Славен, славен патриарх Кирилл! На фоне былой разрухи он усердно восстанавливает сорок сороков церквей, которыми издревле спасалась Москва. И теперь почти у каждого москвича есть благая возможность посещать храм по месту жительства; чтоб почтить храм, не надо мчаться на такси через всю Москву, как бывало в советские времена. Бывало, метро ещё не работало, и чтобы попасть на раннюю литургию, приходилось брать такси. А чаще бывало так, что метро уже работало, но приходилось «ловить машину», чтобы не опоздать к ранней обедне. Кто жил в советские времена, это помнит.
Теперь иным из нас, благодаря попечению патриарха Кирилла, достаточно преодолеть буквально несколько метров, сделать несколько шагов от дома, чтобы прийти в церковь помолиться. А всё-таки трудности полностью не прекращаются, и не потому чтобы по благословению Кирилла строили недостаточно церквей. Строят их, пожалуй, даже слишком много - вон сколько бездомных! Огромные деньги уходят на храмы.
А всё-таки трудности не прекращаются. Как бы близко церковь не находилась от квартиры верующего, с раннего утра надо продрать глаза и заставить себя подняться, хотя в воскресенье после рабочей недели хочется отсыпаться. А каждое воскресенье это малая Пасха. Пойти отстоять раннюю литургию почти то же, что отстоять ночную службу на Пасху. Правда, в принципе можно пойти на позднюю литургию, но заканчивается она чуть ли не за полдень. А там и вечер недалеко. Воскресный день поневоле комкается, если не сказать - пропадает.
А иным потребно посетить особо намоленный храм или храм, где служит знакомый батюшка, - тогда порой приходится преодолевать большие расстояния даже и в том случае, если церковь находится поблизости.
Все эти трудности до сих пор существуют не потому, чтобы патриарх недостаточно усердствовал, а потому что трудности нужны верующему в деле спасения души. «Царствие Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его» - сказано в Евангелие от Матфея (11:12).
Так произошло и с тремя братьями - Петром, Павлом и Иваном. Они заставили себя пойти в воскресенье на раннюю литургию, хотя по разным причинам (и вопреки типичной для наших дней градостроительной ситуации) им-то как раз было далеко добираться до Церкви. Далеко и утомительно.
Отстояв литургию в молитвенном бдении, в неусыпном внимании к церковной службе, все трое премного утомились. А когда пропели Отче наш и вскоре должно было начаться причастие, все трое вышли в церковный двор посидеть на скамеечке отдохнуть. Причастников в этот раз было много, к Чаше выстроилась внушительная очередь, и братья решили, что если они конкретно в это воскресенье не причащаются, они могут подождать несколько поодаль, пока начнётся проповедь и вынесут крест. Все трое уселись на скамейку поодаль от храма во дворике, а Иван (хоть и был натощак) так ещё и закурил сигаретку, благо скамейка располагалась среди пышной зелени на достаточно внушительном расстоянии от церкви. Попыхивая сигареткой, Иван, как ему казалось, не обращал на себя внимание. Никого особо не раздражал.
Однако как на грех мимо шла старушка - и как закричит на всех троих: «Вы что спать сюда пришли!». Павел тут же подскочил как ужаленный, будучи пристыжен гневными словами старушки. Пётр тут же впал в гнев и самооправдание, изрыгая на старушку ответные филиппики. «Молчи, старая кочерга! Скамейку сюда не ты ставила, а сотрудники храма, значит здесь сидеть можно, вот и не вякай!». Пётр явно за словом в карман не лез, успешно провоцируя старушку на новые приступы гнева: «А ну как я старосте скажу!!? Он вам с палкой объяснит, можно здесь сидеть или нельзя. Я, старая, ноги болят, и то хожу на своих двоих, потому что у меня совесть есть. А вы молодые и бесстыжие, что здесь расселись! Здесь вам не театр!». «В ногах правды нет, вот мы и решили посидеть. А ты видно с дурна ума раскричалась! И ведь не устаёшь гундосить! Лучше такой голосище бы для молитвы приберегла!» - парировал старушку Пётр. Не уступала и старушка, обрушивая на Петра ответные упрёки. И ещё долго они препирались.
Лишь один Иван продолжал себе невозмутимо смолить сигаретку, казалось бы, не обращая внимания на строгую бабку. Внимательно выслушав старушечьи обличения, он лишь кратко заметил: «Да, грешен. Убогий». И этим дело кончилось. Даже бабка не стала далее пререкаться с Иваном, который, казалось бы, вёл себя наиболее развязно из трёх братьев. Мало того, что сидел на скамейке - так ещё и дымил сигареткой. Однако что возьмёшь с убогого?
Пока старушка разносила троих братьев, закончилось причастие. Молодой священник, немножко пугавший всех большой рыжей бородой, читал проповедь, где говорилось о том, что интернет и прочая ненужная суета отвлекают людей, ходящих в храм, от главного дела их жизни - дела спасения души.
Приложившись к кресту, все трое братьев мирно отправились восвояси. Добираться домой им приходилось долго, на двух автобусах с пересадкой, а потом на пригородной электричке, и у Павла, который послушался старушки, всю обратную дорогу сильно ломило в пояснице. Всю неделю Павел участвовал в строительных работах, где много чего приходилось делать, в частности разгружать целые самосвалы кирпича. И теперь получив нагоняй от старушки, отказав в себе в возможности посидеть, Павел чувствовал психофизическое недомогание, которое мешало ощутить воскресенье как праздник. Пётр, хотя бы и мысленно, продолжал изрыгать раздражение на старушку (хотя совершенно неплодотворный спор давно закончился).
Лишь один Иван возвращался домой с мирным сердцем.
Братья и сестры! Кто же из всех троих был наиболее прав (или лучше сказать, наименее неправ)?
Не знаем, но полагаем, что наименее неправ был Иван. В 50-ом псалме сказано: «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит».
Воистину так! Если уж немощен отстоять от начала до конца всю обедню, так хотя бы смиряйся и сокрушайся сердцем, а не спорь понапрасну со старшими!