.
Говоря о недавней нобелевской премии американской поэтессе Луизе Глюк , что я могу сказать? Мне нравятся ее стихи, (они очень нежные, и в то же время, структурно четкие), ритмическая их красота, как бы, интонационно подчеркивает смыслы, не всегда уловимые прямо, но всегда воздействующие как ток, ибо, ее смыслы и есть точки напряжения. Законы поэзии и электричества похожи. Хотя, сразу могу сказать, что сейчас так никто не пишет в Америке из поколения нового. Так писали в семидесятых, восьмидесятых, ( Луизa Глюк родилась в Нью-Йорке в 1943.) Она немного напоминает немецкую поэтессу Эльке Эрб (тоже, ее поколения) , но Эльке Эрб , больше пишущая в традиции Целана, посуше, и пофилософичнее, ее лирическая героиня более замкнута. Луиза -куда больший романтик. Может быть, разрешениям всего ее личного , не хватает масштаба . Как подлинная , и старая американка, она ищет гармонию не в надмирном, как Цветаева, а в старом, идиллистически- забытом , но еще принадлежащем от Бога, миру.
_______
P. S.
Ниже, несколько переводов ее стихов , из открытых источников
ПОДСНЕЖНИКИ
Известно ли вам, что было со мной? Вам знакомо
отчаяние – вы должны
понимать, что такое зима.
Я не рассчитывал выжить
в тесной земле. Я не рассчитывал
снова проснуться, ощутить
во влажной почве моё тело,
способное к отклику, всё ещё
помнящее, как открыться
холодному свету
ранней весны –
с испугом, да, но вновь среди вас,
с отчаянным криком радости
на холодном ветру нового мира.
УТРЕНЯ
.
Прости, если скажу, что люблю тебя: сильным
постоянно лгут, ибо слабые
подвержены страху. Я не могу любить
непредставимое, а ты почти ничего
о себе не открыл: подобен ли ты боярышнику,
всегда тот же самый, всегда на том же месте,
или более схож с наперстянкой, противоречивой, сперва
выпустившей розовый шип среди маргариток на склоне,
а на следующий год – пурпурный, среди роз? Ты должен
понять, нет пользы в молчании, поощряющем верить,
что ты одновременно и боярышник, и наперстянка,
и ранимая роза, и упрямая маргаритка – остаётся думать:
ты попросту не существуешь. Это действительно то,
что ты ожидаешь от нас? В этом ли объяснение
тишины раннего утра, когда
еще не стрекочут цикады и коты
во дворе не дерутся?
ПОЛЕВЫЕ ЦВЕТЫ
Что вы сказали? Вы хотели бы
жить вечно? Другие ваши идеи
столь же притягательны? Определённо,
вы не замечаете нас, не слышите нас,
на вашей коже
солнечные пятна, пыльца
жёлтых лютиков. Я обращаюсь
к вам, глядящим поверх
высокой травы, трясущим
своей погремушкой:
о душа! душа! Сколько можно
вглядываться в себя? Одно дело –
презрение к людям, но почему
пренебрегать обширным
лугом? Куда устремлёны ваши взоры,
скользящие над головами лютиков?
Убогое представление о небесах: отсутствие
изменений. Лучше, чем на земле? Что
можете знать об этом вы, затерянные среди нас,
не укоренённые ни здесь, ни там?
ВЕЧЕРНЯ
.
Некогда я верила в тебя; я посадила смоковницу.
Здесь, в Вермонте, в стране без лета.
Это была проверка: если дерево выживет,
значит, ты существуешь.
Следуя моей логике, тебя нет. Или ты пребываешь
исключительно в местах с более тёплым климатом,
в жгучей Сицилии, Мексике, Калифорнии,
где выращивают невообразимые
абрикосы и прихотливые персики. Вероятно,
они видят твоё лицо там, в Сицилии; у нас –
разве что подол твоего одеяния. Я должна заставлять себя
делиться с Джоном и Ноахом выращенными помидорами.
Если где-то в другом мире есть справедливость,
те, кого природа принуждает
к умеренности, должны получить
львиную долю от всех вещей,
предметов вожделения – жадность,
обращённая в хвалу тебе. И никто не восхваляет
ревностней, чем я, с такой мучительно сдерживаемой
страстью; никто не достоин больше, чем я,
сидеть по правую руку, если таковая существует,
вкушая от скоропортящейся, но бессмертной смоковницы,
которой странствия не под силу.
БЕЛЫЕ ЛИЛИИ
.
Для мужчины и женщины
возделанный ими сад подобен
звёздному ложу, здесь они
медлят летним вечером –
но становится зябко и внезапно
их охватывает страх: это
может кончиться, подвергнуться
опустошению. Всё, всё
может быть утрачено;
в душистом воздухе бесцельно
вздымаются узкие колонны, за ними
волнующееся море маков –
Тише, любимый. Мне безразлично,
сколько лет отпущено до возвращения:
этим летом нам предстала вечность.
Я чувствую твои руки хоронят меня,
чтобы её великолепие открылось.
Луиза Глюк, Пер. с англ. Б. Кокотова.
*
Хороший поэт никогда не пишет так, что бы его стихи любили, (так же как и философ, не спрашивает у людей ответы на свои вопросы), слово поэзии, как и вопрос философа - ищет всегда отклик свыше.Более того, и поэт, как и философ , может философски спрашивать , вопрошать о чем то. Однако, самый гениальный поэт тот, кто находит ответ Бога - в природе. Эту черту можно отнести и к Луизе Глюк .