Анна Зотова
В конце июня
роман
Часть 7
Возвращение Арамиса
Глава 46
Утром, по дороге в училище он все смотрел на нее...
"Что дальше?" - хотелось спросить ей, но вместо этого она сказала:
- Можешь идти к своему отцу Тихону.
- Люся, зачем ты так?
- Чтобы подбодрить тебя, зачем же еще? Ты же так рвался к нему вчера.
- Я не буду ему рассказывать, что ночевал у тебя.
- Прямо Мальчиш-Кибальчиш!
В училище их ждал сюрприз. Люся заметила толстого неприятного мужчину, которого видела летом в Церкви:
- Веригин, смотри, - она подтолкнула его за локоть.
- Отец… - он побледнел и на секунду остановился. - Что ж, пойдем, я вас познакомлю.
Они подошли ближе. Веригин деревянным голосом представил их друг другу:
- Александр Дмитриевич… А это Люся...
Люся и его отец молча глядели друг на друга.
- Ну, в общем, вы общайтесь, а я пойду зайду к отцу Тихону, - сказал Веригин, оставил Люсю наедине со своим отцом, а сам убежал.
Люся не верила своим глазам. Что ей теперь делать? Она повернулась к Веригину-старшему:
- Доброе утро!
- Здравствуйте, - отозвался он, продолжая разглядывать Люсю.
Потом он пододвинулся, освобождая ей место рядом с собой.
- Сейчас служба начнется.
Люся покорно встала около него.
Всю службу Александр Дмитриевич тайком изучал ее. Люся сделала вид, что не замечает этого. Она отвернулась от Веригина-старшего и стала разглядывать окружающих.
"Здрасьте", - кивнула она, увидев матушку Марфу. Затем ее взгляд наткнулся на парня явно не воцерковленного вида. Тот был в куртке с оранжевым капюшоном, в джинсах. Он тоже смотрел на Люсю. Потом понимающе ей улыбнулся, словно спрашивая: "Тебя-то каким ветром сюда занесло?"
Александр Дмитриевич увидел эти переглядки и насупился. Очевидно, решил, что Люся легкомысленная особа, а может, что и похуже подумал. Веригин-младший тоже заметил парня в оранжевом капюшоне, потому что стал ходить вокруг Люси и своего отца и улыбаться им. Один раз даже шепнул Люсе: "Видишь, как вы мирно стоите вместе?"
После службы Люся решительным шагом подошла к матушке Марфе, вручила ей стопку книг, поблагодарила за участие и неравнодушие. Потом, пока матушка ничего не успела придумать, быстро повернулась и пошла прочь - одеваться.
- Юра, - сказал отец ("Это точно его голос был тогда в трубке", - подумала Люся), - проводи девушку до остановки, и поехали к бабушке.
Но Люся великодушно отказалась от предложения проводить ее.
- Я сама доберусь до дома, - сказала она и подумала: "Хватит с меня за последние сутки Веригиных всех мастей, мне надо побыть одной".
Его отец понял, что Веригин провел ночь у нее. И подумал о ней плохо. Так рассуждала Люся, медленно ступая по дорожкам сквера, который примыкал к училищу.
«Он не воспринимает меня всерьез. Иначе он позвал бы меня к их бабушке. Я же звала Веригина и к бабе Маше, и к матери. Сейчас он говорит Веригину, что я ему не пара, что он должен одуматься. Третий путь оказался неправильным». Люся это понимала сейчас. Она ничего не добьется от Веригина, раз у него такой папа. Такого не переборешь. А если она будет все решать за Веригина, то сама превратится в матушку Марфу - властную и деспотичную, прижавшую к ногтю всех - и мужа, и детей. Веригин - не приз и не трофей. Его не надо завоевывать, он должен сам принять решение.
В последующие дни Веригин звонил постоянно. Он весь превратился в одну сплошную предупредительность и заботу. Конечно, он помнит о ней и думает. Конечно, она ему стала во сто крат дороже. Про своего отца он не сказал ни слова. Люся понимала, что это значит - в глазах Веригина-старшего она по-прежнему посторонняя молодая особа...
На Новый год он пришел к ней в тулупе, из-под которого развевались длинные черные полы.
- Что это? - в ужасе спросила Люся.
- Это подрясник, - ответил Веригин и стал оправдываться. - Чтобы воск и масло от ладана на одежду не капали.
- У меня нет воска и масла от ладана, - сказала Люся.
- Мне так удобнее ходить, считай, что это спецодежда, - начал оправдываться он.
- Никто не ходит в спецодежде после работы, а тем более, в Новый год - ни врачи, ни строители. В праздник надевать такое - это ужасно.
- Сегодня нет праздника, идет Рождественский пост, это я у тебя на поводу пошел, чтобы тебе приятное сделать.
- Мне очень приятно, спасибо, - Люся чувствовала, что она заводится. Ведь он специально приурочил появление в подряснике к Новому году, чтобы показать ей, что его не сломать. Но и ее не сломить.
Они прошли в комнату. Бабушка смотрела телевизор.
- Выключай телевизор, бабушка, - пост. Может, и свет везде погасить, как ты думаешь, Веригин?
Бабушка почувствовала в голосе внучки раздражение.
- Меня соседка звала к себе на Новый год, - миролюбиво сказала бабушка, - схожу я к ней, а вы тут без меня сами разбирайтесь.
Бабушка ушла. Веригин и Люся молчали. От нечего делать Веригин взял с письменного стола записную книжку Люси. Оттуда выпал листочек со стихотворением из бабушкиного численника. Люся кинулась подбирать листочек - она не хотела, чтобы Веригин прочитал стихи. Но он уже читал. Люся ждала, что он скажет. Он удивленно хмыкнул:
- Для чего это тебе? Зачем ты их оставила?
- "Поспрос, кто спросит - шишку в нос!" - говорит бабушка в таких случаях. Не трогай мою записную книжку! Я же не копаюсь в твоих вещах. Отдай! - Люся хотела выхватить листочек у Веригина. Но он отвел ее руку, сел на стул и сказал, задумчиво глядя на стихотворение:
- Православный человек не должен читать такие стихи. Они нехристианские. Я тебе сейчас все объясню. Давай сюда ручку, я подчеркну те места, которые не соответствуют образу православного христианина.
- Давай лучше я подчеркну ручкой в твоих книгах и записях то, что мне не нравится. А еще лучше я напишу у тебя на лбу красной пастой слово "дурень". Вот и иди так в свой Храм в своем подряснике! Эти стихи не для тех, кто в рясах ходит. А ты читай свою литературу, - и Люся показала рукой на высокую стопку книг, которую Веригин принес из библиотеки.
- Ты же не возражала.
- Но я же не думала, что ты начнешь носить всякие дрянные книги про кроликов!
- Что ты говоришь-то такое? Про каких-таких кроликов? - оторопел Веригин.
- Там один автор все время подглядывал за кроликами, как они живут и размножаются, и остался очень недоволен их поведением, раз всякие гадости про зверушек написал. А я думаю, что все люди от него сбежали, раз он на кроликов перекинулся.
- И что же, там вся книга о кроликах, что ли?
- Не знаю, я начала читать, там о кроликах говорится, а дальше я не читала - мне неприятно стало. "Крошка Доррит" ему не нравится, стихи читать запрещает, а про размножение кроликов, значит, можно?
- Где эта книга? - спросил Веригин, подойдя к стопке.
- В самом низу. Я ее от бабушки спрятала - не дай Бог, увидит.
Веригин достал книгу, полистал, покраснел.
- Не надо тебе ее читать, - сказал он и убрал ее в портфель.
- Вот видишь, сам не читал, а другим втюхиваешь! - с видом оскорбленного достоинства сказала Люся и села на диван, поджав ноги.
- Ну, что ты обиделась? Я же не этого хотел, - он сделал попытку взять ее на руки с дивана. Люся выпрыгнула из его рук:
- Сначала сними эту гадость, не могу ее видеть.
- Хорошая у нас жизнь будет при таком отношении к моему призванию.
- А ты не обращал внимания, что чем больше ты "спасаешь свою душу", тем больше моя душа летит в ад? Весной ты говорил: "Раб Божий - раб никому". Это не так. Мы теперь у всех рабы - у отца Тихона, Михаила, матушки Марфы...
Она хотела сказать: "у твоего отца", но вовремя осеклась - она почему-то страшно робела говорить с ним о его семье, хотя постоянно о ней думала. Люся все время пыталась угадать, глядя на Веригина, что сказал ему отец после той памятной встречи. Как на это отреагировал сам Веригин. Под каким предлогом, наконец, он сегодня не придет домой на Новый год, а останется с ней. Но Веригин был как черный ящик, он молчал и ничего не рассказывал Люсе об этом.
Такой Новый год у нее был первый раз в жизни. Они молча сидели на диване в Люсиной комнате с выключенным телевизором и радио. Веригин первый прервал молчание:
- Люся, а ты не могла бы позвонить своему отцу, поздравить его с Новым годом?
- Такого праздника нет, идет пост, - отчеканила она.
- Но ведь надо помириться с близкими.
- Я с ним и не ссорилась, просто он меня избил, - напомнила Люся. Она уже рассказывала ему о том, что у них случилось с отцом. Раньше Веригин не предлагал ей позвонить Дмитрию Николаевичу.
- Но ведь прошло столько времени, - сказал он.
Люся не видела отца с тех пор, как тот приходил за пластинками к ним с матерью. Она знала, что отец сошелся и живет с какой-то женщиной, бабушка Катя умерла, отец стал пить еще больше. Периодически он звонил Люсе, но, к счастью, всегда натыкался на бабушку Соню, предлагал ей деньги. Бабушка всегда говорила, что им всего хватает, и на этом все заканчивалось до следующего звонка.
- Нет, я думаю, это плохая идея, - сказала Люся. - Пока не устранена основная причина разрыва (а она не устранена - он пьет), о примирении не может быть и речи.
- Я думал, что ты добрая.
"Интересная вещь, - думала Люся, - как запросто он спрашивает о моем отце, общается с бабушкой". Он даже заходит иногда без Люси к Татьяне Ивановне, чтобы похвалить ее за то, как продвигается ремонт. А вот Люся и слова не может сказать о его отце. Почему такая несправедливость, несимметричность? Хотя, может быть, дело в самой Люсе, - никто не мешает ей спрашивать его обо всем, что ее интересует. Но она все равно не сделает этого, иначе он решит, что она оказывает на него давление.
- Нет, я злая. Помнишь, как я поступила с тобой на выпускном? - Люся решила перевести разговор в другое русло.
- А, это, - он мечтательно улыбнулся. - Хорошее было время. А где ты пряталась во время выпускного?
- За стендом с Зоей Космодемьянской.
- А я хотел признаться тебе в любви, но не нашел тебя.
- А я хотела поскорее уехать в Академгородок, и чтобы никто не мешал мне это осуществить.
- Ты - очень упрямая. С Новым годом тебя! Я очень рад, что встречаю его с тобой, и что никого больше нет в доме.
- Я тоже рада.
Когда бабушка вернулась от соседки, она нашла их сидящими рядом на диване. Веригин снял свой подрясник и шутил, а Люся смеялась каждой его шутке и выглядела очень счастливой.
Глава 47
"Интересно, кто сегодня придет первым - он или я?" - думала Люся, торопясь на встречу с Веригиным.
Накануне он пришел к ней, когда она его совсем не ждала. Вел он себя как-то странно.
- У нас уборка в Соборе, а я сбежал тебя повидать ненадолго. Проводи меня до остановки, пожалуйста, по дороге поговорим, - сказал он.
На улице он спросил, не хочет ли она сейчас пойти с ним в Собор и попросить отца Тихона, чтобы он их благословил.
- Тебе очень важно, чтобы это случилось? - спросила Люся.
- Да.
- А на что нас благословлять-то? - спросила Люся.
- На брак, - ответил он.
"А как же твой отец, что он скажет?" - хотела спросить она, но опять застеснялась и промолчала. Что-то во всей этой истории не состыковывалось. Это как задачка с недостающими данными. Они попросят благословения священника, а как же отец? Ведь он-то главнее. И, опять же, как это будет воспринято им?
- Тогда давай все расскажем твоему отцу Тихону, и пускай он сам принимает решение, на что нас благословлять, - сказала она.
- Что мы ему расскажем?
- Все, как есть, - про то, что слишком много противоречий, что ни я, ни ты ни в чем не уверены, и что нам нужно время, - сказала Люся.
- Нет, это так не работает. Просить благословения надо только на брак. Не надо напрягать людей своими проблемами и переживаниями.
- А я думала, что священники для того и существуют, чтобы помочь людям в себе разобраться.
- Значит, ты не пойдешь со мной сегодня в Собор? - спросил он.
- Не пойду. Я не понимаю, что ты задумал.
Поздно вечером он позвонил и назначил встречу на той же злополучной остановке.
К ее удивлению, он был уже там. Стоял, прислонившись к дереву, и разглядывал прохожих.
Люсю он пока не увидел, но она остановилась, чтобы его рассмотреть издалека. Опять полы подрясника выбиваются из-под куртки. Вид усталый, мрачный. Что-то гнетет его. А ведь несколько месяцев назад он казался Люсе пронизанным светом. Неужели это она, Люся, так измучила его?
Он заметил ее.
- Идем к тебе, - тон отстраненный, спокойный.
Дома он сразу же перешел к сути.
- Люся, мы с тобой уже встречаемся много месяцев, и ты ничего не делаешь для того, чтобы воцерковиться, - он перевел дыхание, а Люся вставила:
- Но тебя же это устраивало. Я ничего от тебя не скрывала.
- Нет, меня не устраивало. Ты не причащаешься, пропускаешь службы, не читаешь книги, которые я тебе принес, - он указал на большую стопку книг, лежащую на комоде, и продолжал:
- Ты ни разу не согласилась пойти со мной, чтобы нас благословили…
- Я соглашалась, но предлагала промежуточный вариант.
- Не перебивай. Так вот, у нас в училище не приветствуется, чтобы жены у священников были со стороны. И я думаю, что это правильно. Я устал идти против течения. Ты мне не помогаешь. Надо делать то, что предлагают мне в училище, - он взглянул на нее и запутался.
- Что предлагают тебе в училище?
- Я буду встречаться только с воцерковленной девушкой и с той, которую мне посоветуют взять себе в жены мой духовник. Но с тобой мы можем продолжать общаться.
- Что? Общаться? Как ее зовут?
- Это неважно.
- Важно. Значит, мы общаться будем? Втроем?
- Я имел в виду - мы будем друзьями, а не встречаться.
- Значит, уже не будет "дружбы, которая лучше чем любовь", потому что я тебе ни в чем не помогаю? А ты мне в чем-нибудь помог, позволь тебя спросить? Ты постоянно говоришь о себе, а обо мне ты подумал? Ты уже во второй раз бросаешь меня. Тогда, потому что я на дискотеку не хотела ходить. Сейчас - в церковь. Ты ни в чем не изменился. Тогда была Комаренко, сейчас - другая девушка. Ты уже опаздываешь на автобус, чтобы остаться у нее?
- Ты говоришь гадости, себя послушай. Как можно сравнивать тогда и сейчас?
- Забирай свои книги и уходи!
- Не злись, приходи к нам в училище, в церковь, все тебе только рады будут, и я буду рад и молиться за тебя буду.
- Не утруждайся, лучше книги забирай, а то я их выброшу в помойку.
И Люся одним движением руки швырнула стопку книг с комода прямо в него. Как же ей хотелось, чтобы хоть одна книга попала ему в лицо!
Не получилось.
Веригин наклонился и стал подбирать книги с пола. Он был очень зол. Люся стояла и смотрела, как он собирает книги.
Неужели это все? Сейчас он уйдет, и она больше никогда его не увидит! Еще вчера все было в полном порядке: он тащил ее к своим "отцам", она упиралась, но это было нормой в их отношениях.
- Как зовут ту девушку? - спросила она.
Он ничего не ответил - молча собирал книги. Некоторые из них вывернулись наизнанку, и странички валялись по всей комнате. Наконец, он все подобрал с пола.
- Закрой за мной дверь, - глухо сказал он.
Люсе хотелось попросить у него прощения за то, что кричала на него, говорила гадости, и, в особенности, за то, что бросила книги, пыталась вспомнить тот момент разговора, с которого все пошло не так. И поняла, что "не так" было уже вчера, когда он прибегал к ней из Собора. Он уже тогда принял решение, и сегодня пришел к ней из благородных побуждений: "Я сделал все, что мог, ты же сама видишь". А потом все разыграл как по нотам. Она посмотрела на него, - не было ни одного окошечка в его сердце, через которое она могла бы к нему обратиться сейчас. Он ее не услышит. С таким же успехом можно обращаться к стенам. Что ж, пускай идет. Надо потерпеть еще несколько минут - не плакать и ничего ему не говорить, а потом уже можно будет все.
Она прислонилась к стене в коридоре и молча смотрела, как он завязывает ботинки, сидя на корточках. Очень медленно завязывает, мог бы и побыстрее. Потом дошла очередь до шарфа. Тоже медленно. Может, ему помочь надеть куртку? Потому что это становилось уже невыносимо.
- До свидания, я ухожу, - тихо сказал он.
- Прощай, Веригин, - ответила Люся и закрыла за ним дверь, не стала смотреть, как он ждет лифт на площадке.
Бабушка, до этого момента сидевшая мышкой в своей комнате, вышла в коридор.
- Поссорились?
- Нет, бабушка, расстались. Ему теперь другую невесту в церкви нашли, он мне пришел об этом сообщить. Благородный!
- Ну и не переживай. Какая из тебя попадья?
- Да я и не думала становиться попадьей, надеялась, что он уйдет из училища. Я пойду конспекты к урокам напишу.
Как замечательно, когда у тебя есть работа! Если бы не конспекты, Люся урыдалась бы насмерть, а так ничего - надо дело делать. Она села за стол и написала завтрашнее число: "15 февраля". Стало быть, сегодня День Святого Валентина. Люся была уверена, что Веригин это расставание специально к этому дню приурочил. Вот тебе, Люся, романтика, вот тебе, Люся, любовь. Мы же Православные! Не нужны нам европейские ценности! В нас сила духа, как в былинных богатырях. Илья Муромец недоделанный! Веригин все рассказывал ей про него, что Илюша был монахом какого-то там монастыря. И Веригин по его стопам потащился. Хотя нет, ему же бабу подыскали. Люся начала вспоминать девиц, которых она видела в училище, прикидывать, какую из них ему в жены отец Тихон напророчил. Может, кто-то из них при Люсе подходил к нему, разговаривал? Нет, ничего такого Люся не помнила. Помнила только кучку робких ненакрашенных девушек в темных юбках и кофтах, жавшихся в уголке, и на клиросе каких-то тощих девчонок в старушечьих платках, но никого в отдельности она вспомнить не могла. "Напишу конспекты на всю неделю, - подумала она, - а то до ночи еще много времени. Будет из всей этой истории хоть какой-то плюс".
Наконец, пришли слезы - она писала свои конспекты, а буквы расплывались, и потом целую неделю Люся на уроках, глядя в свою тетрадь, вспоминала этот вечер и удивлялась - как же много может слез вылиться из человека, когда ему горько! Наверное, у нее хорошо работают слезные железы.
Глава 48
Прошло две недели, был первый день весны. Люся из школы зашла к Татьяне Ивановне.
- Наконец-то ты вернулась, где ты пропадаешь? Гришу убили!
- Как? За что? Он же никому не мешал, был кроткий как ягненок.
- Ножом в сердце закололи. Мне соседи сейчас звонили. И знаешь, кто это сделал? - Татьяна Ивановна прямо торжествовала, как будто не брата у нее убили, а она фокус показывает и сейчас вытащит кролика из шляпы. – Надька твоя!
- Как Надя? - Люся села на диван. - Ты это точно знаешь? Может, наврали, напутали? Не может такого быть.
- Ничего не напутали. Ее уже милиция увезла, она показания дает. Они пили все вместе, потом поругались, начали драться. Надя испугалась за Тамарку, думала, что отец прибьет ее, и ткнула Гришу ножом в сердце. Надо к бабушке идти скорее, я попросила соседей не звонить ей, сказала, что мы сами ей все расскажем.
Но плохие новости разносятся быстро. Бабушка уже все знала, мир - не без "добрых" людей, вести о Наде уже проникли в деревню, где за ее судьбой пристально следили.
Вокруг бабушки восседали две ее двоюродные сестры, во весь голос рыдали по Грише и кляли Надю, на чем свет стоит. Бабушка молчала. Она сидела на табуретке, выпрямившись сильнее, чем обычно, ждала дочь и внучку. Ни единой слезинки не выступило из ее глаз. Она только тихо сказала: "С Гришей я уже давно попрощалась, что он - не жилец, я знала с того времени, как он с Тамаркой связался. Я все эти годы ждала таких вестей. А вот Надю жалко. Сгубила Тамара и ее, и Гришу. Вот ведь какие люди живут на свете".
Все сестры энергично поддержали бабушку в ее мнении, все согласились, что Тамарка - главная виновница этого преступления.
Потом началась кутерьма - Татьяна Ивановна и Люся поехали оформлять справки и в морг. А с бабушкой остались сестры из деревни.
Через два дня похоронили Гришу рядом с дедушкой. Работники похоронного агентства, которых наняла мать, быстро и умело все сделали - подготовили Гришу к похоронам, обмыли. Они рассказали Татьяне Ивановне, что на теле Гриши живого места нет, все в старых шрамах и синяках. На похороны заявилась рыдающая Тамарка, но ее выставили с порога. Бабушка сама вышла в коридор и сказала ей: "Иди, Тамара, с Богом. У милиции к тебе претензий никаких нет, ты лишь свидетель. Бог тебе судья. Все ты у меня забрала - и сына, и внучку. Дай хоть последнюю ночь на земле Грише без тебя побыть. Уходи, пожалуйста!"
Так началась весна, в которую обещал Веригин показать Люсе оживающее поле. После всех хлопот с похоронами остался от Гриши только узел (его отдали в милиции) - покрывало, а в него завернуты Гришины вещи, в которые он был одет, когда его закололи. Рубашка с маленькой дырочкой на груди, а вокруг небольшое пятнышко крови. "Я эту рубашку выстираю, зашью и себе оставлю", - сказала бабушка и забыла про узел. Он лежал на письменном столе в Люсиной комнате. Только ночью после похорон она обнаружила, что осталась наедине с этим узлом. Люся думала о Наде с большой жалостью. Почему-то не вязался ее образ со словом "убийца". В милиции сказали, что она горько плакала и просила у всех прощения, когда ее забирали. Кричала: "Прости меня, папа!" Звала бабушку, Люсю, Татьяну Ивановну.
"Всю жизнь себе искалечила", - сказала про Надю женщина-следователь. Люся вспоминала Надю в разную пору: вот бабушка трет для маленькой Нади печенье на терке и добавляет в него теплое кипяченое молоко - любимое лакомство. Надя в белых носочках топает ножкой, прогоняя "князя-Гаврилу", девушка-Надя в золотистом платье и серебристых босоножках. И, наконец, Надя, которую Люся видела в последний раз, когда ездила, чтобы позвать ее вернуться к бабушке - настороженная, закрытая и чужая. Люся из-за Веригина совсем забыла о младшей сестре, не до нее было. Да и бабушка ее ждать перестала, в последние месяцы воспоминания о Наде стали расплывчатыми и смутными. Люсе захотелось открыть форточку, чтобы почувствовать весенний ветер в комнате.
Она встала с кровати, пошла к окну. На столе увидела силуэт узла с Гришиной одеждой, вспомнила про дырочку и пятно крови на груди. Словно черное облако поднималось над узлом. Люся боялась пройти мимо стола, боялась взять узел и вынести его из комнаты. Молча опустилась она на диван в холодном поту от страха и стала ждать утра.
Весна была ранняя. Уже в середине марта вовсю светило солнце. Отовсюду улицы и дороги пересекали ручейки от тающего снега. Приближались весенние каникулы, и впервые за два года работы в школе Люся ждала их с нетерпением - так хотелось запереться от всех и никого не видеть. Даже мать, которая все щебетала как пташка, вила свое гнездышко из денег бабы Маши и совершенно не переживала из-за трагедии, случившейся с ее братом и Надей, была ей противна.
Бабушка внешне казалась спокойной, но Люся знала, что она очень напряженно ждет суда над Надей, и что сердце бабушки расколото надвое - одна половина хочет, чтобы убийцу Гриши сурово наказали, но так как убийцей была ее родная внучка, то бабушка хотела для Нади мягкого приговора. Люся часто слышала, как бабушка шепчет по вечерам: "Дуреха, дуреха", жалеет Надю и плачет по ночам.
Люся медленно шла из школы, старательно обходя лужи, чтобы не замочить ноги. Солнечный свет слепил глаза, и они слезились. Она низко опустила голову и глядела на носки своих ботинок, огибающих лужи.
"Пойду дворами, не хочу никого видеть", - решила Люся. Под деревьями было тихо и спокойно. Пахло талым снегом и землей. Как хорошо, что ее никто не видит, что можно опустить плечи и голову, даже всплакнуть немножко, тем более что все вокруг тоже капает и течет.
"Скоро дорога, придется придать себе цивилизованный вид, вспомнить о прямохождении, а там - рукой подать до бабушкиного дома. Лучше пойду еще медленнее, не хочу домой", - думала Люся и неожиданно уперлась в какого-то человека.
Она подняла глаза:
- Веригин, - развернулась на месте и бросилась в сторону дороги.
- Люся, подожди! - он догнал ее уже на другой стороне дороги. - Не убегай, пожалуйста!
Люся ничего не сказала ему, только еще быстрее пошла в сторону дома. Веригин поспешил за ней:
- Люся, мне надо поговорить с тобой.
Люся не обращала на него внимания. Из-за спешки Веригин уронил органайзер прямо рядом с лужей, и все, что в нем было, высыпалось на дорогу. Люся остановилась и посмотрела на Веригина. Он сел на корточки и стал собирать свои бумажки. Люся вздохнула и тоже опустилась рядом с ним, чтобы помочь.
- Спасибо. Пойдем прогуляемся, - он жестом показал влево, опять во дворы.
- Тебе нельзя со мной гулять, я - невоцерковленная. Тебя с другой девушкой священник благословил.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я не то имел в виду.
- Мне все равно. Иди своей дорогой, - упрямо сказала Люся.
- Я не хочу. Мы что-нибудь придумаем, чтобы мы могли видеться и дружить, - сказал он.
- Опять?
- Пойдем сядем, - он показал на ствол развесистого дерева, который горизонтально наклонился вдоль ограды детского сада. - Как у тебя дела?
- Убили дядю Гришу, - и Люся ему все рассказала.
- Почему же ты не пришла ко мне в училище? Я бы все организовал. Отпели бы его, ведь тебе же нужна была помощь?
- Не от таких, как ты. Дядю Гришу отпели и без тебя. Веригин, чего ты хочешь от меня? Ведь я ничего не сделала из того, что ты просил.
- Мы будем видеться, - упрямо сказал он, - но я не хочу, чтобы об этом знали в училище.
- Так и я не хочу. Можно подумать, я тебя к этому принуждала.
- Я и не говорю, что принуждала. Я теперь сам буду находить время для наших встреч и сообщать тебе.
Люся задумалась. Иными словами, он хочет сказать, что встречаться они будут только тогда, когда этого захочет он. Ее пожелания, стремления учитываться не будут. Это будут тайные свидания на тех условиях, которые поставит он. "Все-таки он тебя любит", - шептало тщеславие. Она его тоже. Сейчас Люся не чувствовала в себе сил оттолкнуть его, хотя и понимала, что утратила свой прежний статус, и что теперь, по сути, она ему никто. Тайная подруга. Это унизительно. "А что у меня останется, если я откажусь?" - размышляла Люся. Школа и писание конспектов по вечерам, унылые выходные и мамин ремонт на каникулах? Появляться на дороге и говорить со мной, как сегодня он может и так, без Люсиного согласия. "У меня нет сил бороться с ним сейчас, - думала она. - Но я обязательно окрепну, встану на ноги и выгоню его на все четыре стороны".
- То есть, ты хочешь сказать, что теперь будешь появляться, когда захочешь, исчезать - тоже, а у меня не будет права голоса?
- Я хочу сказать, что ничего не изменилось между нами. Мы лишь откладываем наши планы на неопределенное время. Когда ты меня захочешь видеть, - ты знаешь, где меня искать, я тебя - тоже. И я больше не потащу тебя к отцу Тихону или матушке Марфе и не буду говорить о них. Идет?
Люся промолчала - а что ей еще оставалось делать?
(продолжение следует)