Что ценилось в детстве? В начальной школе – солдатики.
Сначала были оловянные, тяжёлые, унылые, упрямые, в касках, с винтовками, на восемь солдат – один командир и один знаменосец. Потом вдруг стали появляться солдатики пластмассовые, поначалу одноцветные – помню едко зелёных человечков-пехотинцев.
Помню, был набор «Ледовое побоище» - русские ратники, конные и пешие, и немецкие псы-рыцари. Когда исполнилось лет десять-одиннадцать, в отделе игрушек универмага «Кострома» я увидел раскрашенных воинов времён Бородина – драгун, улан, гусар, казак. Яркие, тонкие, без прорисованных лиц, напоминающие не воинов, а изнеженные, хрупкие манекенчики.
Ценились марки, особенно с изображениями животных и птиц. Когда одноклассник показал мне польскую серию динозавров, я был поражён: неужели такую красоту кому-то в голову придёт наклеивать на почтовые конверты? (А ведь клеили – не только стандартные марки с гербом СССР, ценой одна копейка, несколько кряду, но и художественные, с репродукциями картин, самолётами, гейзерами и кораблями.)
Жевательная резинка была одним из главных эквивалентов. Мой дядюшка Алимпий Маркелович Борисов, живший на Украине, в Борисполе, штурман Аэрофлота, летал то Будапешт, то в Берлин, то в Вену. Благодаря дядюшке, я довольно рано узнал вкус жвачки - и в пластинках, и в подушечках. Летом, когда большое семейство (я с родителями, мамина сестра Альбина с мужем Алимпием и двумя детьми, Леной и Сашей, мамин брат Борис с женой, которую тоже звали Альбина и сыном, моим тёзкой) собиралось в Диево-Городище, все приезжали с гостинцами. Дядюшка щедро наделял детей Wrigley, так что у меня к первому сентября даже скапливались некоторые запасы, личный валютный фонд для разного рода обменных операций на переменах.
Классе в пятом-шестом пришло увлечение бонистикой и нумизматикой, точнее, возрастной интерес к бумажным банкнотам и металлическим монеткам. Кто-то притаскивал на обмен царские казначейские билеты: синие пятёрки, красные десятки, державные сторублёвые «катеньки», пятисотрублёвые грозные «петеньки». На нашем чёрном школьном рынке появлялись даже «керенки», хотя, казалось бы, откуда?
Помню банкноту, если не ошибаюсь, десять тысяч рублей, на которой был изображён двуглавый орёл, но без императорских корон, без скипетра и державы, опростившийся, подощипанный кадетами-октябристами, а на другой стороне банкноты была свастика, не фашистская, а ведическая, но всё равно пугающая какой-то своей необъяснимой живучестью.
А вот деньги, обычные советские долгое время ценности не представляли. Первый раз металлический рубль попал мне в руки, когда я копался в песочнице во дворе. Судя по тому,что был новенький, недавно отчеканенный к двадцатилетию победы в Великой Отечественной войне металлический кружок, мне в ту пору только-только исполнилось пять лет. Что делать с этой непонятной бляшкой, попавшей в детскую игру, в глупые руки? Какой-то мальчишка постарше уверенно объявил: «Это моё», и я отдал юбилейную радость, воина-освободителя на аверсе, серп и молот, земной шар и колосья на реверсе. Потом мне объяснили, сколько мороженого можно купить на один рубль. Сожалений не возникло – пробежала легостопая мальчишечья обида на алчного малолетнего обманщика.