Время действия - 2026 год.
Лёха с наслаждением дохлебал большую миску борща. Самого настоящего, со свёклой, заправленного густым кислым молоком. Откинулся на спинку самодельного дивана, под обивкой которого угадывалось сухое сено.
Теперь хотелось покурить хороших сигарет. Лёха давно уже не курил нормальных сигарет. То, что находил он в брошенных деревнях, давно закончилось, а заготовить хотя бы какой-нибудь травы он не догадался. Травы... Вот травы бы настоящей не мешало. Но... чего не было, того не было.
У печи возилась с казанами Настя. А ничего деваха, годная. Под ногами у неё кот ластился. Пушистый, отъевшийся на деревенских харчах. Сразу видно, любимчик он тут.
И захотелось Лёхе сделать хозяйке приятное, похвалить её питомца.
- Какая у вашего кота погремуха? – с улыбкой обратился он к Насте.
- Погремуха? Где? – растерялась Настя. – У него не было игрушек. У Ванечки утащил что ли?
- Ну, погоняло, кликуха! – пытался объяснить Лёха.
- Кличка у кота – Тимур. Алексей, а вы нормальным русским языком разговаривать можете? – тон у Никиты был довольно холодным, неприязненным.
- Нормальным? – в душе у Лёхи что-то корябнуло. – Что ж, могу и нормальным. Как-никак матушка моя учителем русской словесности была.
- Вот и отлично. Мне бы не хотелось, чтобы женщины и ребёнок слышали жаргонную речь.
- Как скажете, гражданин начальник! – от обиды у Лёхи появилось непреодолимое желание поёрничать. – Понимаю, по роду службы вам неприятны такие слова.
- Я не начальник. И моя служба тут совершенно ни при чём.
- Наш брат капитану милиции... пардон муа, полиции... товарищем быть не может. Так что – начальник.
- Я к правоохранительным органам отношения не имею. Я офицер Вооруженных сил России.
- Так ты не мент, што ли? – Лёха подскочил от удивления.
- Я офицер Военно-морской авиации.
Лёха обалдело смотрел на Никиту. Эх, если бы знать раньше! Столько времени он опасался этого рыжего, боялся, что тот как-то сможет лишить беглеца воли, ненавидел его – а оказалось, не было для этого причин.
- Лётчик? – а в голове вторило – «налётчик».
- Нет, инженер по авиационному оборудованию.
- Ааа, понял! Это которые «при минус тридцать копаться в моторе»!
- Почти. Только к двигателям я отношения не имею. У меня электрооборудование, приборное, высотное и кислородное оборудование, ну и много чего ещё.
- В электричестве, значит, шаришь! То-то хутор свой электричеством обеспечил. Самоделкин прям.
«Умный, видно, парень!» - думал Лёха. И рождалось в нём новое чувство – ощущение собственной неполноценности, убогости. Ведь родители, наверное, хотели бы видеть его вот таким, как эти братья. Гордились бы им, если бы он таким стал.
Но вдруг глаза Лёхи загорелись любопытством, засмеялись:
- А скажи, капитан, как это ты в гору заходишь, а? Вот в кино видел: Сим-сим откройся, сим-сим отдайся. А в жизни – первый раз. Да ещё и командуешь эсэмэсками. Твой сим-сим глухой что ли, голоса не слышит?
Рот Лёхи расплылся в улыбке. Но взгляд его споткнулся на серо-стальных лезвиях Никитиных глаз, и смех застрял где-то в горле.
- Я это... выйти бы мне! – упавшим голосом промямлил Лёха.
Спать определили Алексея на широкой лежанке, принадлежавшей до этого Вадиму, а тот перешёл со своими одеялами на печь.
«Как же, высоко лежу, далеко гляжу! Сверху следить за мной будет!» - думал Лёха. Он чувствовал, кожей чувствовал, что не доверяют ему братья и приглядывать они будут за каждым его шагом. Обостренным от обиды слухом уловил он вечером звук щелкнувшей задвижки в старой избе.
«Не доверяют. Боятся, что обокраду я их. Или деваху изнасилую. Или ещё чего!» - крутились в голове его назойливые, как оводы, мысли.
Но на лежанке было тепло и уютно, и Лёха сам не заметил, как провалился в дрёму. Проснулся он среди ночи. Мерно посапывали братья. Выла за окном вьюга.
Хорошо в избе. Это вам не в пещере у костра на сосновых ветках под кургузым тулупом лежать. Но по нужде вставать всё равно нужно. И Лёха тихонько поднялся, поискал ногами меховые тапки, которые вручил ему вчера старик, бесшумно поплёлся к выходу.
Взгляд его упал на дверь в старую половину дома. Туда и заглянуть ему вчера не дали. Что там? Золотом, что ли, стены крыты? Интересно, они и вправду закрылись с вечера или ему просто послышалось?
Лёха подошёл к двери, тихонько толкнул её. Но дверь не поддавалась. Лёха нажал на ручку сильнее.
- Что тебе там нужно? – раздался голос Никиты.
- Да так... заблудился я. На двор выйти хотел, - нехотя отозвался Алексей.
- Тогда откорректируй курс.
«Ишь ты, следил, получается, рыжий. Не доверяет!» - зло думал Лёха.
Так и стал он жить на заимке, чувствуя, что постоянно подозревают его в дурных намерениях.
А как же Никите было доверять человеку, который поднял руку на любимицу Вадима, человеку, который лишил целебного молока умирающего ребёнка? Ведь видел же, что Ванька еле живой, но поступил жестоко. Простить вынутых из силков птиц и зайцев Никита мог – голод не тётка, не на такое погонит. Но вот козу простить не мог.
И вертолет сожженный тоже камнем в памяти лежал. Зачем, ну зачем было это делать! Просто так, напакостить? Тулуп – то такое, как говорят на юге. Тулуп – необходимость. Но уничтожение вертолета было бессмысленным.
И недоверие Никиты унижало Лёху в собственных глазах. Он и так чувствовал превосходство братьев над ним. Во всех отношениях превосходство. И по уму, и по положению, и по воспитанию. А при Никите он совсем сникал. Злился в душе, ненавидел всех, но молчал.
Вадим зажатость Алексея видел и жалел его. Ну ведь неплохой же, в сущности, парень. И видный. Смуглый, черты лица интересные. На подбородке ямочка. Глаза красивые. Правда, частенько что-то волчье, хищное было в них. Тело молодое, сильное. Портили его только татуировки – с паутиной, черепами, церквями и чем-то ещё. Вадим это заметил ещё в первый день, когда отмывал отшельника в бане. Такие мужчины нравятся женщинам.
Видел Вадим, как отношение Никиты оскорбляет Лёху. Пытался сгладить ситуацию, разговорить его. Однако Алексей это сочувствие не принимал.
«Хороший полицейский, плохой полицейский. Кнут и пряник. Сломать меня пытаетесь. Под себя переделать. Не выйдет. – думал Лёха. – Не друг я вам. Случайный попутчик. Временно. Перекантуюсь зиму, а весной... Весной – айда вперёд!»
Старики диковатого Лёху и жалели, и боялись. Фариза старалась подкормить его – наголодался, мол, ослаб. Юлдаш тоже помочь старался – то из одежды старенькой что-нибудь даст, то в хлеву убраться поможет.
Для Лёхи работа в сарае вроде унижения была. Однако переламывал он гордость свою, наравне с братьями трудился. Надо же было чем-то оплатить своё пребывание на заимке. И заботу стариков воспринимал с обидой. Было у него ощущение, что они к нему как к больному относятся.
И с Настей никак не складывалось. Всё казалось Алексею, что смотрит она на него осуждающе, оценивающе. Что сравнивает всё время с братьями. Попытался было однажды наладить с ней отношения – пошутить, побалагурить. Да тут откуда ни возьмись – Никита. Весь кайф сломал.
А потом ещё в сенях остановил его, Лёху, и сказал жёстко:
- Это моя женщина. И ты к ней не подходи.
Больно надо! Не такую деваху он себе подругой видел. Эта передачи носить и свиданки добиваться не станет.
Вот и получилось, что жил Лёха на заимке в большой семье, а вроде как одинок был. Сам себе изоляцию устроил. Был бы проще, не выискивал в поступках и словах людей подвох – и был бы намного счастливее. Но так уж у него получилось.
Жил, ждал весны, тихонько прятал в амбаре вещи для побега. А чуть только сошёл снег, просохли тропинки, исчез Лёха.
Прихватил с собой продукты, немного одежды, пару фальшфейеров от зверей защищаться, мелочи всякие. И исчез.
А через неделю после его побега над заимкой появился вертолёт.
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации! Больше рассказов можно прочитать на канале Чаинки