— Ты же вроде стихи раньше писал?
— Писал. Раньше.
— А сейчас пишешь?
— А сейчас давно уже не пишу.
— А чего так?
— Ну как-то вот. Перестал писать.
— Так а чего перестал-то?
— Перестало писаться.
— Так а чего перестало-то?.. Ну должна же быть причина.
— Да это и есть причина! Так всегда у всех бывает. В детстве-юности человек занимается какой-нибудь фигней, — типа как я стихами, — которая приносит радость, а потом постепенно забрасывает, потому что на неё не остаётся ни времени, ни сил. Потому что всё время и силы уходят на полезное дело, которое приносит деньги, усталость и желание поскорее наконец-то сдохнуть.
— Ну нет, не у всех же так. Во-первых, кто-то с этой своей, как ты выражаешься, радостной фигней добивается успеха...
— И тогда радостная фигня становится серьёзным делом, которое приносит деньги, усталость и желание сдохнуть наконец-то.
— Ну не, ну не согласен! Кто-то и с удовольствием занимается любимым делом за деньги.
— Ну ты вот стал бы заниматься тем, чем ты там у себя в конторе занимаешься, если бы тебе за это не платили?
— Да мне и так-то не особо платят.
— Чо?!
— Да это разве платят...
— Да твоя тачка стоит как моя квартира!
— Так это не моя проблема.
— А чья?
— Выходит, что твоя, раз уж ты же меряться начал.
— Так, стоп, это тупиковый путь. Давай кого-нибудь не из нас приведи в пример, кто любимым делом занимается за деньги.
— Ну вот футболисты. Как бегал пацанёнок по двору за мячиком, так и бегает себе, только по стадиону и профессионально.
— Не-а. Профессия его как раз не в том, чтобы бегать за мячиком.
— А в чём?!
— Точнее, профессия не в том, чтобы играть в футбол. Не в том самом, что, собственно, приносит радость. Профессия — это уровень игры. Качество. А чтобы достичь серьёзного качества, надо серьёзно тренироваться. Надо постоянно, нудно, тяжело, изматывающе тренироваться и соблюдать режим день за днём. Чтобы иногда выйти в поле и побегать за мячиком. Что, в общем-то, можно сделать с друзьями совершенно задаром на любом пустыре, как в детстве.
— То есть по-твоему, футболисту платят не за матчи, а за тренировки. А артистам не за спектакли, а за репетиции.
— Ну типа того.
— А врачам? Не за то, что людей лечат?
— А за то, что правильно заполняют отчётность.
— Вот чую, что-то не так в твоих рассуждениях. Но ухватить не могу. Но ладно...
— У тебя там еще «во-вторых» планировалось?
— Ну да. Во-вторых, многие продолжают заниматься хобби всю жизнь.
— Ну немногие, на самом деле.
— Да ну, многие.
— Ну вот ты чем любил заниматься раньше? Когда я стихи писал?
— Бухать!
— М-да. Действительно. Не забросил любимое дело, не поспоришь.
— Вот! Так а ты почему стихи забросил, всё-таки?
— Потому что я понял, что ненавижу рифму.
— За что?!
— За то, что она сковывает и ограничивает. Как будто кто-то стоит у тебя за плечом и строго указывает, что, мол, если ты это строчку заканчиваешь на «здорово», то вот эту строчку надо обязательно закончить на «корова», и ни в коем случае нельзя закончить на «молоко», как бы тебе не хотелось и как бы это не подходило по смыслу.
— И это для тебя такая прямо вот нестерпимая диктатура?
— Да вот, такая прямо нестерпимая.
— Ну, знаешь! Другие же как-то терпят. Включая самого хоть Пушкина.
— А я вот не другие. И не Пушкин.
— Не поспоришь. Но есть же белые стихи, которые без рифмы. И даже безразмерные есть, как их там... верлибры!
— Ну есть. Но это так себе вариант. Типа как уговаривать себя: «Я пишу стихи, они почти совсем как настоящие стихи, ну и что, что без рифмы и размера, всё равно они мои стихи». Как жениться на некрасивой и фригидной, но доброй, и уговаривать себя что, мол, пусть некрасивая и в постели как бревно, но зато добрая...
— Слушай, я же с твоей женой знаком. Ну не так близко... Ну, в смысле, ты понял. Но, в общем, сдаётся мне, ты или сильно зажрался, или сравнение неудачное.
— Не, ну так-то, конечно, неудачное... Слушай, давай, может, уже тему сменим?
— На что-то, что хорошо рифмуется с предыдущей темой?
— Бабы, например, хорошо рифмуются с любой темой.
— Не поспоришь!
