Алексей БЕЛЯКОВ
Да, я о новом памятнике. Фотку постить не буду, они и так всюду. Наверно, я тут чуть ли не единственный, кому памятник нравится. В натуре пока не видел, но приду обязательно, гляну. Мне вообще нравится пластика такого рода, живая, сиюминутная, горячая, когда на металле словно еще остаются пальцы скульптора. Имя автора, Потоцкого, слышу впервые, так что «ничего личного».
Отличная динамика у монумента, Есенин падает, ноги оторваны от земли, лицо к небу. Может, это лучший памятник, что у нас возник в последние годы, среди этих жутких калашниковых и князей, блин, владимиров.
У меня лишь одна претензия — крылья. Дело в том, что я очень тщательно изучал жизнь Есенина, какие там нахрен крылья? Да и не надо особо ничего изучать, чтобы понимать — жлоб был первостатейный. Дико талантливый, да. Но человек поганенький. Го.но полное. У меня есть любимая история о Есенине. Он же любил, выпив, позвать кого-то к себе в Константиново, к матери-старушке в ветхом шушуне. И некоторые велись, ехали. Один из таких приятелей описал поездку. Самое веселое — там выяснилось, что Есенин вообще не умеет ездить на лошади. И вот это его «полечу я быстрой птицей на саврасом скакуне» — просто лирическое вранье. Безобидное, впрочем.
С другой стороны — возражаю я себе — русский народ Есенина давно уже «ангелизировал». Он у нас в ранге полусвятого.
И тут я вспоминаю другой случай, из моей юности.
Как-то я работал ночным сторожем. В самом центре, возле Площади Восстания, охранял некий стройтрест. Смена была с 8 вечера до 8 утра.
Сижу я в каморке июльским вечером, смотрю в окно. Глядь — трое мужиков, с бутылкой. Работяги. Уселись на лавочке напротив, из горла собираются. А у меня в каморке были стаканы.
Беру их, выхожу:
«Ребят, вот стаканы, не мучайтесь».
Они меня отблагодарили, тоже налили. Бутылка оказалась не единственной. Хорошо нам стало на лавочке. И вдруг один из них толкает приятеля: «Коль! Давай стихи теперь, а?». Коля стал было отнекиваться, но двое остальных требовали жестко: «Коля! Есенина!». Видимо, у них это был обязательный ритуал.
И Коля начал: «Ты жива еще моя старушка…». Кажется, один из работяг прослезился.
Ну и разве не ангел Есенин после такого?