Как удалось в условиях политики перестройки и гласности замалчивать последствия аварии, почему с начала 1990-х чернобыльская протестная активность пошла на спад и постсоветские республики вернулись к идее строительства АЭС, рассказывает историк Александр Долговский. Он изучил историю жалоб белорусов из районов, наиболее пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС.
1986–1988
Одной из главных мер по защите населения от радиоактивного загрязнения в период замалчивания последствий катастрофы стало решение об эвакуации 30-километровой зоны вокруг Чернобыльской АЭС. К концу сентября 1986 года из 107 населённых пунктов Гомельской области было отселено более 24 тысяч человек. Эти мероприятия, согласно исследованию Александра Долговского, не сопровождались какими-либо значимыми акциями протеста. Историк считает, что в это время свою роль сыграла пропагандируемая средствами массовой информации «ликвидация» последствий аварии и «нормализация» радиационного фона в рамках своего рода «чернобыльского социального контракта». Смысл такого негласного соглашения заключался в государственных гарантиях безопасности. Нужно также отметить, что для переселения в менее пострадавшие от радиации районы людям нужно было выполнить ряд довольно сложных бюрократических процедур при увольнении с работы и выдаче документов на эвакуацию, позволяющих получить жильё в новом месте жительства. Однако, несмотря на все административные сложности, люди всё же даже самостоятельно покидали загрязнённые зоны. Александр Долговский отмечает, что это в основном были образованные и квалифицированные специалисты или же семьи с детьми, которые, несмотря на гарантии государства, сомневались в безопасности проживания на радиоактивно загрязнённых территориях.
Уже в первые месяцы после Чернобыльской катастрофы в различные органы советской власти стали направляться обращения, в которых люди стремились решить материальные проблемы, возникшие в результате эвакуации, или же добивались от государства статуса пострадавших. Как правило, «чернобыльские обращения» были коллективными. Составители писем сначала обращались к региональным партийным и исполнительным органам, в случае же нерешённости проблем жаловались в высшие республиканские и союзные инстанции. При этом некоторые жалобщики уже тогда угрожали обратиться за помощью и в международные организации, к примеру, в МАГАТЭ.
Для того, чтобы локализовать письменный протест, не пустить его в публичное пространство, гомельские и республиканские власти пошли на некоторые уступки, и часть людей получила жильё в регионах с так называемой «благоприятной радиоактивной обстановкой» или же ряд льгот, оставшись проживать и работать в пострадавших районах.
В районах, где в первые годы после катастрофы государственные эвакуационные мероприятия не проводились, в частности, в Могилёвской области, население реагировало на аварию самостоятельной миграцией. Примечательно, что это проходило в условиях отсутствия конкретной информации о радиационном загрязнении. По мнению Александра Долговского, на решение переехать самостоятельно повлиял сам факт официальной эвакуации людей из 30-километровой зоны отчуждения Гомельской области. Кроме этого, поводом к выезду из заражённых районов могли также стать контакты со специалистами в лице военных и медиков. Так, к примеру, анонимный автор из Гомельской области информировал высшие советские инстанции, прессу и даже американское посольство о том, что «местные власти умышленно занижают радиацию, чтобы не выселять людей и не делать себе дополнительных трудностей, хотя военные рекомендовали выселить население в радиусе 80-ти километров».
1989–1991
В конце 1980-х годов на протестную активность белорусов значительно повлиял экономический кризис, который выразился, прежде всего, в ухудшении снабжения продовольствием и товарами первой необходимости. Особенно остро эта проблематика ощущалась в пострадавших от Чернобыльской аварии регионах. Заметное ухудшение экологических и экономических условий проживания в загрязнённых районах стало причиной очередного роста количества обращений к власти. Обращения составлялись от имени сельскохозяйственных организаций, учебных учреждений, представляющих часто интересы целого населённого пункта. Люди требовали получения аналогичных материальных льгот как у официально признанных групп пострадавших, а жители, уже имевшие льготы, просили пересмотра «чернобыльского социального контракта», всё больше склоняясь к переселению в чистые районы.
Власти понимали нарастающий кризис и начали реагировать на эти протестные настроения. В начале февраля 1989 года была организована встреча республиканской комиссии по ликвидации последствий с представителями СМИ. На ней впервые общественности была представлена карта радиоактивного загрязнения. На публикацию этой карты чиновники возлагали особые надежды, так как ожидали «снижения напряжённости морально-психологической обстановки пострадавших районов». Знаковым событием 1989 года стало также решение о рассекречивании информации об экологической обстановке, принятое правительственной комиссией во время работы I съезда народных депутатов СССР.
Однако запоздалый отказ государства от политики замалчивания не смог предотвратить протест, который стал в 1989—1991 годы приобретать новые формы. Так, активисты Белорусского Народного Фронта и профсоюзов начали использовать чернобыльскую проблематику в рамках подготовки своей предвыборной кампании, убеждая пострадавшее население в том, что причина всех их бед заключается в политическом устройстве Советского Союза.
Жители пострадавших населённых пунктов, в свою очередь, напоминали руководству республики посредством резолюций, митингов о своих нерешённых проблемах. В целом для митинговых резолюций была характерна доминанта материальных требований над политическими и экологическими.
Для решения проблем пострадавших было необходимо новое законодательство. В рамках него в пострадавших районах государством были определены зоны первоочередного и последующего переселения, а также зона с правом на переселение. Так с 1990 по 1995 годы было отселено 84 тысячи человек. В конечном итоге значительная часть протестующих была переселена в рамках нового законодательства, а более пассивное население осталось в пострадавших регионах.
1991—1996
Большинство чернобыльских проблем, доставшихся республике в наследие от советской системы, не теряли своей остроты после получения республикой суверенитета. В частности, по финансовым причинам не выполнялись планы по строительству жилья для переселенцев. В этой связи в диалог с властями вступали преимущественно ещё не отселённые жители пострадавших районов или же переселенцы, столкнувшиеся с рядом проблем в новых местах проживания. Характерной особенностью таких обращений являлось наличие информации о проблемах здоровья детей или же смерти родственников. Однако надежды пострадавшего населения на решение своих проблем не всегда оправдывались в силу экономического кризиса.
После избрания на пост президента Александра Лукашенко чернобыльская проблематика стала предметом особого внимания главы государства. В годовщины катастрофы он регулярно посещал заражённые регионы и особое внимание уделял сбору обращений граждан, а после их рассмотрения — и публичному наказанию чиновников, не заботившихся о пострадавших. Государственной прессой данные процессы трактовались как окончание политики безответственности. Однако большинство жалобщиков ожидало очередное разочарование, так как конечная цель властей, по мнению историка, была не решение проблем пострадавших, а снижение издержек государства на чернобыльские проблемы. В итоге главным постулатом новой политики стало «возрождение пострадавших регионов», а значит, отмена ряда льгот, перевод населённых пунктов из зоны с правом на отселение в зону проживания с периодическим контролем или же вовсе снятия с них статуса пострадавших. Кроме того, по мнению Александра Долговского, уже тогда население начали готовить к использованию ядерной энергии.
Вместе с тем, опасаясь роста протестности в связи с изменениями в чернобыльской политике, власти предпринимали ряд мер по её деполитизации. Организация митингов как в пострадавших районах, так и в столице проходила под контролем властей в специально отведённых для этого местах. Основным лозунгом таких мероприятий стал призыв к объединению всех политиков для решения чернобыльских проблем в рамках новой государственной стратегии. Альтернативные митинги при этом трактовались как попытки политизировать трагедию и запрещались.
Реагируя на новый курс руководства республики, оппозиция в лице Белорусского Народного Фронта предпринимала попытки реанимировать чернобыльскую протестность. Это ей удалось в десятую годовщину катастрофы. Несмотря на то, что проведение марша было запрещено властями, в нём участвовало, по разным оценкам, от 30 до 60 тысяч участников. В ходе акции критике подверглись изменения в чернобыльской политике, «экономящие» на здоровье и будущем нации. По мнению Александра Долговского, использование чернобыльской тематики в политических целях привело к аполитичным настроениям белорусов. Именно этим историк объясняет неспособность гражданских инициатив мобилизовать население против строительства белорусской АЭС в Гродненской области.