- А сюда можно? – спрашивает он.
Страж не понимает, кто он, страж никогда в жизни не видел таких онов, как он.
Страж говорит – а сюда нельзя.
Потому что страж всем так говорит, как велено было – а сюда нельзя, потому что нет такого закона, чтобы какого-то его сюда пускать.
Страж боится, стражу страшно.
Или стражно.
Или и так, и так.
Ну еще бы, вот сейчас он поймет, что страж-то ненастоящий, что страж был, да сплыл, умер миллионы лет назад, осталось только воспоминание, которое говорит – а сюда нельзя. только бы он не понял этого, он, этот, самый, а то ведь догадается, и покатится, покатится по широким дорогам в дивные города, где величественные храмы, и сказочные дворцы, и чарующие замки, и извилистые улочки, уводящие неведомо куда, и витрины, еще хранящие запах каких-то вкусностей…
…нет.
Он не понимает.
Он обезоружено отступает, как будто даже извиняется за беспокойство, насколько вообще это (это – круглое, ветвистое, шуршащее, облепленное причудливыми подвесками) может извиняться за беспокойство…
Не уходит.
Не исчезает.
Не поднимается в высокое небо, подернутое пустотой.
Тут что-то другое.
Другое.
И в то же время – все вместе взятое, как будто можно одновременно исчезнуть, уйти и улететь.
А вот – можно…
.
Не понимаю, говорит страж.
И я, говорит страж.
И я тоже, говорит страж.
Он ходит от города к городу, от звезды к звезде, пересекая галактики, он замирает перед очередным стражем, он терпеливо спрашивает одно и то же:
- А сюда можно?
…он восхищенно смотрит на удивительный город, площади, поражающие величием, остатки витражей, спрашивает:
- А сюда можно?
…чтобы выслушать от очередного стража:
- А сюда нельзя.
И уйти-улететь-исчезнуть три в одном.
.
Ёкает сердце.
Сердце, которое перестало биться миллионы лет назад, если вообще оно было, какое-то сердце.
Страж начинает понимать – слишком поздно, когда уже сказал – а сюда нельзя – когда он (кто он?) уже испарился куда-то в никуда.
Страж лихорадочно мечется по городу, огромному, раскинувшемуся на всю планету и на несколько лун вокруг, сколько их там, лун, бывает, что и несколько десятков. Страж отчаянно ищет, что было, что исчезло, что унес с собой тот, чужой, круглый, ветвистый, что прихватил незаметно… Страж перебирает бриллианты, амулеты, короны, кубки, страж не понимает, почему все на месте…
…а!
…неужели пропали часы с высокой башни, часы, великолепнее которых нет ничего в мире?
Нет.
Даже часы остались.
.
Не понимаю, говорит страж.
И я, говорит страж.
И я тоже, говорит страж.
И вроде бы все идет, как должно идти, и сказано – не пускать, и страж не пускает, и сказано – а сюда нельзя – и нельзя, а все равно… что-то происходит неправильное, непонятное что-то…
.
Вы потеряли – хочет сказать страж.
И не говорит.
Потому что уже некому говорить – вы потеряли. Потому что он уже ушел-улетел-исчез, обронил шуршащую подвеску, потерял…
Надо бы вернуть, говорит страж.
Сигналит всем стражам, там, далеко-далеко, если кто увидит, скажите – вы потеряли.
.
А сюда можно, спрашивает он.
Смотрит на бескрайний город, раскинувшийся от горизонта до горизонта.
Спрашивает:
- А сюда можно?
Страж отзывается –
- А нельзя.
Он исчезает – удивительно покорно, как будто только того и ждал.
И только сейчас спохватывается страж, что не сказал самого главного –
- Вы потеряли.
…а теперь и некому сказать.
А ведь обронил, обронил, и…
…стоп.
Неправильно, все не так, он же там обронил, где-то бесконечно далеко, а здесь, на мостовой города.
И уже некому сказать – вы обронили.
.
А почему, вспоминает страж.
А правда, почему, вспоминает страж.
А действительно, почему, вспоминает страж.
Почему страж, думает страж.
Почему нужно говорить – а сюда нельзя.
Почему нужно охранять город, в котором давным-давно никого нет, почему – страж.
.
Здесь нужно написать – страж вспоминает.
Только так не получится.
Так нельзя.
Буквы спотыкаются друг об друга, ж-в-с-п, тут нужно как-то иначе сказать, например – страж… страж…
И все-таки – вспоминает.
По обрывкам записей в каких-то хранилищах, по осколкам мозаик на стенах, по почти начисто стертым рисункам, по обрывкам давно забытых мелодий – вспоминает…
…война – бесконечно далекая, забытая всеми и вся, враги – бесконечно давние, две непримиримые стороны, от одной из которых сейчас остались только опустевшие города, которые охраняют стражи, а от второй…
…все верно.
Ничего не осталось.
Ни следа.
Ни мимолетного воспоминания.
И все-таки стражи охраняют пустые города, неведомо от кого.
.
А этого нашли в пустоте.
В бескрайнем космосе где-то нигде.
Нашли мертвого – если до этого его вообще можно было назвать живым.
Опустошенного, без единой подвески.
Здесь нужно было сказать что-нибудь про него, вспомнить, какой он был, ритуал какой-нибудь провести, только уже миллион лет как нет никаких ритуалов…
.
Что это было, думает страж.
Зачем это было, думает страж.
Как так было, думает страж.
Не знает.
.
Росток.
Один.
Другой.
Третий.
Миллионы, миллиарды ростков – из камней мостовой.
Оплетают, опутывают города, казавшиеся неприступными.
Стражи спохватываются – слишком поздно, чтобы что-то исправить...