Никто не услышит этот крик. Никто не увидит оставшиеся от этого круги на воде. Никто не почувствует этого прикосновения. И вряд ли кто-то примет эту радиоволну, если она вообще существует в этот раз. Если, что-нибудь вообще существует, кроме острого паззла из колотого льда, пачкающейся чернильной темноты, липкого, мокрого, грязно-серого снега, и тёмной, вязкой, как мазут воды, в которой всё это лениво колышется.
Прибой из этого месива облизывает черную гальку пляжа как-то нехотя, будто через силу выполняя долг. И вздохи его звучат тягуче-гулко, словно запись проигрывается в замедлении. Понемногу сюда вплетается странно знакомый голос, монотонно бормочущий, что-то вызывающее крайнее удивление. Которое рекурсивно вызывает следующее изумление. И следующее. Оказывается, кроме этого жестяного голоса в аквариуме.
Из вымороженного мрака. Есть ещё кто-то или что-то, способное это удивление чувствовать. А также боль, не яркую, но неприятно размазанную по всему телу. Да, у этого что-то есть ещё и тело. Границы которого, кроме боли, очерчены целым букетом приятностей. С мазохистской точки зрения, приятностей. Кружение в голове, тяжесть в желудке, хаотично метающийся вектор гравитации, переполненная балластная цистерна и не только.
Могильные якоря, мешающие отползти назад, в восхитительное ничто. Да, когда Радио ледяных пустошей возрождает к новой серии псевдожизни свой условно-разумный инструмент, комфорт процесса заботит его, да, хрен-с-горчицей он его заботит. Остается только тягуче сплюнуть неописуемого вкуса дрянь, утереть слёзы, сопли, холодный пот, хлобыстнуть дозу ромашкового чая (sic!). И ещё несколько процедур, с описанием «шок контент».
Затем, вдруг, ну кто б мог подумать, почувствовать, что весь этот дарк карнавал начинает нравиться. А сейчас то же настигнет и неосторожных воображаемых друзей, все побочные эффекты и последствия остаются в ответственности не успевших спрятаться. Итак, «ON AIR» ипсилатеральный герой, мушкетёр в очень белом пальто, эксперт по кофе и лампочкам, simple rat – норвегикус, чумной франкофил – Джон-ледяные-яйца!
И нынешней невыносимой полночью тема его зажигательного спича: прикладная вирусология.
Даже проживая в месте по танконедоступности сопоставимом с вершиной горы Меру, и будучи суровым, как У Сун, двигающий эту гору в качестве утренней разминки. Непросто быть свободным от общества, пусть связывает с ним и такой хлипкий канал, как северная сеть сателлитов. Но порадоваться тому, что Джон всегда испытывал к этому обществу психическую аллергию, и старательно избегал места, где его, так сказать, члены сбиваются в стаи.
И предаются затем разным штукам, просто-таки вопиющим о реквестировании в тред пылающих серных дождей, по образцу Содома. Порадоваться этому, можно. Все эти ночные клубы, курсы танцев, школы бокса с тенью, семинары по спортивному рукоблудию и др. Неумные и бессмысленные котопсы-тянитолкаи. Что отлично доказано тем, что от их запрещения не изменилось ничего. Потеря для социума сравнима.
С массовой директивной ампутацией аппендиксов. А сколько же скулежа о тоталитаризме и тирании. В последний раз Джон так насладился симфонией скулежа и плача, когда возникли перебои с пармезаном и хамоном. И он надеется, госбезопасность и в этот раз составляет списки особо громких страдальцев. Ох, у них ещё многого потерь впереди, с финишем в виде (ну очень хочется надеяться) «37-го» года и все дела.
Не может не радовать, что большинство сограждан сумело переломаться и встать на путь исправления. Увы, с годами приходит пессимизм – не только война «never changes». И вся эта шелуха: вояжи в Турцию для оллинклюзив заливки шаров, найтклабы и кабаки с понтом, и остальное. Приобрела свою настоящую цену – прелые листья и битые черепки, совсем, совсем ненадолго. Да ничего, никогда, в общем, не меняется. Roger that.