Реальный, исторический Патрик Хепберн, 3-й граф Босуэлл, провел в первом изгнании приблизительно два года – с лета 1540 года по раннюю весну 1543 г. Известно, что в тот период он предлагал свои услуги и Генриху VIII Тюдору, и Франциску I Валуа, и Кристиану Датскому. Остановился в своих скитаниях, однако, в Венеции – в то время Светлейшая республика была чем-то вроде склада отщепенцев всех мастей, ибо принимала всех, кроме лиц, как-либо погрешивших против законов самой республики дожей. Когда я отправила в венецианскую ссылку моего Патрика Хепберна по прозвищу «Белокурый», то озадачилась кругом общения – и тем, чем он мог бы заняться, учитывая весьма скромные доходы изгнанника. Круг богемы – и куртизанок – показался мне наиболее пригодным для героя, учитывая его бекграунд в романе в целом. О венецианской богеме, современной Босуэллу, я уже писала вот тут. Но и мимо еще одного персонажа-итальянца, на момент приезда графа в те палестины уже покойного, я никак пройти не могла. Кто как, а если я говорю «итальянский Ренессанс», то мне тут же отзывается бряцающее в веках имя Макиавелли.
К мессеру Никколо Макиавелли я испытываю чувства долгие и нежные. И восхищаюсь его слогом, не только интеллектом. Лучшего наставника в делах политических для графа Босуэлла в изгнании мне трудно было себе представить. Одна печаль – он умер задолго до того, как Босуэлл оказался в Италии. Оставалось познакомить графа с печатными трудами флорентийца – через земляка, с которым Босуэлл сводит знакомство у куртизанки Фаустины Фриули.
"Флорентиец, польщенный нецеремонностью графа в общении и вниманием к древней истории, рассказал ему немало интересного как из жизни великих герцогов, так и республики, а среди редкостей поделился рукописной копией книги покойного земляка, некоего Макиавелли, озаглавленной «О княжествах». Когда же Хепберн пожелал купить ее, хитрец Перуцци подарил ему рукопись в золоченом переплете лучшей флорентийской кожи, и этим жестом добился своего, надолго выжив шотландца из салона монны Фриули, покуда Белокурый упивался красотой максим покойного мэтра Никколо, сутками валяясь в своей постели – второй этаж постоялого двора наискосок за Санта-Мария-Матер-Домини… голуби садились на подоконник, верная Аннунциата, выскользнув из-под простыни, сыпала им крошки вчерашнего хлеба, затем возвращалась услаждать господина, в распахнутое окно была видна соседская крыша – и альтана, куда каждый Божий полдень карабкалась уродливая старуха с дырявой шляпой на голове, сквозь которую на солнечный свет были продеты седые патлы, облитые краской… дешевое вино, сдобренное отличной книгой, казалось почти пригодным для утоления жажды – жизни и истины. Перелистывая страницу за страницей, он чуял, как время сгущается вокруг, как море шумит в ушах, как плотоядная туша грядущего наваливается на него брюхом, смрадно дышит в лицо…
…не в моих силах преподнести вам дар больший, нежели средство в кратчайшее время постигнуть то, что сам я узнавал ценой многих опасностей и тревог.
Он благодарил провидение, что выучил именно тосканский диалект, это позволяло ему читать с листа без запинки, и однако послал к Пьетро за умелым толмачом – с первых строк захотелось ему иметь тот же текст на латыни, ибо книга явно просилась в библиотеку к Брихинскому епископу – навечно.
/.../
Аретино не расспрашивал, но искренне радовался его в общем смысле возвращению. Они опять спорили о политике и о литературе. Пьетро утверждал, что незачем было заказывать перевод Макиавелли на латынь, ибо не на тосканском повествование теряет часть своей прелести.
- К дьяволу прелесть, - возражал Белокурый, - пусть даст мне точность! Его драгоценное преподобие, мой дядя, не числит тосканского в числе своих дарований…
- Вы привязаны к старику? – с улыбкой спросил Аретино. – Такая забота тронет его сердце, я полагаю… вы, должно быть, у него в наследниках, хитрая бестия?
- Сердце? У железного Джона нет сердца, по этой части мы с ним общей породы. Старик старше меня на четырнадцать лет… и я понятия не имею, как он намерен распорядиться своим имуществом, дай Бог ему здоровья! Какая это невероятная книга… вы же из тех краев, Пьетро, вы знали автора?
- Ну… знал – это сильно сказано. Я видел его как-то раз во Флоренции, мне его показали. Невысокий, темноволосый, сухощавый… яркие глаза и маленькая треугольная голова змеи.
Далее тема знакомства графа с трудами Макиавелли развивается в третьем томе "Белокурого" - "Грубое сватовство":
До изгнания, при живом Джеймсе, он успешно вел дела контрабанды с двумя — с бристольцем Берроу и с лейтским морским чертом Бартоном. Берроу, вдребезги разбитый северным морским путем, встал на Тайнмуте в минувшую осень, подбросил ему престранных гостей, которые стоили графу латинского перевода Макиавелли и некоторой суммы денег — хотя, впрочем, они того стоили, если уж платить за развлечение — и отшвартовался залечивать раны «Трубача» в Бристоле, прибыли с него для Босуэлла не случилось.
/.../
Но «куртизанки» и «время» сложились в голове Белокурого внезапно в иную картинку:
- Погодите с моралью, ваше преподобие, ведь у меня есть для тебя подарок, дядя.
- Подарок? - удивился Брихин. - К чему эти нежности? Тебя и впрямь испортили итальянцы.
- До некоторой степени, - согласился, ухмыльнувшись, Белокурый и вытянул из-под изголовья постели тонкий том в переплете лучшей флорентийской кожи. - Мне подарил это один мой тамошний друг... ныне, правда, покойный. Книга на тосканском, латинский перевод волею случая уплыл у меня из рук, но я переведу тебе кой-что с листа... А после сам найдешь переводчика, коли захочешь.
Взрывы смеха, возгласы одобрения и отборная гэльская ругань, в волнах которой служки епископа упорно старались не различать также и голос святого человека, раздавались далеко заполночь из шатра графа Босуэлла.
«Белокурый. Грубое сватовство»
По итогу прочитанного для человека внимательного возникает закономерный вопрос: а куда же именно «волею случая уплыл из рук» Белокурого латинский перевод Макиавелли, изначально предназначенный в подарок Брихину (любопытный епископ, надо полагать, заказал себе новый, с оригинала, преподнесенного любимым племянником)? Об этом более в «Белокуром» нигде не упоминается, но можно прочесть в моей новой, написанной в соавторстве с Алексеем Гамзовым, книге – «Волна и камень», в которой пересекаются миры, ранее в такое плотное взаимодействие не переходившие. Альтернативная, в отличие от «Белокурого», история, но без попаданцев, все персонажи, за редким исключением – реальные исторические лица. Шестнадцатый век, Московия и Европа.
Все мои книги можно скачать и купить в бумаге здесь.
Моя писательская лаборатория тут.
Спасибо за внимание и не переключайте канал.