Мой двоюродный младший брат Мейсон первым нашел этот портрет. Есть у него такая привычка – бродить по дому после семейных сборищ, и вот однажды ночью это произошло.
На следующее утро он был вне себя от восторга. Он буквально не затыкался, рассказывая о своей находке. Ну, по крайней мере, нам, детям, он все уши прожужжал, но взрослым о портрете даже не заикнулся. Наверное, боялся получить нагоняй за ночные прогулки. Дом был действительно огромным, и бабушка всегда говорила нам не бродить по нему и в особенности не заходить на верхние этажи.
Мейсон всю жизнь был фантазером, поэтому, само собой, я сначала не поверила в его россказни. Я просто закатила глаза и продолжила читать книгу, а моя сестренка и другой двоюродный брат играли в «Mario Kart» и едва обратили внимание на восторженные вопли Мейсона.
Но он настаивал на том, что видел. Размахивал руками, то и дело попадая нам по лицу. Он клялся своей жизнью, жизнью, что говорит правду и только правду, и постепенно мы начали проникаться его рассказом.
Признаюсь, мне было любопытно. Нам всем было любопытно. Так что после того, как Мейсон со всей горячностью попросил нас поддержать затею посмотреть его находку, мы, к его радости, разработали план. План был в том, чтобы подождать, пока взрослые улягутся спать и затем тайком пробраться в комнату, где якобы висел «истекающий кровью портрет».
Наступила ночь Х. Я и моя сестра, держа фонарики в руках, осторожно выбрались из спальни и пересекли коридор, чтобы постучаться в дверь комнаты наших двоюродных братьев. Все вроде шло хорошо: взрослые спали в другом крыле дома, но, конечно, кто-то из них мог и проснуться от стука.
В конце концов, стучать и не пришлось. Дверь была слегка приоткрыта, стоило осторожно толкнуть ее, и она отворилась с легким скрипом. Мальчики уже приготовились и ждали нас. Мейсон что-то восторженно шептал своему брату, а тот безуспешно пытался его заткнуть.
– Отлично, – сказал Мейсон, завидев нас. – Все готовы? Выключайте фонарики и идем!
Он открыл дверь настежь и исчез в полутьме.
Обменявшись взглядами, мы послушно выключили фонарики и последовали за ним.
Дом нашей бабушки был просто огромным, в нем было множество лестниц, ведущих к тому или иному этажу. Поэтому, чтобы не наткнуться на кого-то из многочисленных тетушек и дядюшек, мы прокрались к задней части дома, к лестнице, которую редко использовали. В коридоре затихающим эхом отдавался чей-то храп.
Лестница в полумраке казалась куда выше, чем днем, и мы, глядя на нее, даже немного испугались, сердце у меня екнуло при мысли о том, что мы делаем что-то, что нам всегда запрещали. Но кроме этого мы чувствовали и восторг, предвкушение от тайны, скрывающейся в темноте. Крупные, темные ступени исчезали в полумраке, те самые «запрещенные» этажи лежали прямо перед нами…
– Шарлотта, мне страшно, – прошептала сестра, теребя меня за рукав. Я мягко шикнула на нее и потрепала по волосам.
Мейсон тем временем уже ступил на нижнюю ступеньку лестницы – и начал подниматься. Он-то уже делал это однажды, а вот для нас это была дорога в неизвестность.
Мы поднимались наверх, медленно и осторожно, шаг за шагом. Молли, моя сестра, крепко держала меня за руку, Мейсон вел нас вперед, а другой двоюродный брат, Итан, замыкал колонну.
Лестница вела в коридор, заставленный мебелью, по которой бродили тени. Мы шли вперед, а шкафы, стоящие вдоль стен, зловеще нависали над нами. Портреты, изображающие людей, которых мы видели впервые, смотрели на нас свысока.
– С которого из них течет кровь, Мейсон? – прошептала я.
– Его тут нет, надо идти дальше, – ответил он, и мы пошли мимо портретов.
В этом коридоре, в этом секретном месте совсем не было окон, но я слышала свист ветра за стенами дома, и от этого звука у меня мурашки бежали по коже.
Портреты все так же смотрели на нас с высоты, как будто предупреждая.
… Я отвернулась.
– Вот, посмотрите! – прошептал Мейсон, резко сворачивая направо, в длинный и узкий коридор. Стены здесь были совсем пустые. Ни окон, ни дверей, кроме одной – старой, обшарпанной двери в самом конце.
– Что за фигня, братан? – пробормотал Итан, и я легонько стукнула его по руке, чтобы не ругался. Он поморщился, но продолжил: – И ты сюда ходил один? Ты что, совсем с ума сошел?
Мейсон только усмехнулся:
– Я не трус, Итан, вот и все. Идемте, нам сюда.
И он включил фонарик и двинулся дальше по коридору. Мы сделали то же самое. Огромная тень Мейсона подрагивала в свете фонариков и расползалась по стене, обрываясь у потолка.
Мы подошли к двери из темного дерева. Она оказалась не заперта, и, сунув фонарик под мышку, Мейсон ухватился за нее двумя руками и открыл. Мы поежились от протяжного, низкого скрипа, отраженного стенами… Но больше ничего не произошло. Ветер все еще шелестел где-то снаружи, только теперь его почти не было слышно.
Мы вошли в комнату один за другим.
Стены были черными, без единого окна. На полу стояло множество деревянных стульев. Они были расставлены как попало, без какого-либо намека на порядок. У стен друг напротив друга располагались два одинаковых темных шкафа, один слева от меня, другой справа, а на маленьком круглом столике в углу примостилась лампа вместе с набором подставок и потрепанным спичечным коробком.
Дальняя стена была пустой, если не считать одного-единственного предмета. По центру висел одинокий портрет в рамке. Он изображал пожилую женщину, чье лицо искажалось в неприятной гримасе.
Морщины на ее лице из-за теней казались больше и глубже.
– Вот про него я говорил, – восторженно сказал Мейсон, понизив голос. Осторожно раздвигая стулья, он прошел вглубь комнаты.
С каждым его шагом ближе к жуткой картине я все отчетливее ощущала, как внутри меня нарастает ужас. Сестренка прижалась ко мне еще ближе.
– Шарлотта, – прошептала она, но ее голос доносился до меня как из далекой вселенной.
Мейсон остановился у самого портрета, глядя вверх, а мы встали на несколько шагов позади.
Повисла тяжелая, пронзительная тишина.
А затем Мейсон развернулся к нам, громко хлопнул в ладоши – и тишина разрушилась. Мы в страхе отпрыгнули от него.
– Что за черт, Мейсон! – пробормотал Итан, и на этот раз я от испуга даже не отругала его за это. Страх захлестнул меня с головой, и я изо всех сил старалась побороть его.
– Странно, правда? – спросил Мейсон, почесав подбородок, и повернулся обратно к портрету, направив на него луч фонарика. – Повесили один-единственный портрет в пустой комнате… а ведь на нем, похоже, нарисована бабушка, как считаете?
Я закусила губу и взглянула на старую женщину с портрета, на ее крепко сжатые губы. Она действительно была похожа на бабушку… Не то чтобы совсем похожа, но определенное сходство точно было.
– Похоже, что нарисовать хотели именно ее, так ведь? – спросила я у остальных.
– Может, поэтому она и спрятала портрет? Ей было стыдно за него, и она не хотела, чтобы кто-нибудь его увидел, – предположил Итан.
– Без понятия, – ответила я. – Если портрет ей не понравился, почему бы просто его не выкинуть? Зачем вешать его на стену? Она даже дверь в эту комнату не закрыла.
– А, так дверь была закрыта, - ответил Мейсон как бы между делом, и, даже не знаю, почему, но по моей коже побежали мурашки.
– Что значит закрыта? – спросила моя младшая сестренка. Он пожал плечами.
– Да то и значит. Я вскрыл замок, это оказалось не так уж и сложно. Тем более, я тренировался.
–Так в итоге мы не должны были сюда заходить? – спросила я у него, оглядываясь на портрет. – Может, лучше пойдем?..
-– Нет, погодите, я же еще даже не показал вам главное! Из него ведь течет кровь, вот почему я вас сюда привел! – Мейсон подошел ближе к картине и, протянув руку вперед, запустил пальцы за нижнюю рамку портрета. Потом он отодвинулся и посветил фонариком на свою кожу. Я невольно сощурилась от света, но все равно придвинулась поближе, вглядываясь в его руку.
Пальцы были покрыты липкой, темной субстанцией. Она напоминала сок, или деготь, или…
– Кровь, – прошептал он.
Итан цокнул языком и покачал головой.
– Это не кровь, дурачок. Это что-то типа… чем покрыли стены.
– Стены покрыли? – повторил Мейсон. – Что за фигню ты несешь?
Я вздохнула и отвернулась, снова взглянув на ужасный портрет.
Я посмотрела старухе прямо в глаза. Заметила белки глаз, виднеющиеся вокруг радужки.
И надтреснутые, желтые зубы во рту, растянувшемся в широкой ухмылке.
Зубы.
Ухмылка.
Я вскрикнула, внезапно все осознав, отчаянно попыталась вздохнуть, но ужас душил меня, и в комнате вдруг резко, в одну секунду, стало тихо. На спине выступил пот.
– Ребята, – прошептала я, изо всех сил выговаривая слова, – женщина на к-картине, она ведь не улыбалась минуту назад, верно? Вы видели ее зубы?
– Нет, – хрипло ответил Итан. Мы все посмотрели на портрет. – Нет, не улыбалась.
– Нам нужно уходить, – пробормотала я, отступая назад. Сердце колотилось, пульс зашкаливал, а я пятилась к выходу, расталкивая стулья, со скрипом проезжающиеся по деревянному полу. Остальные последовали за мной, и мы сбились в кучку у самой двери.
Только теперь она была закрыта.
Не помню, чтобы кто-то закрывал ее.
И я не могла найти ручку.
Я отчаянно попыталась нащупать ее, и, хотя мне безумно страшно было отвести глаза от портрета, пришлось сделать это, чтобы отыскать ручку. Только вот ее не было. Совсем.
– Где она? – с шипением выдохнула я. – Где она?
– Там! – закричала Молли, указывая наверх. – Там, наверху!
Мы все подняли головы, и, да, ручка была там, она переместилась… прямо на самый верх двери, туда, где мы точно не могли ее достать.
Пол заскрипел.
Мы одновременно повернулись и посмотрели на портрет, направив на него лучи фонариков. Только вот на портрете больше никого не было. В рамке осталось только темное пустое место.
И на мгновение наступила тишина.
Тишина, которую нарушил скрежет когтей по потолку.
Я подняла фонарик, запрокинула голову, чтобы посмотреть наверх, и луч света упал на огромную сороконожку, у которой было лицо той старухи. Она смотрела прямо на меня.
Она задержала взгляд еще на мгновение. Ее лицо растянулось в ухмылке. А затем этот оживший кошмар пополз. Быстро. Множество подрагивающих, напоминающих ножи, ножек царапали потолок, пробираясь к ближайшей к нам стене.
И я закричала. Мы все закричали. Нас охватила паника; комната погрузилась в хаос; мы бросились сквозь ряды стульев, отчаянно крича и моля о помощи. Итан бил и пинал дверь; Молли… Где Молли? Она забилась в самый дальний угол. А отвратительное существо с портрета скользнуло на пол и уже пробиралось сквозь стулья, его глаза были широко открыты, изо рта доносилось шипение.
– НАЗАД, – закричала я, схватив стул и выставив его перед собой как щит, хотя руки у меня отчаянно тряслись. Но она подползала ближе. И ближе. И ближе.
Итан через всю комнату швырнул в нее стулом и попал прямо в голову. Ухмылка существа даже не дрогнула, а вот глаза… глаза обратились в другую сторону, сороконожка резко повернулась и бросилась к Итану.
«Думай, Шарлотта, ДУМАЙ. Что ты можешь сделать?!»
Молли уже добежала до двери. Она стояла на стуле, который держал Мейсон, и пыталась дотянуться до верха двери, дотянуться до спасительной ручки.
– Черт, ЧЕРТ, – закричал Итан, когда сороконожка бросилась к нему. Он отступил, отчаянно размахивая перед собой стулом, пытаясь ударить или хотя бы задеть ее.
Я сделала то же самое, что и он: охнув, подняла один из стульев и запустила его через всю комнату, прямо существу в голову. Один глаз провернулся прямо в глазнице и уставился на меня, сороконожка снова развернулась.
Мне нужно было что-то придумать. Но я не могла… не могла думать. Молли и Мейсон пытались добраться до ручки. Им просто нужно время, еще пара минуток… я отступала назад, пока не ткнулась бедром в маленький столик в углу. Я повернулась, увидела покачнувшийся от толчка газовый фонарь и схватила его.
– Итан, – крикнула я, – картина! Ты сможешь принести ее?
Итан кивнул и бросился к портрету сквозь стулья, а я открыла ближайший шкаф и нырнула внутрь, захлопнув за собой дверь и изо всех сил вцепившись в нее. Сороконожка шипела и жадно скреблась где-то снаружи. Она грызла и царапала дверь, но сдалась где-то через минуту, и я услышала, как она пробирается сквозь стулья. Собрав в кулак всю свою храбрость, я открыла дверь и снова шагнула в комнату.
Итан снял картину со стены, и я увидела, как он бросил ее на пол.
– НЕПОСЛУШНЫЕ ДЕТИШКИ НЕ ДОЛЖНЫ ВХОДИТЬ В ЗАПЕРТЫЕ КОМНАТЫ, – прошипел монстр грубым, вибрирующим голосом.
– Что теперь, Шарлотта? – крикнул мне Итан, уворачиваясь от твари.
– Отойди! Я уничтожу портрет! – крикнула я в ответ.
«Может, это остановит его. Может, я уничтожу это существо!»
– Давай! – скомандовал он.
Сороконожка замерла. Верхняя часть ее тела дернулась, она взглянула на меня, по-прежнему ухмыляясь, и я разбила стекло фонаря. Газ внутри зашипел, и я дрожащей рукой взялась за спичку.
Она сломалась пополам.
– Быстрее, Шарлотта! – умоляюще воскликнул Итан.
Сороконожка двигалась ко мне. Комната была большой, но недостаточно большой… и краем глаза я видела движение существа, видела, как оно приближается… Скрип и скрежет ее ног, перебирающих по полу, становился все громче.
Я чиркнула по коробку второй спичкой, и, слава богу, она загорелась. Я поднесла ее к фонарю, и пламя мгновенно занялось.
А потом я изо всех сил швырнула фонарь в портрет.
Он вспыхнул, и я прикрыла глаза, спасая их от яркого света. В комнате раздался пронзительный визг, по стенам заметались тени; все вокруг менялось и двигалось, я не понимала, что происходит.
… Но вдруг дверь, ведущая в комнату, распахнулась. Молли добралась до ручки и повисла на ней, ее ноги беспомощно болтались в воздухе. Потом она скользнула вниз, и Мейсон с трудом
поймал ее.
– Идем, Шарлотта! – крикнул мне Итан.
Я огляделась в поисках существа, но его нигде не было видно. Оно исчезло. В последний раз взглянув на полыхающий портрет, я выбежала из комнаты вместе с остальными. Мы захлопнули дверь и помчались по темным коридорам, расталкивая мебель, лишь бы побыстрее оказаться у лестницы, в безопасности…
И на нижних ступеньках, в полумраке, уже кто-то стоял.
Мы закричали и налетели друг на друга прежде, чем поняли, кто стоял перед нами.
Это была бабушка.
– Что за… Во имя Господа, почему вы все еще не в кроватях? – спросила она, поправляя очки. – Разве я не говорила вам не ходить на этот этаж?
Бессвязно, перебивая друг друга, мы одновременно попытались рассказать ей о том, что случилось, и она принялась успокаивать нас. Мы объяснили, что увидели. Сказали правду. О том, как мы нашли картину. О том, как на нас напало то существо. Мы как раз добрались до того момента, как я спряталась в шкафу, и тут она нас перебила:
– О боже, боже ж ты мой, – пробормотала она, обнимая нас всех. – Мейсон… ты поступил очень глупо, вскрыв дверь. Эта комната опасна. На самом деле опасна! Я не просто так ее закрыла! И вы все должны пообещать мне никогда больше туда не заходить, никогда!
– Конечно, – ответила я вместе с остальными. – Никогда больше!
– Хорошо, что ничего страшного не случилось, – добавила она. – Вы теперь в безопасности, обещаю.
– Но нам нужно вернуться, – встрял Мейсон. – Нужно запереть дверь! На всякий случай.
– Не стоит, – ответила бабушка. – Даже если дверь оставить открытой настежь, она не сможет выбраться из комнаты. Для этого и нужен портрет.
Наступила тишина.
– В… в смысле? – спросила я.
– Портрет привязывает ее к комнате, поэтому мы все теперь в безопасности, – откликнулась бабушка. – Пока портрет висит на стене, она не может выйти из комнаты.
Я посмотрела на Итана, чувствуя, как кровь стынет в жилах.
Бабушка поправила очки.
– Что такое?.. Вы ведь не повредили портрет, правда?
***
Выражаем благодарность автору оригинала, за разрешение на перевод!