Эта история в волжской деревеньке случилась со смешным названием Зеленка, в те давние годы, когда еще колхозы живы были. Потом переименовали ее, превратив в поселок для богатых. А потомки фигурантов и сейчас в ней, как получается, счастье налаживают.
Девица Тамарка проживала с матерью. Девица-то девица, но к 23-м годам уже дочку шестилетку имела. Она после школы в район за специальностью повара уезжала, а окромя нее, привезла пузо-арбуз. Виновник скрылся в неизвестном направлении и Томка на весь мир обозлилась.
Ходила по деревне со свирепым видом. Это было даже на руку: местные сплетницы язычок прикусили. Девчонку Тома родила и в школьную столовую, со временем устроилась. Ее мать, Марья Ивановна, только на минуточку ахнув, внучку приняла всем сердцем. От кого бы ни была, а кровинка родная.
Она-то и воспитывала Даринку, будучи женщиной мягкой и добросердечной. Бесхарактерной, как считала Тамара. Живя под одной крышей с дочерью, жила одной мечтой женой законной стать. Посматривала по сторонам зорко и Пашку увидела. На пару лет младше Томы, он считался в деревне малахольным - со странностями.
И то - рос он в семье пьющих родителей и был у них отнят в 9-летнем возрасте. В интернате воспитывался. Но выпустился и вернулся в Зеленку. У Пашки был талант ко всякого рода поделкам из дерева, глины - любого материала. И рисовал хорошо.
После интерната его было в пастухи наняли да за голову схватились. Приведет Паша стадо на луг, расположится со своими альбомами - карандашами поудобнее и гори оно все! Стадо разбредется, какая-то корова назад в хозяйский двор подастся - ему наплевать. Знай себе рисует! После того, как две буренки были отловлены на колхозном поле, Пашку из пастухов поперли.
Зато в клуб взяли - оформителем. Вот это оказалось его. Рисовал наглядную агитацию, стенгазеты, в том числе и для местной школы. Зарплата копеечная, но кто в деревне на нее живет? Хотя родительским хозяйством Паша занимался неохотно. Проще сказать, не любил он отчее гнездо насквозь пропитое.
Вот на этом Тома и сыграла. Наплевав на "девичий этикет" приглашала Павла то на обед, то на ужин. Марья Ивановна губы поджимала, но молчала. А Паша пригляделся: тепло, светло и мухи не кусают. К тому же шустрая Томка опять "арбуз" начала шалью прикрывать. Расписались. С Даринкой, дочкой Томы, Паша быстро подружился. И на себя записал.
С сыном, Томкой рожденным, тоже любил тетешкаться. Не пил и не курил, но в хозяйственных делах оставался "малахольным." Бывало, в субботних сумерках Тома продерет глаза - на рынок надо ехать, молочную продукцию продавать, а мужа рядом нет. Он, видите ли, рассвет умотал малевать и до обеда, как нет его. Художничек!
Дрова запасти, выгребную яму вычерпать, корма для скотины заказать - все на Томке. Ну еще Марья Ивановна суетится. Томка на Павла ярится, а он вроде и в голову не берет. Было и еще одно. Даже женившись, Павел не прекращал письма в интернат отправлять, а еще хоть раз в месяц, но отвозил туда целую корзину гостинцев.
Говорил для сестры Зинули и ей письма адресованы. Но только Зинуля эта никакая ни сестра была. Девчонка-брошенка, лет на пять-шесть его младше. Томка ревновала, боясь Пашку потерять - какой-никакой, а муж законный! Даринке шел десятый год, младшему ребенку три исполнилось, когда смертушка нелепая Тому прибрала.
Она порыбачить любила с лодки. Наравне с мужиками улов приносила. Вот и в то туманное утро подалась на реку. А через несколько часов обнаружили лодчонку перевернутой, а Томы, как ни бывало. Нашли через два дня, ниже по течению. Горе большое, неизбывное. Для матери Томы, для детей и даже для Паши.
Немного погодя Марья Ивановна у Пашки спросила, как он дальше свою жизнь понимает? Зять, не смотря на "художественную дурь", ей дорог был. Еще маненько хозяйственности бы прибавить. Павел объявил, что детей оставлять не хочет, но вот какое дело: жениться во второй раз надумал. И невеста у него готовая есть.
Та самая "сестра" - интернатовская Зинуля. Она уже стены интерната покинула и работала в районе, на рынке. Как раз в том возрасте, чтобы женой стать. Марья руками развела: что поделать, вези Зинулю.
Зина оказалась совсем на нормальную девку непохожа: худа, грудью плоская. Нос остренький и правый глаз немного косит. А Пашка на нее, как на картину смотрит, любуется и она от него, чувствуется, млеет. Да только Даринка не взлюбила Зинулю.
Может и было за что. Зина для деревенского быта казалась совсем бесполезной. Печь растопить не в силах, коровы пугается, к свинкам зайти брезгует, в курятник за яйцами пойдет - принесет готовую "яичницу" в чашке. И готовила не ахти. Словно, в интернат из графских покоев, когда-то попала. Вот убиралась охотно и с младшим ребятенком хорошо ладила.
С ее появлением, Павел изменился. Плечи расправились, глаз горит. Тетрадку планов завел и картины свои реже рисовать стал: все по хозяйству да на работе колготился. Зинулю тоже в клуб на работу приспособил - сторожихой и уборщицей в одном лице. Словом, память о Томе сохраняя, жизнь они свою продолжили.
Только Дарина свою войну с Зинулей не прекращала. То платье ей изрежет, то в ее "кулинарный" день и без того не роскошное блюдо избытком соли да перца испортит. Мышь дохлую под подушку сунет, в чай уксуса плеснет с надеждой, что мачеха отравится. Ну и прочие "мелочи."
Марья Ивановна нравоучения читает, Павел хмурится, Зинуля плачет. А Даринка грозится, что, если Зинка не съедет - она из дома уйдет и в "Пионерскую правду" напишет, как мачеха ее выжила.Ну всерьез это не воспринимали.
Посреди вьюжной зимы Павел уехал на несколько дней с агитбригадой. А в избе разгорелся конфликт. Безрукая Зинуля разбила чашку из которой обычно пила чай Тамара и теперь она к Дарине перешла. Как дорогая память. Не слушая оправданий мачехи, Даринка плеснула ей на ноги кипятком. Больше полу досталось, но и Зинуля взвизгнула. Схватила в сердцах полотенце да и отшлепала им, впервые, падчерицу.
Девчонка одежонку схватила и вон из избы. А на дворе мороз, вьюжит и время позднее. Думали, охолонет да вернется, но и через час не заявилась проказница. Марья Ивановна с Зиной отправились на поиски, удивившись, что призываемый ими в помощь пес Туз со двора уходить не желает.
Побродили, покликали, к соседям заглянули. Нет девчонки. Может на дальний конец деревни к родне убежала? Бабушка побрела туда, а Зинуля с Тузом круги нарезать осталась. Да только рвется собака в сторону дома. Зина уступила. Она, только недавно осознала, что беременна и не меньше трех месяцев. Никому не сказала и еще у врача не была из-за своей беспечности. Поиски по сугробам ей нелегко давались.
Только вошли во двор, Туз в глубину кинулся сада кинулся. А там сугробы выше колен. За сараем Зина обнаружила падчерицу. Обняла себя ручонками и как спит вроде, снегом хорошо припорошенная. Зина ее под колени, под шейку подхватила, а она какая-то твердая. Мамоньки!
К счастью в печи стояло два чугуна с кипятком. Зина ванночку детскую на табуреты взгромоздила, раздетую Даринку туда поместила и только водичку успевает подливать - мгновенно от замерзшего тельца детского стынет. А сама растирает, мнет девчонку, слезами, соплями обкапывает. Марья Ивановна вернулась с сердцем у горла: внучку-то не нашла!
Увидела ситуацию и обмякла, а Зинуля командует:"Самогон доставай! Жир свиной! Молоко с медом! Еще кипяток нужен!" Ну как медсестра на поле боя. Самогон из пипетки, разведя с водой, начала в девочку капать: нутро сжечь боялась. Сколько времени прошло сказать трудно. Но спасательные работы Зина не прекращала ни на минуту, даже когда низ живота тянуть начало.
Наступил момент, стало тельцем живым. Даринка примерзла, но не обморозилась в край. Кровь снова начала свой бег. Дарина окончательно вернулась из небытия. Она, разозлившись на Зину и вправду хотела уйти ночевать к родне, но на улице было так колко от ветра со снегом, что решила немного посидеть за сараем (проучить!) да вернуться. Сидя на корточках плакала, вспоминая маму и, не заметив, задремала.
Часы показывали, что скоро светать начнет. Дарина слабенькая, закутанная и наполненная молоком с медом да самогонкой (последней - чуток) твердо обещала своим видом жить. А вот Зинулю скрутило. По ноге потекло что-то липкое - кровь! "Да ты в тягости и, кажись, скинула!"- сообразила Марья Ивановна.
В деревне была амбулатория для несложных случаев, прививок детям, но без узких специалистов. Обессиленная Марья стукнула соседям в дверь:"Выручайте!" Закрутилось. Председатель дал машину. Зинулю с Дариной повезли в районную больницу. Мачеха изо всех сил сдерживала крик, боясь напугать девочку.
Когда в приемном покое их разделили, Даринка в голос заплакала: "Зинуля-а, не умирай!" Через несколько дней, падчерица, с которой все же случилась простуда, пробралась из детского отделения к Зине (и как не запуталась в коридорах-переходах здания?). Присела на край кровати.
Обменялись вопросом о самочувствии и случился разговор с которого, наверное, следовало начинать им знакомство. "А ты помнишь своих родителей?" - куда-то в сторону спросила Дарина.
"Отца не знала совсем. Маму видела на фотографиях. Она родила меня в тюрьме. Тетка, ее сестра родная, к себе забрала, когда мне два года исполнилось. Прожила у нее шесть лет, а потом она замуж второй раз собралась. Будущий муж был согласен признать только ее сына. Меня, лишнюю, отдали в интернат. Тетка приезжала, но в гости не брала. А мама, освободившись, где-то осела, не дав о себе знать никому."
Дарина приблизилась к Зине поближе, погладила ручонками спутанные волосы. "Я боялась, что ты заберешь у нас с братом папу-Пашу. Слышала, как мама ругалась с ним из-за вашей переписки. Она его спрашивала любит он тебя или нет, а он молчал. Мама ему сказала, что в сарае повесится, если он ее бросит. Потом утонула, а он тебя в дом привел."
"Такую страшную, худую, косую. Знаешь, меня травили в интернате, а Павлик заступился, соврав всем, что он мой брат. И был им все эти годы. А я в него влюбилась, но ни на что не надеялась. Брат и брат. Приехал однажды, глаза горят. Поцеловал впервые и замуж позвал. Он любил вашу маму и никогда бы не бросил. Беда его ко мне привела, общие воспоминания, понимаешь?" - Зина говорила искренне и смотрела убегающим взглядом на Дарину.
"Ты очень красивая, Зинуля! Я со злости тебя обзывала. Думала, заберешь Пашу, развалишь наше хозяйство - додумалась же корову кормить конфетами!" - в голосе девочки проскользнула усмешка. И Зина улыбнулась в ответ:"Я ее приручить хотела, чтобы копытом в меня не целилась! Я коров вблизи никогда не видела, а тут - доить! Мы в интернате на всем готовом жили и к жизни мало приспособлены. Вон на Пашу взгляни - только начал хозяйничать. И я научусь, дай срок!"
И через сухость губ проронила:"Помнишь, ты попросила меня не умирать?" Дарина яростно закивала. "Я не умру, если ты и твой братик согласитесь стать моими детьми по настоящему. Других у меня никогда не будет."
Разговор прервал ворвавшийся в палату доктор, обыскавшийся беглянку. Идя за ним, Дарина обернулась и произнесла с запинкой:"Я согласна..., мама!"
Благодарю за прочтение. Голосуйте - это показатель, что канал нравится читателям. Подписывайтесь, чтобы еще встретиться. Пишите - через отзывы я вижу вас и многих воспринимаю уже, как знакомых. Ваша Лина
