Я сижу на влажной скамейке и сжимаю в своей ладони твою безучастную руку. Небо над нами багровое, тревожное. Мне кажется, что с каждой минутой оно опускается все ниже и ниже.
На тебя, меня, нас и всю планету в целом. Я задыхаюсь, паника поднимается все выше, перехватывая горло и не давая нормально вдохнуть.
— Ты видишь? Видишь? — шепчу я. — Ответь мне, наконец, я не могу бороться одна!
Небо спускается ниже, грозит черными облаками, которые вот-вот прольются моими слезами. Ты молчишь, а я все жмусь к тебя, целую твои скулы, лоб, губы. Ты молчишь, но на миг мне кажется, что твои губы дрогнули. Я все еще тешу себя надеждой.
— Видишь? — мой голос взмывает ввысь, и я жмурюсь, не в силах видеть подступающую темноту.
Она везде. На небе, во мне, в тебе, поглотив все капли света и, кажется, даже любви.
— Нет. Я ничего не вижу, — ты отстраняешься, и я вижу, как сжимаются твои губы. — И никогда больше не увижу.
— Это ведь не страшно, — шепот тихий, но я знаю, что ты слышишь.
— Самое страшное, — грубо обрываешь, — знать, что может быть лучше, чем есть.
— Что может быть лучше, чем жизнь?
В небе над нами сверкает молния, и я встаю. Ты не слышишь меня, не борешься, словно, потеряв зрение, потерял и все человечное, что в тебе было.
— Я люблю тебя, слышишь? Любого люблю, понимаешь? — ты молчишь. Что ж. Ты сделал свой выбор, когда не пустил к себе в палату. Когда накричал на меня, что нет жизни без зрения. Когда не захотел учиться жить так. Когда замолчал.
Я не могу достучаться до тебя, не могу жить без тебя, не могу вытащить тебя из бездны, если ты не берешь протянутую руку.
Первые, тяжелые капли падают мне на плечи, на запрокинутое лицо, смешиваясь со слезами. Прости. Мне больно, безумно больно.
И я боец, который сдался. Небо надо мной плачет, я наклоняюсь, бережно целуя тебя в висок. Ты хмуришься и просишь отвести обратно в больницу.
Я молчу. Я помню, как заливалась соловьем, а небо темнело. И вот она — развязка. Я не в силах ничего изменить.
Сдаю тебя на руки обеспокоенной медсестре.
— Самое главное, что ты жив. Помни это.
Ливень лишь усиливается, но я отмахиваюсь от предложения остаться. Не люблю плакать при свидетелях.
Я ухожу, в надежде, что поступаю правильно, и в надежде, что небо посветлеет.
