I
Я был частью и был целым,
Был я воином и битвой,
Был я снегом, был я белым,
Чудом был и был молитвой.
Был я прошлым и грядущим,
Был отцом и блудным сыном.
Был я месяцем растущим,
Клином был, что выбит клином.
Был я голосом и словом,
Был я радостью и горем.
Был предчувствием иного,
Был я лодкой, был я морем.
Но никто пока не видел,
Кто я есть на самом деле.
Мне молились в Атлантиде,
Но спастись не все сумели.
II
Когда рождает волны ветер,
Так страшно берег свой покинуть.
Но ты за чью-то жизнь в ответе,
И ты готов в пучине сгинуть.
Пусть рвется парус мокрой тряпкой,
Рука не дрогнет на штурвале.
Здесь водит смерть, играя в прятки,
Найдет – и поминай как звали.
За ночью день – светлей не стало,
А компас мечется как птица.
Вдруг киль в песок, как в одеяло –
Ты смог преодолеть границу.
III
Среди песков в безжизненной пустыне
Упрямо к небу рвется человек.
Три пирамиды, что стоят и ныне,
Итог трудов, что длились целый век.
И, вознося богам слова молитвы,
Стремясь постичь загадки дальних звезд,
Был человек участником той битвы,
Где Свет и Тьма давно сошлись всерьез.
Великий Нил свои направил воды
От южных гор до моря, где закат
Тьмой укрывает целые народы.
Стоит Египет – грозен и богат.
Но время, словно волк, стальные зубы
Вонзило в плоть не ведавшей страны.
Мечи звенели. Завывали трубы.
И шли колонны, строги и равны.
IV
Горел огонь, и отступали тени.
А образы теснились в голове.
Прочь отгонял ненужные сомненья,
В душе его боролись Тьма и Свет.
За словом слово складывалась книга.
Стихи соединялись в гимн богам.
Весь мир напрягся в ожиданьи сдвига,
Готовый внять грядущим чудесам.
Ахура-Мазда говорил Спитаме:
«Я дар свободы человеку дал,
Чтоб каждый делал выбор трудный самый
Без принужденья. Но осознавал,
Что каждый шаг, что будет в жизни сделан,
Ведет ко Свету или же во Тьму.
Двум не услужишь. Надлежит быть целым.
И отвечать придется самому»…
Великий Ксеркс, Востока повелитель,
Затем ли ты на Запад вел войска,
Что ожидал – вот-вот грядет Спаситель?
Ты ошибался. Плата высока.
V
Как зеркало напротив пустоты
Сидел мудрец, достойный Шакьямуни.
Прочь отпускал надежды и мечты,
Все чувства заплетал в тугие струны.
Ему казался иллюзорным мир,
Как будто сон, что сам себе приснился.
И не поможет бронзовый кумир
Пройти путем, что ныне лишь открылся.
Он ясно видел, как из тьмы веков
Катилось колесо перерождений.
Но цепь поступков, что прочней оков,
Смог разорвать, не ведая сомнений.
Пусть труден путь, но важен первый шаг.
Так, позабыв отца, жену и сына,
Он двинулся, а впереди лишь мрак,
И под ногами цепкая трясина.
Ученики ему смотрели вслед,
А он все шел, как мотылек на пламя.
Вопрос был задан. Кто найдет ответ?
Кто сможет передать его словами?
VI
Учитель Лао и учитель Кун
Задумчиво смотрели друг на друга.
Идет война, что длится сотни лун,
Лежит земля, не тронутая плугом.
Давно забыты древние слова,
Отцов не признают родные дети,
Но далеко разносится молва
О мудрецах, что знают все ответы.
Князья их приглашают во дворцы,
Желая обрести ключи к победе.
Но те слова, что молвят мудрецы,
Напоминают полоумных бредни.
А значит – будет полыхать война,
Пока однажды западное царство
Не напоит всех кровью допьяна,
Соседей сокрушив своим коварством.
VII
Несет народам мир, покой, богатство
Империя, что обручем стальным
Соединила их, подобно братству,
Что служит сразу мертвым и живым.
Ашшур и Фивы, Вавилон и Сузы
Когда-то возносились до небес.
Град Александра воспевали музы,
А вечный Рим был городом чудес.
Дороги, словно нити паутины,
Тянулись вплоть до дальних рубежей.
И в ужасе рабы сгибали спины
Пред взором богоизбранных царей.
Увы, за взлетом следует паденье.
Дворцы столиц все в прах обращены.
И к проигравшим горькое презренье
Испытывают демоны войны.
Но на руинах рухнувшей державы
Завоеватель свой возносит трон.
И начинает путь тяжелый к славе,
Чтоб варварам нести стальной закон.
VIII
Кем был когда-то я, того уж нет.
Законам даже автор их подвластен.
Я вместе с миром прожил сотни лет,
Деля с ним радость или же несчастье.
Я плотник, что строгает колыбель,
Я дерево, что заготовкой стало.
Я ландыш, призывающий апрель,
Я птица, что по солнцу тосковала.
Я сын, который ныне стал отцом.
Я буква, что меняет смыслы слова.
Я камень, на котором строят дом.
И я умру, чтобы воскреснуть снова.
Меня так ждали, но когда пришел,
То не признали, дар мой отвергая.
Не я ли вас через пустыню вел,
Не я ли подарил ключи от рая?
Никто не знает – мертв я или жив,
Но именем моим легко играют.
Себя вверяют, напрочь позабыв,
Что их дела судьбу определяют.
IX
Был очень длинным перечень имен,
Что на Соборах предали проклятьям.
Горели свечи, отгоняя сон,
Тень падала на скромное распятье.
Здесь в тесной келье жил ересиарх,
Хоть осужден, но дух его не сломлен.
Прочь изгонял из сердца липкий страх,
К изгнанью или казни подготовлен.
Желал постичь он истину умом,
Но ум не властен там, где правит вера.
И прежний друг заклятым стал врагом,
А с ним десятки, сотни лицемеров.
Уже готовы запылать костры,
Уже монахи достают дубины,
Но речи проповедников остры
И ранят в сердце… Страшная картина.
Давно угасли споры о Христе,
О Троице, иконах и распятьях.
Но мысли не пропали в пустоте,
А сохранились у немногих братьев.
X
Возводились новые столицы
На руинах старых городов.
Проводились копьями границы,
Чтоб назавтра измениться вновь.
Древний Рим разменной стал монетой,
Константинов град пока стоит.
Но кострами варваров согреты
Те кресты, что вознесли на щит.
Грозный Карл своей стальной рукою
Сжал Европу. Но не вечен он.
И земля не ведает покоя,
Если силе подчинен закон.
Рушились и создавались царства,
Новые рождались языки.
Мир был полон злобы и коварства,
Лучший аргумент владык – клинки.
Но среди огня, войны и смерти
Продолжали Слово сохранять.
И рукой дрожащей молча чертит
Буквы на пергаменте опять
Инок бледный, но с горящим взором.
В тесной келье тусклый свет свечи,
Со стены Христос глядит с укором,
Призывая: «Только не молчи!»
XI
В дремучих лесах укрываются старые боги,
А Сын человеческий гордо идет по полям.
Империя пала, остались одни лишь дороги.
Напрасно грустить по ушедшим давно кораблям.
Но юный дракон собирает под стяг Камелота
Всех тех, кто способен за веру клинок обнажить.
Он знает, что скоро начнется лихая охота.
Он знает, что многим придется главу здесь сложить.
Разгромлены пикты и саксы отброшены в море.
И имя Артура все громче звучит на устах.
Страна возродилась, уходят печали и горе,
И кто теперь вспомнит о павших в боях королях…
Но чаша Грааля поманит таинственным светом,
И бросят все силы храбрейшие люди страны
На то, чтоб найти, иль хотя бы вернуться с ответом
Где он. Только мирные дни сочтены.
И скоро Артур свой покой обретет в Авалоне,
А Мерлин уснет, чтоб однажды проснуться опять
Тогда, когда сила разрушит святые законы.
Британия, жди, хоть придется столетья прождать.
XII
По улицам уснувшего Багдада
В простой одежде, без охраны шел,
Устав от скуки и дворца, и сада,
Халиф в ночи, неторопливо брел.
Смотрел он в лица людям запоздалым,
Стремясь понять, что на душе у них.
Халиф был строг к большим, но добрый к малым,
И щедро одарял друзей своих.
Он поутру в дворец свой возвращался,
Чтоб целый день на троне воседать.
Народ покоем долго наслаждался –
Век золотой, о чем еще мечтать?
Так за годами пролетали годы,
Халифа образ в сказках сохранен.
Посеянные зерна дали всходы,
Чтоб разлететься сотнями имен.
Но у дворца для всех напоминаньем
На пике Бармакида голова.
Он другом был, но волю дал желаньям…
Шахерезада, ты всегда права.
XIII
Дрожит земля от топота копыт,
И тучи стрел скрывают солнце в небе.
Восток на Запад коршуном летит,
А тот упал как ослабевший лебедь.
За морем крови, океаном слез
В стальных оковах мир рождался новый,
И устлан путь не лепестками роз.
Один закон теперь для всех, суровый.
Но за Чингисом следует Тимур,
Чтоб проторить дорогу Улугбеку.
И тот один глядит в ночную мглу,
Надеясь лучше сделать человека.
Жаль, на песке непрочен будет дом –
Его снесет ближайшим ураганом.
Умрет поэт, что жил когда-то в нем,
Но жар стихов не поглотить туману.
XIV
Век разума, рассудка торжество,
Но красота свою теряет силу.
Богов низвергли, чтобы Божество
Свой храм воздвигло на пустых могилах.
Вслед за Дидро, Вольтером и Руссо,
Что зерна революций посадили,
Кровавое явилось колесо,
Казалось, люди о любви забыли.
Стремясь проникнуть прямо в суть вещей,
Пытались уничтожить все загадки.
Но не иссяк поэзии ручей,
И вкус воды в нем, как и прежде, сладкий.
Средь свиста пара, шума поездов,
Рождалось Слово, обходя цензуру.
Век золотой в стране седых снегов
В сердца проник трепещущим натурам.
Но золото притягивает кровь,
И краткий мир сметен большой войною.
А где-то тлеет угольком любовь,
За хрупкой, ненадежною стеною.
XV
Я вместе с миром прожил столько лет,
Что врос в него могучими корнями.
Я вместе с ним страдал от тяжких бед,
Врачуя раны слабыми руками.
Пусть мир безмолвен, но мои слова
Его представят где-то за пределом,
Где, музыка Творения жива.
Где сломанное будет снова целым.
Я говорю, ломая тишину,
Чтоб знали все – мы продолжаем битву.
И темной ночью, подходя к окну,
Я снова прошепчу слова молитвы.
Я буду тем, кого уже не ждут,
Я стану маяком в густом тумане.
Я странникам блуждающим приют,
Я – Правда, избежавшая обмана.
И я останусь с миром до конца,
Чтоб голоса его не умолкали.
Я буду тем, кто воспоет певца,
Чтоб никогда о нем не забывали.
И пусть никто не знает обо мне,
Я буду рядом – тенью на стене.