«Мои дети разбили чашку. Обнаружив ее в мусорном ведре, я в долю секунды превращаюсь в огнедышащего монстра. И вот уже дети мои стоят передо мной, и, сотрясаясь от ужаса, захлебываются в рыданиях и мольбе: «Мамочка, прости! Прости!». Скрипяще-свиным визгом я изрыгаю страшные слова. Я хватаю каждого своими громадными руками-клешнями, и долго-долго трясу их за маленькие плечики. Я упиваюсь этим моментом своей полной власти над ними и их полного бессилия передом мной. Ооо, этот великий момент яростного упоения! Я хочу вытрясти из них душу, жизнь… ИЗ-ЗА… РАЗБИТОЙ... ЧАШКИ... ?!
«А что такого? Мамочка не железная!» - это мои наезженные дешевые тропы самоутешения.
А параллельно в висках стучит: «Какая связь? Я готова убить детей за чашку? Я же знаю, что это снова был припадок». Ан-нет, я всегда найду для самой себя прекрасные аргументы, что это не я больна, а жизнь трудна и дети плохи. А уж детей убедить в том, что это они отравили мне существование, тут уж у меня вообще громадный арсенал самых изощренных способов для внушения им неизбывного чувства вины. Я их калечу, а они извиняются. Вот так! Раньше меня калечили, и извинялась я. А теперь моя очередь куражиться!
«Ну а что мне остается делать?! – лихо включаю я еще один наезженный аргумент в диалоге с собой, - со мной ведь поступали в детстве точно так же». Куда проще продолжать валить всю жизнь на родителей, школу, окружение, которые уже давно не являются той частью моей жизни, как в жизни ребенка, а значит я могу шаг за шагом выбраться из пут своего прошлого, но как же я тогда останусь без сладости власти вечного обвинителя?
И вообще, зачем все эти глупые тенденции копаться в прошлом, осознавать, что этим прошлым мы избиваем своих детей, а способы побоев упорно выдаем за заботу и благодеяние. Давайте не будем утрировать! Ведь человек имеет способность к самовосстановлению. Я просто не понимаю, если твоя кожа регенерируется, то почему мне нельзя тебе вспороть её снова?! Да и разве такая уж это жажда контроля над другим, когда внутри меня постоянно копошится невидимый червь: «Почему он все еще спит? Почему они не доели мою еду? Почему она опять сидит в планшете, а не читает книгу, которую я вчера ей купила?». Разве это непрерывно колотящееся внутри недовольство нельзя обобщить одной параноидальной мыслью: «Им плевать на меня! Я им не нужна! У них своя жизнь!». ?? Да ладно! Разве это всё про мое неизбывное чувство ущербности и ненужности?! Нет, я не хочу этого знать.
В противовес закулисной бытовой правде я почти остервенело снова и снова выкладываю фото, где надрывно смеюсь в объектив. Улыбки-оскалы – главная составляющая наших постов. Эти селфи-оскалы похожи на фотографии из концлагерей. Этих фото так много. Истощенные люди-скелеты просто стоят голые и улыбаются. Эти безумные улыбки голых умирающих людей – кошмарная иллюстрация глубокой болезни общества, которое надрывно скалится на камеру даже в момент всего ужаса происходящего. Это как зловещий хохот Джокера.
Мы упорно улыбаемся. Как велика сила этой безумной социальной программы: «Надо любой ценой делать вид, что у меня все хорошо». Но даже если хорошо, то почему это «хорошо» отражено только в этих надрывно-дешевых смайлах и чизах? Ведь если меня наполняет разнородный спектр чувств, ведь именно это и есть то самое «хорошо». Ведь когда я грущу, смеюсь, плачу, сомневаюсь, озадачиваюсь, восторгаюсь, досадую, ищу ответы, ищу(!), то я живой, я человек! Ведь если я ищущий те самые свои сокровенные чувства, которые были захоронены под этими пластиковыми смайлами, это и есть пробуждение моей жизненности. А если я только склаблюсь и склаблюсь, то я, видимо, манекен?!
Жизненность и разнородность чувств – это как трепетные завязи почечек по весне на кротко пробуждающихся деревьях после долгой спячки-зимы. Ну, так может это уже то самое время осознать, что какой бы зима ни была долгой, но весна, МОЯ ВЕСНА, вот она, здесь, в моем намерении к саморазоблачению, к осознанию, к той детской простоте выражения себя, когда так легко просто БЫТЬ и дышать полной грудью. И знать, что всё, что ты чувствуешь - навсегда твое, и ничего не нужно прятать. А когда мне больше не надо прятать чувств, то мне больше никогда не придет в голову и делать то, что я не люблю, лишь для того, чтобы выглядеть кем-то, быть носителем какого-то статуса. А когда я начинаю делать то, что люблю, моя жизнь, весь мой быт, каждый миг, потихоньку наполняется искренностью, подлинностью. А когда я в каждой минуте своей жизни дышу «настоящностью» своих чувств и, стало быть, действий, не означает ли это и того, что постепенно, нет, не быстро, но шажочек за шажочком, день за днем я перестану издеваться над своими детьми? Ведь если я открыт к своим чувствам и перестал издеваться над собой, то зачем мне была бы нужна власть над детьми, если у меня больше нет потребности компенсировать через власть свою угнетённость?
Ну кому от этого легче, когда я рассказываю о себе, а подспудно жду от собеседника, чтобы он переубеждал меня: «Нет, дорогая, ты не психопатичная мать. Просто детки – они такие. Они умеют нас выводить из себя». «Нет, дорогой, ты отменил выступление не из страха перед оценками общества. Не нужно драматизировать. Просто бывают периоды, когда мы не в лучшей форме. Но это вовсе не значит, что ты до смерти боишься людей». Но что изменится, если я получаю такие псевдоутешения? Что, если я скажу себе: «Да, я истеричная мать. У меня действительно случаются самые настоящие припадки ярости, и я хочу найти ответы, что с этим делать». «Да, у меня сильнейшая социофобия. Я буквально задыхаюсь перед людьми, потому что на самом деле внутри насквозь прошит убежденностью, что чье-то недовольство в мой адрес убьет меня. Мне действительно кажется, что я просто возьму и умру. Как в детстве, когда учитель вызывал меня к доске и науськивал весь класс высмеивать меня, это было сродни смерти». Что будет ужасного, если я перестану отрицать, что я – носитель серьезных внутренних проблем? Разве это не первый шаг к тому, чтобы посмотреть в них впервые честно и тем самым высветить их содержимое, их детали? А если у меня есть доступ к этим деталям, я на пути, чтобы проститься с ними.
И, все-таки, мир меняется, как ни крути. Мы стали писать о себе правдивые посты, где просто регистрируем свои состояния. Этих постов-исповедей становится все больше. Это не про кокетливое посыпание головы пеплом, не заигрывание с людьми: «Переубедите меня», а предельно искренние посты, правдивые, пытливые, распахнутые к готовности изучать, осознавать, анализировать. «Мне плохо, мне больно, и я хочу осознать, что со мной происходит. Я больше не хочу создавать самообраз скалящегося манекена. Не хочу быть насильником себе и другим под личинами спасителя. Я больше не хочу быть ролью, статусом. Я просто хочу быть собой – Человеком!
Далее здесь: