Я не слишком часто читают нон-фикшн. Не большой любитель популярных книг о том, о сем. Но иногда попадаются любопытные вещи, поэтому невольно заходишь и на эту территорию.
Запоздалый «выбор»
Эгер Э. Выбор о свободе и внутренней силе человека/ Пер. с англ. Т. Лукониной. - М.: Манн, Иванов и Фербер, 2020. -344 с.
Предисловие Зимбардо обещает нам нечто равновеликое знаменитому труду Виктора Франкла «Человек в поисках смысла». Хочется верить. Тем более что и сам Франкл на страницах «Выбора» появится. Автор был связан с Эгер многолетней дружбой и общением, они были коллегами, они были узниками Освенцима.
Так-то догнать и перегнать Франкла нетрудно. Книга Франкла, несмотря на то, что его идея смысла в общем верна, морально устарела. Когда читаешь ее, видишь, как он блуждает в замкнутом круге собственных идей («Лошади едят овес. Человек нуждается в смысле»), захлебывается в патетических заклинаниях и бесконечных поучениях вместо спокойной аргументации. Его книга словесно избыточна, ей не хватает трезвости. Она похожа на труд рыночного зазывалы.
Но «Выбор» все равно ей проигрывает. Как раз потому, что мы получаем вместо рыхлого, но оригинального, пусть даже путанного текста, красиво упакованную историю. Вина, очевидно лежит на втором авторе, чье имя напечатано маленькими буквами на обложке, «литературной афроамериканке», которая превратила историю доктора Эгера в бестселлер. Я говорю не о количестве проданных книг. Я о подаче.
Возможно, мои ожидания были завышены. Но опыт книги, в котором психология доминировала и по большей части определяла анализ собственной судьбы, был бы интересен. В «Выборе» он реализован лишь отчасти – в последней третьей книги. Это создало лоскутный образ самой Эгер. Здесь девушка и жена, тут доктор и психолог. Книга разделена на две неравные половины.
В первой – типичный и набивший оскомину роман становления, очередная книга про Освенцим, со всеми привычными уже остановками – Менгеле, «Канада», Освенцим. Наверное, это захватит и даже читателя, для которого все это впервые. Но давайте признаемся честно – это типовая приглаженная биографическая беллетристика. Девочка из Освенцима переезжает в Америку и несмотря ни на что становится доктором, известным психологом. «Светлый путь» по-американски. Не верю. Не в том смысле, что было все не так, а в том, что получилось так гладко. Как по—писанному. Словно читаешь очередного «Татуировщика из Освенцима», а надо бы что-то вроде Леви и Визеля.
Не сомневаюсь, что жизненный путь Эгер был таков. Но вряд ли он был гладок. Если бы в этой первой, биографической части гладкости и литературщины было поменьше, а психологии побольше, книга бы выиграла. Ведь тогда нам более понятны были бы проблемы, с которыми Эгер столкнулась позднее. Если бы романные красивости о словах мамы, о танце перед доктором Менгеле, о выборе между сестрой и матерью почти в духе романа Стайрона, мучительной дилемме Америка или Израиль были разбавлены искренними раздумьями, я бы почувствовал, что эта книга настоящая. Увы, из нон-фикшна в последние годы стремятся сделать художественное повествование с сюжетными поворотами, кульминацией и всем прочим, совершенно неуместным. Зачем?
На мой взгляд, в «Выборе» есть еще одно противоречие. Вроде бы сама Эгер пытается научить нас умению не изживать, а ценить свои раны, примириться с болезненным прошлым и видеть в нем трамплин для прыжка в будущее. Эти здравые размышления и советы, подкрепленные рассказом о реальных случаях из психологической практики сталкиваются однако с совершенно иной идеологической струей, вот этой модной поп-линией практической психологии, озвучиваемой многочисленными учителями по самосовершенствованию.
Довольно глубокие и справедливые суждения тонут в этой позитивной попсе. Призыв к внимательному самоанализу распыляется обещанием сладких плодов, и в итоге высокий пафос растворяется в розовой водичке гуманизма.
Эту книгу Эгер следовало бы написать самой, лет 20-30 назад. Тогда бы можно было бы говорить о победе над Франклом. А так, это просто диковина (первая книга на закате в 90 лет), очередной кирпичик в стену политкорректности.
«Денег у меня негусто, зато я все еще пою»
Кац Д. Начало начал. Внятная история регги/ Пер. с англ. В. Соловьев. - М.: РИПОЛ-классик, 2020. - 464 с.
Удвоение слова «начало» в этой книге имеет потаенный смысл.
Итак, у нас история регги, представленная в двух аспектах.
Первый условно можно обозначить как макроисторию: как родилась и как распространялась, как видоизменялась музыка регги и какие взлеты и падения ее преследовали. Мимоходом сказано о связи регги и политики. Не забыто и криминальное закулисье, определявшее жизнь этой музыки. Хотя о нем тоже вскользь и постольку-поскольку.
Перед нами и хроника, и без пяти минут справочник. Автор старается быть дотошным, так что у читателя голова может пойти кругом от перечисления синглов и альбомов, групп и исполнителей, стремительно сменяющих друг друга. Мир регги широк. А тут еще пристальное внимание ко всем флуктуациям и видоизменениям жанра (ска, даб, дэнсхолл и еще много чего).
Но книгу писал не историк, а журналист. Отсюда специфическая форма подачи – монтаж прямой речи самих музыкантов. Впечатление такое будто сидишь посреди бара или небольшого кафе, а герои книги, перебивая друг друга, рассказывают о том, как все происходило на самом деле.
Еще одна особенность книги – перед нами не столько история групп и индустрии, сколько людей и песен.
Здесь и возникает второй аспект начал. Не строго музыкальных, а почти бытовых. Откуда берется музыка? Как к ней приходят? Как она начинается для конкретного человека, музыканта или продюсера. И в этом разношерстом хоре, превосходящем массовку Марлона Джеймса, выясняется природа заразительности регги, абсолютный демократизм ее. «Я зашел на студию и спел две песни». Становится ясно, что регги не просто музыка, а стиль жизни, общения ("регги - это связи"), необходимый компонент взросления.
Возможно по этой причине Кац, рассказывая о регги, не покидает пределов Ямайки. За ее пределами жизненная закваска выветривается и регги из смысла жизни, из важной истории, становится одним из стилей, набором технических приемов.
Может быть так правильно. Но, на мой взгляд, книге не помешала бы глава, в которой была бы дана оценка влиянию регги на остальную музыкальную культуру. Было бы интересно послушать, что думают о своих коллегах из Африки, Азии, Северной Америки, те, кто стоит у начала начал.
Пожалуй, это единственный недостаток своеобразной как по форме, так и по содержанию книги, написанной настоящим фэном музыки, который интересуется каждой мелочью и жаждет поделиться ею с читателями.
Кому где жить хорошо
Годси К. Почему у женщин при социализме секс лучше/ Пер. с англ. Н. Колпаковой. - М.: Альпина нон-фикшн, 2020. - 224 с.
Это не книга, а некоторое недоразумение. Отчасти причиной тому установка, предшествующая чтению, отчасти броское название.
Начнем с того о чем те, кто прочитал ее, говорят вскользь или вообще не упоминают. Книга адресована не граду и миру, а лишь американской общественности. Слишком много там такого, что российского читателя практически не интересует: проблемы американского рынка труда, внутриамериканские же проблемы представительства женщин в органах власти, вопросы женского избирательного права.
Второе. Здесь все же не столько еще один голос в защиту социализма, сколько поверхностная, общеизвестная по своим доводам критика неолиберализма и консерватизма. Вещь нужная. Повторение – мать ученья, но мы вроде бы все это знаем: бездушная оптимизация всех и вся, погоня за долларом и фимиам принципам жизни в духе «при дедушке такого не было, а жили хорошо».
Третье. Проповедь социалистических идей в этой книге – не самоцель, а лишь подспорье в общем феминистском возмущении существующим положением. Ценность социализма измеряется степенью его удобства для женщины. Может быть, это чисто методологический подход. Но мне кажется, что слово «секс», вынесенное автором в заглавие, для нее важнее идеи народовластия. Собственно и рассуждения о сексуальной жизни внутри книги выдержаны в духе такой эротической утопии: социализм – это свободная любовь для всех. Экономические проблемы решены, жизнь организована, достигнуто равноправие – а значит, самое время заняться сексом. Но идея превалирования физиологии – буржуазная, капиталистическая. Сама Годси справедливо, вслед за классиками марксизма-ленинизма отмечает, что капитализм - это общество всеобщей проституции, в которой секс не более чем товар. И сама же отмечает, как идея физиологичности отношений уступает в социалистическом обществе место романтике и дружбе. Поэтому вполне логично заключить, что секс при социализме у женщин не может быть лучше, потому что он упраздняется как таковой, подобно тому как упраздняются искаженные формы товарных отношений. То, что она называет сексом, при социализме имеет совершенно иную природу.
Заглавие книги Годси – показатель того, что на словах выражая недовольство тем, что буржуазия превращает сферу интимных отношений в товар, она сама на практике, включается в эту экономическую индустрию, спекулирующую на сексе. Поменяй ее нынешнее броское название на нечто более нейтральное, она ощутимо потеряет в продажах.
Не лишне напомнить и о том, что социалистические и коммунистические концепции отталкивались от классового подхода. И именно он определял общее воззрение на место женщины в социалистическом обществе. Женщина участвует в общей социальной деятельности не потому что ей даются какие-то абстрактные равные права, а потому что она, как и любой представитель человеческого рода, рассматривается как существо трудящееся, производящее. В книге Годси, у меня такое впечатление это родовое единство не берется во внимание. Женщина рассматривается как существо самодостаточное, изолированное от детей, родителей, мужей и братьев. Такое впечатление, что ее счастье никак не связано с их благополучием. И потому картинка приобретает весьма эгоистический вид – социализм хорош, потому что он для женщины, хотя на самом деле, он просто хорош для всех
Коммунизм упразднял классы и сословия в старом понимании, Годси борется за старое сословное деление, которое приобретает гендерно-половой характер. Сознает она или нет, у нее получается некое метафизическое и отстраненное представление о действительности с классическим для бытового феминизма манихейским делением на чистых и нечистых. Мужчины всегда нечисты – агрессоры, собственники, избалованные дети, получатели благ. Женщины всегда скромны, благородны, а потому унижены. Но разве не может быть женщина собственницей, разве она не способна покупать секс. Разве он нужен только мужчинам?
Все это говорит о том, что социализм гораздо шире вольно или невольно развиваемого в книге учения о нем, как области женского комфорта. Более того, все совершенно иначе. Социализм менее пригоден для женщины и требует от нее гораздо больших усилий в области самосознания, самоконтроля. Детсады и квоты в руководящих органах можно завести при любом строе (Годси невдомек, что сама идея квотирования чужда социализму). Стиральная машина или посудомоечная машина не требуют коммунизма. При капитализме продаются все, а не только женщины. Стремление поставить их в особое, привилегированное положение слабо соответствует социалистической теории – поэтому мышление в рамках сословного гендерно-полового деления выступает как атавизм, попытка отстоять мысль, что «некоторые равнее».
Все эти замечания возникают неизбежно, потому что перед нами все-таки не совсем выдержанная в научном отношении работа. Книга Годси представляет собой сочетание трех компонентов – пропагандистской исторической части, рассказывающей о некоторых социалистических идеях и их воплощении в практике, личных историй для оживляжа и теоретических рассуждений над текущей социальной ситуацией, подкрепленных социологией и статистикой. Однако тон всему задают совершенно бытовые представления о том, что мужчины стремятся к контролю над женщинами, что они их зажимают и не пущают, а социализм хорош наличием декретных отпусков и первой женщины – космонавта.
Конечно, книга способна порадовать многих нелюбителей нынешнего всеобщего неолиберального курса. Но эта дунькина радость недалекого фрондера не говорит о том, что перед нами действительно весомый аргумент в пользу социализма. Поневоле задумаешься, возможно, Герцен был прав: социализм - это русская идея. Западные товарищи все-таки что-то в ней недопонимают.
Сергей Морозов