До сегодняшнего дня я понятия не имел, кто такие Archive. Вообще. Но Макс сказал: «Культовая британская группа. Нужно идти». И мы пошли.
Культ группы Archive если и существовал у нас в городе, то был довольно компактным. Народу в зале было не очень много, хотя ВИП-сектор был выкуплен полностью.
Сначала мы с Максом полезли к самой сцене, но оттуда было неудобно выбираться к бару за пивом, так что по ходу концерта нас постепенно сносило все дальше и дальше – к пульту звукорежиссера в конце зала.
Музыкантов было аж семь человек, два вокалиста по очереди меняли друг друга у микрофона. Впрочем, разобрать, что они пели, было довольно трудно. За исключением моментов, когда текст упрощался до не требующего знания языка, смыслового предела – в одной из песен со сцены не меньше дюжины раз прозвучало проникновенное «фак ю энивэй», я специально считал.
Стоящий боком к зрителям клавишник непрерывно отбивал воздух энергичными взмахами сжатой в кулак руки, то ли опасаясь сбиться с ритма, то ли угрожающе дирижируя всей остальной командой, а заодно и зрителями. Звук был дерьмовый, это была фирменная фишка данной конкретной площадки, и даже для культовой британской группы «Главклуб» не стал делать исключений – просаженный, слипшийся, свистящий искореженным среднечастотным валом, то и дело норовящий сорваться в какофонию, особенно когда в дело вступали сразу три ритм-гитары.
Впрочем, надо признать, что звучание постепенно – синхронно с выпитым пивом – улучшалось и отстраивалось, так что под конец можно было даже различить в низвергающейся в зал шумовой бухающей волне партии отдельных инструментов. Я с интересом начал прислушиваться к мелодиям и аранжировкам, и в этот момент концерт неожиданно закончился – музыканты исчезли со сцены, а в зал повалил дым вперемежку с низким и тревожным фоновым гулом.
Я покрутил головой – никто не расходился, все, видимо, знали что-то такое, о чем я не имел ни малейшего понятия (уже на следующий день я выяснил, что накануне был концерт в Москве, и каждый уважающий себя поклонник группы знал плейлист наизусть).
Прошла минута, потом еще одна, и над клавишными появилось конусообразное облако голубого мерцающего света. Люди вокруг меня засвистели, затопали, закричали – в конус света ступил человек. Он протянул руку к клавишам, и в зал, словно капля дождя, упала одинокая печальная нота. По толпе прокатилась волна восторженного узнавания, и звуковые капли начали падать на зрителей с идеальной периодичностью эталонного метронома.
Я замер, вслушиваясь в монотонный ритм, и вдруг все мое тело срезонировало расходящимися из самого сердца толчками – шестьдесят ударов в минуту, электронный дождь угадал, многократно усилив, мой пульс. Человек протянул к клавишам вторую руку, и к монохромному пульсирующему ненастью присоединилась – а точнее выросла прямо из него – негромкая завораживающая мелодия, циклически замыкаясь у меня над головой в дрожащую в подсвеченном дыму, переливающуюся траекторию. Казалось, я перестал дышать, вернее не так – мне больше не надо было этого делать, я превратился в анаэробную неподвижную статую, и постепенно вызревающий на сцене – в еще одном конусе света – гитарист только закрепил мою кататонию, осторожно, точно они были под напряжением, проведя несколько раз пальцами по мерцающим струнам.
Раз в две или три минуты к звуковому полотну добавлялись новые краски, оно одновременно и уплотнялось, и расширялось, словно сознание растягивали сразу во все стороны хорошо тренированные умелые руки. Скорей всего, это музыканты, избирательно и продуманно подсвеченные, один за другим выходили на сцену, но об этом я мог теперь лишь догадываться: глаза сами собой закрылись, внутри меня пошел дождь, и я окончательно погрузился – словно в воду – в величественный безразмерный транс.
Дождь усиливался, ускорялся, нарастал, неведомые мне до этого дня британцы каким-то звериным чутьем подобрали ключ к потайному входу в питерское промозглое ненастье. Казалось, еще немного, и меня с концами накроет запах мокрого камня, гниющего железа, затопленной канализации и морской тины.
Но тут чья-то рука дернула меня за плечо с такой силой, что я едва не упал. Я открыл глаза, резко обернулся, увидел лицо Макса, и в этот момент вокалист группы Archive начал петь. Я сделал попытку посмотреть на сцену, но Максим еще сильнее вцепился в мою руку и в два приема вытянул меня из толпы на свободное пространство.
От разочарования и злости я даже не знал, что сказать. Да Макс все равно бы не услышал меня в разрастающемся со всех сторон звуковом водопаде. Он упрямо тащил меня куда-то, в одному ему известном направлении, и не остановился до тех пор, пока мы не очутились наконец в самом дальнем, практически темном углу зала.
Я огляделся по сторонам и вдруг замер – прямо перед нами, на полу лежали две девушки, одна покрупнее, другая – худая, почти миниатюрная. Глаза у обеих были закрыты, бессмысленные счастливые улыбки на лицах переливались и трепетали в такт с ритмично подрагивающими под музыку телами.
Максим махнул мне рукой, но я ничего не понял и лишь округлил в ответ глаза: что? Он еще раз повторил свой непонятный жест, затем сделал шаг вперед и неожиданно улегся на пол рядом с одной из девушек – той, которая покрупнее. Я какое-то время потоптался на месте как дурак и тоже лег на пол – а что мне еще оставалось?
Впрочем, прошло всего несколько секунд, и я больше уже не думал о таких пустяках. Меня с головой накрыло ощущение, что я лежу глубоко под водой, настолько сильно изменилась акустика, а сама музыка стала вдруг осязаемой: упругие низкочастотные волны проходили через пол прямиком в тело, и в этом не было больше никаких метафор – вибрация музыки и биение сердца стали неразличимы, я закрыл глаза и заскользил вниз, к самому дну, все глубже и глубже зарываясь в дремотный гипнотический ил.
Чтобы через тысячу лет, придя наконец в себя на полу опустевшей фанзоны, навсегда присоединиться к культу британской группы Archive.