С утра не стали брать самокат, чтобы перед садом погулять по лужам. Дочь до сих пор не очень любит сборы по утрам, а пока шла «адаптация», группа не гуляла в принципе. Поэтому со второй недели (старшая ясельная группа, от двух до трех лет) у нас по утрам было нытье: «Не хочу в садик, хочу на площадку». А мне и пообещать особенно нечего, кроме вечерней прогулки.
И вот — лужи! Ни одной по дороге не пропустили. Довольно бодро поднялись в раздевалку, но там столкнулись со страшным.
Один из новеньких мальчиков отчаянно не хотел заходить в группу.
Это были тяжелые минуты чистой истерики. С валяниями, ультразвуком, цеплянием за одежду и мебель. И никуда не спрятаться. И никак не повлиять на что-либо.
Секунд пятнадцать понаблюдав, дочь решила присоединиться. Все время, пока мама и воспитатель отрывали мальчика от лавки и запихивали в группу, она рыдала. Когда дверь закрылась, и вопли с визгами стали потише, я услышала причитания:
— Хочу домой! Пойдем домой! Домой! Хочу домой!
— Солнышко, но ведь маме нужно на работу,
— Нет, домой. С мамой пойдем домой! — твердил расстроенный ребенок.
— А как же мне быть? Ведь я не могу просто сказать, что не приду. И на работу тебя взять не могу. Но я приду вечером и отведу тебя в парк.
— Да, — согласилась девочка.
— Тогда, может, сейчас разденемся, и ты пойдешь есть кашу?
— Да, хочу.
— Там машинки, на которых можно кататься. Покатаешься. Днем суп дадут, ты ведь любишь суп? А потом немного поспишь, и уже совсем скоро приду я.
— Да, — немного обреченно сказала дочь. — Хочу покушать кашу и поспать. И в парк.
— И в парк, обязательно...
Кое-как успокоила ребенка. Пока сандалии надевали, группу повели на музыку. Тоже то еще развлечение — в музыкальном зале почему-то многие ревели чуть не до конца учебного года. И моя, скорее всего, поревет за компанию, хотя танцевать любит и даже петь пытается, поняла я. Поэтому с тяжелым сердцем проводила дочь до двери.
— Сейчас вам песенку сыграют, ты попробуй потанцевать, — сказала.
Ребенок молчал. Не отрицательно молчал, а растерянно. И мне, конечно, хотелось забрать ее домой. И вообще не приводить в это место, где визжат, ревут и бегут прочь из группы. Но — производственная необходимость. Поэтому обняла, прижала к себе покрепче, и приоткрыла двери музыкального зала.
Вечером девочка и не помнила уже, что не хочет в садик. Вела себя хорошо, радовалась прогулке. И первое, что я сделала по возвращению домой, померила ей температуру. Так и есть, тридцать семь и девять. Ну, что же, не хочешь в садик, значит, недельку отдохнем...
Нужно отметить, что теперь ситуация стабилизировалась. «Не хочу в садик!» у нас звучит поутру из кровати. А уже переодетая и причесанная девочка радостно несется в группу. Там каша, игрушки и вроде бы даже уже приятели.