Самосожжение. Какая яркая метафора! Обычно мы говорим «сгореть на работе», «выгореть эмоционально», но процесс горения всегда имеет переносное значение. Но как можно в прямом смысле сжечь своё живое тело, оставаясь в сознании?!
Известие о гибели моей землячки и коллеги, нижегородской журналистки Ирины Славиной опустило меня на самое дно непереносимой душевной боли. Я даже не ожидала от себя такой реакции. Сначала всё внутри остановилось и замерло, диафрагму свело неистовым спазмом до невозможности вдохнуть. Мы не были близки, но пересекались на разных мероприятиях, комментировали публикации друг друга в соцсетях, немного переписывались лично, но совсем не на профессиональные темы.
Возможно, именно это вызвало у меня такой глубокий шок: я знала Иру как хрупкую женщину. И последнее её личное сообщение в Фейсбуке содержало просьбу помочь найти хозяйку для нарядного кашемирового палантина. О боже, почему я тогда не купила этот палантин у Иры?! Вдруг сработал бы «эффект бабочки», и история сложилась бы по-другому? Третья стадия переживания горя, вина и торговля: «А если бы я тогда поступила иначе?»
Прошлое очень быстро становится нашей личной мифологией, когда мы пропускаем его через фильтр своих фантазий, интерпретаций и субъективных оценок. Я возвращаюсь в прошлое и пытаюсь пережить эту третью стадию горевания. Возможно, я сейчас создам свою личную мифологию, но для меня это важно, чтобы пережить всё случившееся.
Мне кажется, эта трагическая история зародилась 20 июня 2019 года, когда Ира опубликовала шокирующий пост. «Интересно, а если я устрою акт самосожжения возле проходной УФСБ (или прокуратуры города, я пока не знаю), это хоть сколько-нибудь приблизит наше государство к светлому будущему, или моя жертва будет бессмысленна? Думаю, лучше умереть так, чем как моя бабушка от рака в 52 года».
Думаю, эта страшная публикация не была спонтанным эмоциональным выплеском. В ней чувствуется накопленное раздумье о смысле и значимости смерти. И относиться к своему собственному завершению жизни как к гражданскому поступку – это под силу не каждому. Я вообще не знаю никого, кто бы воспринимал своё физическое самоуничтожение как способ выражения своей идеологической позиции. Смерть – это смерть, физический акт прекращения земного бытия. И для обывателя в ней нет сверхсмыслов. Просто уход из жизни.
Вот в этом, с моей точки зрения, заключена тайна самосожжения Ирины Славиной. Ира не была обывателем. Это был тип личности, который философ Лев Гумилёв называл пассионарием. Само слово произошло от французского passionner, означающего «увлекать, возбуждать, разжигать страсть». В своей пассионарной теории этногенеза Гумилёв определяет пассионария как личность, обладающую врождённой способностью накапливать жизненных сил, то есть, витальной энергии, больше, чем это необходимо для личного самосохранения. А поскольку у пассионария есть некий естественный избыток сил, он их аккумулирует и направляет на целенаправленное изменение внешней социальной и биологической среды. Вся профессиональная жизнь Ирины Славиной демонстрировала пассионарное стремление изменить мир к лучшему.
Для Иры уход из жизни стал входом в какую-то иную сверхреальность, в иное энергоинформационное пространство исторической памяти. Смерть пассионарной личности не может быть простым впадением в вечное забытьё. Пассионарий не может скончаться, он может только продолжаться в веках, расширяя акт прекращения физического существования до масштабов планетарного события. Умереть от старости или, что ещё постыднее, от болезни, то есть, от неизлечимой слабости – недопустимо для персон с пассионарным мышлением.
Сейчас я добавлю немного мифологии в эту историю. Возможно, Ира боялась онкологии. Онкофобия – страшное, невыносимое состояние. Да и вообще страх серьёзных болезней, превращающих деятельного человека в пассивного наблюдателя за жизнью – явление довольно распространённое. Страх собственной слабости и неготовность предстать перед окружающими людьми не в грандиозном всемогуществе и не в состоянии власти над своей судьбой стал особенностью многих моих современников. Недавно умерла моя бывшая сокурсница, награжденная орденом «За заслуги перед Отечеством». Она до последней минуты жизни скрывала от самых близких друзей смертельную болезнь, чтобы никто не увидел её в немощи.
Я пытаюсь понять, почему это происходит, опираясь на свои знания психологии, и нахожу множество вероятных причин. Но одной из первых вижу особенности воспитания, предполагающие, что человек не должен ныть и жаловаться, но должен быть стойким, стать примером для других и сам решать все свои проблемы. Это ещё один мой личный миф. Возможно, для Иры было неприемлемо просить помощи в трудных ситуациях, но стойкость женщины, какой бы мужественной она ни была, имеет пределы. А журналистский подвиг, которым стала вся профессиональная жизнь Ирины Славиной, главного редактора интернет-издания «Коза-пресс», это ноша, которая под силу только каменным кариатидам, подпирающим своими головами грандиозные античные сооружения. Она горела заживо, пока жила, пока исполняла свою профессиональную миссию журналиста-расследователя.
Она оставалась стойкой, пока могла. Но живая женщина – не каменная кариатида. Мне кажется, она просто оказалась зажатой в адских тисках невозможности выносить накопленное напряжение – и такой же невозможности признать свою слабость и обратиться за помощью к специалистам по эмоциональным проблемам. Чтобы вот так сгореть, сначала, как мне кажется, нужно было эмоционально выгореть дотла. Уничтожение внешней оболочки только приводило к балансу что-то глубоко внутреннее, что сгорело задолго до рокового решения. Ну почему я не купила у неё этот палантин?! Почему не взяла из её рук то, что было создано, чтобы дарить тепло? Почему не отдала часть своего тепла женщине, которая внутри уже промерзала до невозможности жить и дышать?!
Стоп! Бессмысленно терзать себя угрызениями совести! Сотни людей откликнулись на публикацию, порождённую мыслью о суициде. Что это изменило? Ничего! Как ничего не изменили попытки случайного прохожего потушить горящее молодое тело, в котором, казалось, столько жизни и такой неисчерпаемый запас прочности! Ира сопротивлялась до последней минуты. Она приняла решение и намеревалась довести жертвоприношение до конца. Она не позволила никому себя спасти. Она даже не дала повода думать, что нуждается в спасении. Она сама спасала мир. И это было её взвешенное решение, её гуманистическая миссия. Так поступают пассионарии.
Но откуда возникает такая неистовая потребность спасать мир, когда нет какой-то очевидной войны, когда вокруг не рвутся снаряды и по улицам не текут реки крови? Как бы цинично это ни прозвучало, но для такого рвения нужна глубокая эмоциональная травма, произошедшая в раннем детстве, и огромная невыразимая и, скорее всего, неосознанная потребность в том, чтобы быть спасённым. Когда есть сильнейшая нужда в том, чтобы получить помощь, но возник запрет на выражение этого чувства и установка на то, чтобы не просить помощи и справляться самому, человек начинает спасать других вместо просьбы о том, чтобы спасали его. Спасая других, человек адаптируется к переживанию собственной боли и выдерживает глубокое и хроническое внутреннее напряжение. Это способ выжить в условиях, когда другие способы кажутся недоступными.
Этот поведенческий феномен описан в психотерапии и называется «профлексия», смешанная форма сопротивления, соединяющая проекцию и ретрофлексию. Это особенное поведение личности, которая делает для других то, что хотела бы получать от других сама. Я не знаю, имеет ли это хоть какое-то отношение к Ирине Славиной. Это моя гипотеза, мои фантазии и моя личная мифология. Мне важно рационализировать трагедию, чтобы переварить её и успокоиться.
Есть ещё одна мучительная для меня мысль. Меня не отпускает раздумье о связи и взаимозависимости Спасателя и Жертвы внутри одной личности. Эта психологическая и социальная модель была описана в трансактном анализе Стивеном Кармпаном и известна как «треугольник Карпмана». Эта теория описывает три типичные роли, которые личность может исполнять в разных ситуациях – Жертва, Преследователь, Спасатель. При определённых обстоятельствах личность, у которой может быть развита часть личности, условно называемая Спасателем, может оказаться в роли Жертвы. Спасение мира посредством самопожертвования – это очень понятная пассионарная трансформация. Это психологическое явление не раз оказывалось предметом художественного исследования. И одно из самых сильных философских произведений искусства – это последний фильм Андрея Тарковского «Жертвоприношение». Фильм стал предсмертной публичной исповедью автора и апогеем творческой зрелости. Для Иры Славиной высшей точкой стало реальное жертвоприношение. Это была её исповедь, её последнее слово, её вклад в историю цивилизации, её пассионарная миссия.
Как жаль, что у меня нет палантина Иры Славиной! Ах, если бы я знала тогда, как буду мучиться от ощущения противоестественного холода, от безысходности и необратимости. Возможно, если бы этот палантин согревал меня, мне было бы чуточку легче. Возможно, я бы держала его в руках и на каком-то сверхчувственном уровне ощущала бы связь с Ирой и понимала бы, что случилось в тот роковой день. Но ничего изменить уже нельзя. Я могу строить небоскрёбы домыслов и догадок. Но я никогда не пойму, почему она сгорела.
Понравилась публикация? Ставьте лайк и поделитесь с друзьями в соцсетях. Для автора канала это очень важно!
Подписывайтесь на мой канал в Яндекс.Дзен!
Другие интересные публикации читайте здесь:
"Правила грамотной женской измены"
"Постой, Форест, не беги, остановись!"
"Рассекая волны зрелости. Исповедь взрослеющей женщины"
"Мужские измены: как поменять Эдем на Содом"
"Такая разная измена в отношениях!"
"Полный переждец, или Как не превратить дом в зал ожидания"
"Как мы говорим "про это""