. Что стало поводом и каковы причины такого шага?
– Сменилось руководство театра: пришел новый художественный руководитель, с его подачи новый министр сменил гендиректора театра, а тот в свою очередь не нашел ничего лучшего, как уволить меня. Это повод. А причина – в новой стратегии нового руководства, которое заявило, что «нам варяги не нужны», а нужны молодые белорусские национальные кадры. Таким образом, я пришелся не ко двору, не вписался в концепцию, и меня убрали из театра, не стесняясь в средствах.
– Ваше десятилетие в Минске – целая эпоха в истории главного музыкального театра республики. Какие работы вы считаете самыми важными для вас и почему?
– Прежде всего «Набукко», с которым я пришел в театр – он очень долго шел, был успешен, но потом мы его сняли с репертуара, потому что у него банально износились декорации – столько его прокатывали. Планировалось его возобновление ровно через десять лет – но, к сожалению, этому уже не суждено случиться, причиной чему – целая череда драматических событий: это и смерть художника-постановщика спектакля, и приход нового руководства, и мое увольнение.
Второе название – «Седая легенда», опера белорусского композитора Дмитрия Смольского: этот спектакль получил Государственную премию Белоруссии.
Безусловно, прорывным я считаю «Севильский цирюльник» - его не многие понимали, но спектакль, решенный в стилистике комедии дель-арте и показавший совершенно феерическую работу труппы – это был спектакль мирового уровня, но, к сожалению, он не был достаточно оценен, и кроме того, у него была одна родовая травма – он был заточен под определенный состав солистов. Когда эти люди не могли выступать по каким-то причинам – спектакль сильно терял, а поскольку такие ситуации случались нередко, то постепенно его потенциал стал сходить на нет. Его надо было постоянно репетировать, потому что он был поставлен весьма сложно – в результате он, к сожалению, исчез из репертуара.
Очень интересным для меня работой был «Макбет», в котором мы ввели трех ведьм, стараясь в этом приблизиться к Шекспиру – не целых хор ведьм, а три ведьмы, которых исполняли балетные артисты. Этот спектакль мы свозили на фестиваль в кипрский Пафос в 2019 году, и там он прошел с огромным успехом.
«Сельская честь» и «Паяцы» - два спектакля, которые хотя и сделаны были в совершенно разной эстетике, но для меня были очень интересны и для публики тоже, прежде всего, игрой актеров. Совершенно были потрясающие работы. Мне очень нравился детский спектакль «Доктор Айболит» - там были очень смешные находки, до сих пор они вызывают очень приятные воспоминания. «Турандот», которую я посвятил в память о художнике Игоре Гриневиче, с которым много работал, – это был его последний спектакль, который он уже, к сожалению, не увидел – не могу назвать ее выдающейся работой, но она в душу запала. Был еще концерт ко Дню Победы – потрясающий, с такой отдачей он был исполнен ребятами, таких театрализованных концертов тогда еще не было.
– Сейчас модно говорить о концепциях, о концептуальности. Какова была концепция развития оперной труппы в ваш период?
– Наша команда видела задачи театра в том, чтобы избежать замкнутости в своем пространстве и некой «местечковости». Мы хотели стать театром европейского и в перспективе мирового уровня, интегрироваться в мировое оперное пространство. Поэтому были созданы фестивали, форумы, конкурсы, было большое количество приглашенных постановщиков из-за рубежа – как ближнего, так и дальнего зарубежья. Что-то было удачно, что-то не очень, но я не думаю, что кто-то застрахован от неудач – это нормальное состояние дел. Трудно быть непогрешимым: мы не римский папа, мы – артисты. У нас были творческие взлеты, были и падения, но общий вектор был четкий – создание в Белоруссии европейского оперного дома мирового уровня. Это было нашей задачей, и в меру наших сил мы стремились ее реализовать, насколько удачно – судить уж не нам, а другим: критикам, публике, коллегам.
– Белорусский Большой, с одной стороны, театр – с огромными традициями, с историей, с великолепными голосами. С другой, что-то ему все время мешало и мешает выбиться в европейские лидеры. В чем здесь загвоздка, на ваш взгляд?
– Сложный вопрос. Сначала необходимо понять – кто лидер и что мы понимаем под лидерством. «Метрополитен-опера» - лидер? Наверно, да. А с другой стороны – как театр с такими ресурсами ответил на пандемию? А никак – закрылся, и все, и когда откроется – не известно. Это лидер? Сомневаюсь.
Но ответ на ваш вопрос, наверно, вытекает из ответа на вопрос предыдущий – развитие театра в сторону интеграции с мировым оперным процессом способно в перспективе вывести его, как минимум, если не в мировые, то в европейские лидеры уж точно. Надо быть открытым, больше внедряться в мировое пространства, больше контактировать. А когда ты хочешь стать лидером, при этом закрывшись ото всех и варясь в собственном соку, – это путь к деградации, мешающий развитию. Последние десять лет мы как раз и стремились делать все, чтобы преодолеть некоторые местечковость и изоляционизм и выйти в широкий европейский формат.
– Четыре года назад мы с вами беседовали в Самаре – еще одном важном для вас городе. Что произошло там, как развивались события?
– В Самаре были три прекрасных года, были поставлены замечательные спектакли, впервые театр был вывезен на «Золотую маску», были выезды на международные фестивали в Таиланд. Мы открыли Малую сцену – у театра появилась новая прекрасная площадка. Это было время плодотворной работы в содружестве с главным дирижером театра Александром Михайловичем Анисимовым. А потом произошло схлопывание финансирования – на театр перестали выделять деньги, и в этих условиях работать стало просто не интересно. Да и разрываться на два фронта – Минск и Самара – было очень не просто, поэтому, когда в Самаре ситуация изменилась, естественно было сделать выбор в пользу Минска.
– Помимо Минска и Самары где и что вы еще ставили за прошедшую пятилетку, какие проекты оставили особый след в душе, в профессии, в биографии?
– Я много работал в Казахстане, в частности, поставил в Астане две национальные оперы – «Биржан и Сара» и «Кыз-Жибек» в содружестве с художниками Павлом Драгуновым и Софьей Тасмагамбетовой. Получились замечательные спектакли, оба раза музыкальным руководителем выступал Абзал Мухитдинов, мой большой друг – надеюсь, еще поработать с ним. В октябре намечена вновь постановка «Кыз-Жибек», теперь уже в Алма-Ате. Также возобновил свое сотрудничество с Казанью – поставил там «Царскую невесту», сделал редакцию «Любви поэта», записали на канале «Меццо» оперу «Джалиль», и ее 9 мая к 75-летию Победы транслировали по этому каналу.
– Минская страница перевернута. Что дальше – какие планы?
– Пока я не стал переворачивать минскую страницу, пока я остался здесь. Я очень люблю Белоруссию, этот город, эту землю, это место, этих людей, пока предпочитаю оставаться здесь. Я приехал сюда однажды – жить, а работа найдется. Хотя ситуация здесь сейчас не простая – ну, тем и лучше: никто не упрекнет, что сбежал в трудную минуту. Буду работать в университете культуры, преподавать режиссуру, а также на полставки – в Белорусском музыкальном театре. Пока не на полную занятость, поскольку много поездок, много проектов намечается в других местах – в частности, в Волгограде, где я был главным режиссером в «Царицынской опере», вновь возникла Самара – есть планы поставить там оперу Дашкевича «Двенадцать». Продолжу сотрудничество с Казанью – там много планов. Тем не менее, оставляю Минск своим портом приписки. В том числе и потому, что моя супруга продолжает работать в оперном театре Белоруссии.
– Как раз о вашей супруге: Екатерина Головлева – оперная певица, сопрано первого положения. Вы много работали вместе, особенно в Минске. Как строилась эта работа, как влияла на ваши отношения дома?
– Кате не позавидуешь: связав свою жизнь со мной, она естественно переживает те пертурбации, с которыми сталкиваюсь я. Правда, руководство Большого, расставшись со мной, с ней контракт продлило еще на год: думаю, что надо было на больший срок, поскольку Катя – преданный театру человек, всегда работала с удовольствием, с энтузиазмом, и она, как и я, очень прижилась в Белоруссии, полюбила это место, этих людей. Что касается дома, то с годами все стало как-то проще – стали относиться ко многому с юмором. Молодые были – спорили, ругались, что-то доказывали друг другу. Теперь иначе – да и бытовые вопросы решать пришлось, причем серьезные, а самое главное – это наша дочь, которую надо вырастить. Но в любом случае мы остались творческими партнерами, соратниками, у нас есть планы на совместные проекты, о которых я пока из суеверия говорить не буду. Но мы искренние друзья, и я уверен, что все еще будет – поработаем вместе.
– Пандемия совершенно заблокировала оперную индустрию. По вашим ощущениям – что будет дальше? Есть ли шансы на возвращение к прежней жизни или оперный театр изменится радикально?
– Сложно строить какие-то прогнозы. В ситуации с пандемией я для себя лично до сих пор до конца не разобрался, и не могу понять, чего здесь больше – медицинского или политического? И наверно никто не может. А если кто-то может, то это плохо – значит, он манипулирует другими. Но в политэкономическую подоплеку мне бы не хотелось верить. Или человечество действительно столкнулось с невиданной угрозой – хотя я не сторонник апокалиптических сценариев, кто знает – наверное, может быть и такое развитие событий. Но по моим наблюдениям, медицина все же постепенно справляется с ситуацией. Хотя могло бы быть и лучше, и быстрее, и эффективнее – если бы в предыдущие годы больше думали о развитии именно медицины, а не медицинских услуг. Театры начинают, пусть медленно и нерешительно, но открываться. Мне кажется, что карантинные меры были чрезмерными, и более их повторять не нужно, а ситуация с закрытыми границами – больше политическая, чем медицинская. Надеюсь, что все это временное явление и очень скоро это все закончится, все восстановится, и народ начнет охотно ходить в театры, в том числе и в оперные. Культуру нельзя разрушать, иначе мы до животного состояния опустимся.
– А как вы лично пережили этот период и чем занимались?
– Врагу не пожелаю таких перипетий, как случились у меня. После того как меня уволили из театра, у меня начались проблемы со здоровьем и я уехал в Москву – поправить здоровье и немного закамуфлировать свое нервное состояние среди родных, в родном городе. Началась какая-то работа, появились договоренности с некоторыми театрами, - столичными и провинциальными, так что я был достаточно спокоен. Но в результате ничего не состоялось – грянула пандемия, всех заперли на карантин. И я остался на съемной квартире, один, без семьи (они оставались в Белоруссии), без работы, в замкнутом пространстве, практически без средств – если бы не друзья, которые мне помогали, не знаю, как бы выживал. После того как начались послабления и карантин был смягчен, я поехал сначала в Казань, потом вернулся в Белоруссию, и как-то понял, что наверно в Москву подаваться пока не стоит. Очень тяжело быть без семьи, без близких: страшное нервное состояние, похуже, чем просто депрессия. После пандемии желание мне помогать у коллег сильно поубавилось: везде все занято, ставки разобраны, хорошие места не пустуют. Вот так я пережил пандемию – если мы, конечно, вообще ее все пережили. До сих пор все не понятно и противоречиво.
– Когда-то вы весьма продолжительное время работали в московском Большом театре. Что вы думаете о нынешнем состоянии этого театра-символа, о его перспективах?
– Мне трудно оценивать этот театр, поскольку я уже достаточно давно в нем не работаю. Наверно там все не плохо. Большой театр России – символ мирового и отечественного оперного искусства, думаю, что сейчас он в стабильном положении, обретает некое устойчивое равновесие, руководство театра проводит все достаточно сбалансировано, прежде всего, репертуарную политику. Мне нравится, как сейчас работает Большой, если смотреть со стороны – я ему желаю всего самого наилучшего, и не исключаю для себя возможности когда-нибудь вновь поработать с его артистами.
Михаил Панджавидзе родился в 1969 году в Ашхабаде, в 1997 году окончил ГИТИС (мастерские В. А. Миллера и М. А. Ошеровского), в 2000-12 гг. являлся руководителем режиссерской группы Большого театра России, где осуществил ряд концертных и тематических программ, а также редакций/адаптаций спектаклей текущего репертуара. В 2010-19 – главный режиссер Большого театра Белоруссии, ставил спектакли в оперных театрах России и Казахстана.
27 сентября 2020 г., "Новости классической музыки"