Великий инквизитор Франциско Хименес де Сиснерос устал: его глаза уже не радовали блеск короны архиепископа и каппа примаса; его слух уже не тешили стоны, доносящиеся из пыточных казематов; старые косточки не согревал жар костров аутодафе: он плохо спал, ведь каждую ночь его стали посещать кошмары...
Единственное, о чем мечтал инквизитор, это тихим вечером сесть в мягкое кресло с резными подлокотниками у ворчащего камина, поставить разутые ноги на персидский ковер, и неспешно потягивая любимое красное вино, наблюдать за игрой в куклы шестилетней внучатой племянницы Изабеллы ...
Но, в последнее время, вечерние посиделки были осквернены пренеприятными видениями: Франциско стало казаться, что в его бокале не вино, а самая настоящая человеческая кровь...
.
Инквизитор приказывал слуге налить вина в серебрянный кубок, предвкушенно вдыхал тонкий аромат напитка, но лишь дотрагивался до него языком, как тут же во рту появлялось стойкое послевкусие с изрядной примесью металла, и вновь в уме вспыхивали площадные костры, и нос будто учуивал запах паленой человечины. Франциско ставил кубок на стол, и теребя молитвенные четки в руках, с досадой глотал слюни...
Маленькая Изабелла, как ни в чем не бывало, играла к куклы на ковре у камина...
Франциско, перевел свой взор с кубка на внучку, и спросил:
-- Изабелла, детка, помнишь я тебе рассказывал про тайную вечерю?
-- Да деда, конечно помню. — ответила девочка.
-- А помнишь ли ты момент, когда Иисус сказал своим ученикам: «Вот вино—кровья моя...» ?
-- И это помню деда...
-- Можно сказать, Христос превратил вино в кровь, — резюмировал инквизитор, — а ты не знаешь, внучка, можно ли сделать наоборот, обратить кровь в вино?
Франциско обращался скорее к самому себе, и вопрос его был явно риторическим, каково же было его изумление, когда маленькая Изабелла, вдруг произнесла совершенно уверенным тоном:
-- Знаю, деда...
Инквизитор аж подпрыгнул в кресле...
-- И-ик, как же?
-- Ну,... — начала Изабелла, заплетая волосы куклы в косички, — моя нянечка Фатима, из крещеных арабок, говорит, что в раю мусульман текут две реки,....одна медовая, другая молочная...а я подумала: ведь взрослые тоже попадают в рай, а они не пьют детские напитки,...они пьют вино, значит в раю также должна быть винная река, а мама мне сказала, что все реки впадают в море-океан, значит три райские реки тоже. Дядя Фернандо мне говорил, что морская вода по вкусу напоминает кровь, а если добавить в нее вино, то и по цвету тоже... Я думаю, рай омывает море крови, которое получается, когда смешиваются молоко, мед и вино....
-- Ну и? — спросил Франциско икнув от неожиданности, явно не ожидая такой глубокой философской речи от ребенка...
-- Не смешивай вино ни с чем, оно и останется вином—подытожила внучка...
Великий инквизитор шел спать, пребывая в явном замешательстве: малое дитя, лепеча всякий бред, заставило его—признанного всем миром ученого мужа, задуматься над этим бредом, да так, что объяснение Изабеллы никак не хотело покидать его ум...
Той ночью, Франциско спал очень плохо, ему снились океаны крови, омывающие скалы, на которых стояли кресты с распятыми людьми. Он всех их узнавал, он всех их осудил на мучительную смерть, и откуда-то сверху в его сознание проникал голос внучки, шепчущий: «молоко, мед и вино...не смешивай деда».
Проснулся инквизитор в холодном поту, и вскочив с кровати, закричал: «Эврика! Воистину -- уста младенца глаголят истину: Не смешивай!».
Спешно одевшись, Франциско побежал в библиотеку, оттуда, с ворохом свитков и фолиантов в типографию, оттуда во дворец архиепископа, где принялся раздавать распоряжения направо и налево... Подчиненные не узнавали Великого инквизитора: внезапно, вялый старик превратился в деятельного мужа с горящим взглядом...
Работа закипела: клерки переписывали бесконечные древние тексты, рабочие типографии лихорадочно набирали буквы в формы, ученые святые отцы что-то возбужденно обсуждали, и во главе этой суеты, как коршун над стайкой сурикатов, сбившихся в плотную кучку на валуне, посреди затопленной ливнями пустыни, носился Франциско Хименес де Сиснерос...
В ближайшие недели, на зов великого инквизитора, в Алькала де Энарес приехали величайшие переводчики и теологи эпохи.
Франциско учил своих подручных:
« Христос—это любовь, наши же сутаны по воротник запятнаны кровью, не потому ли, что мы заблуждаемся?...не потому ли, что истина ускользает от нас от перевода к переводу Священного писания? Свет истины, прольется на нас только тогда, когда мы изложим на каждой странице Библии все самые известные ее переводы в три столбца, НЕ СМЕШИВАЯ, но имея возможность на каждом клочке бумаги сравнивать арамейский текст с греческим, греческий с латынью, и среди всех возможных значений древних слов, искать свет и любовь.Только тогда мы сможем понять, что Святой Иероним, переводя греческие тексты, перевел «лучи», исходящие от головы Моисея, как «рога», и отдалился от света; лишь тогда мы поймем, что Христос не жаждал крови; лишь тогда мы сможем избежать двусмыслицы и приблизить царствие небесное...»
Работа кипела семь лет, и к 1522-му году, в печать вышло уникальное издание Библии, в трех самых признанных переводах на каждой странице, со многочисленными пояснениями и словарными ссылками... Издание получило название «Комплютенская Полиглотта», и несколько последующих веков, книга оберегала ученые умы от заблуждений и двусмыслиц настолько, насколько это возможно требовать от книги, и в последние годы жизни Франциско Хименеса де Сиснероса, террор инквизиции стал заметно ослабевать...
Было,...все еще было: и море крови убиенных гугенотов, и контрреформация...и много много всего, но лучик просвещения во тьме мракобесия, все же заблистал и в дебрях теологии, и указал пытливым умам путь наверх....
Великий инквизитор, не дожил до выхода в свет своего детища, но успел до конца отредактировать Комплютенскую Полиглотту...
Дедушка Франциско, стал заметно спокойнее, ему реже снились моря крови, иногда, когда он возвращался из типографии, на его лице можно было заметить глубокое удовлетворение от проделанной работы, и в последние недели своей жизни, он уже мог спокойно устроиться в любимом кресле у камина, и глядя на игру внучки с куклами, испить любимого красного вина...
Примечание: всего, было напечатано около шестисот экземпляров этой книги. До наших дней, сохранилось триста.
Сказка -- ложь, но правда в том, что третий Великий инквизитор, после Торквемады и Мендозы, лично принимавший участие в создании концепции испанской инквизиции, в зените своей славы, в разы ослабил железную хватку Святого престола, и оставил после себя уникальное книжное издание, позволившее разобраться во многих спорных местах Библии.