Это случилось, когда мне было лет десять.
Окончание лета каждый год было для нас с сестрой маленькой (или большой?) трагедией. Самой настоящей. Я могла бы это сравнить с той ситуацией, когда человека подводят к глубокому ущелью и велят непременно прыгать. Он прыгает - у него нет выбора! - не зная, что с ним будет: удастся ли ему выжить; что с ним случится потом, после этого прыжка, если он всё-таки останется жив.
Почему окончание лета для нас с сестрой было вот таким "прыжком в ущелье"? Потому что в последних числах августа мы должны были уехать из любимого Ольгино, от любящих родителей отца, в город, к маминой маме. Она нас, безусловно, тоже любила, но очень уж своеобразной любовью, ломающей наши жизни...
И вот однажды, когда было мне лет десять, я выходила из дома, спускаясь по лестнице, гладя рукой перила, прощаясь с ними, и думая о том, что осталось всего пять дней лета, а потом я должна буду уехать в город. Слезы наворачивались на глаза, но я силой воли "загоняла" их обратно. Я представляла, что мы сядем в электричку, но когда поезд остановится в Новой Деревне (там в моем детском восприятии начинался нелюбимый город), я внезапно выскочу из вагона - так, чтобы родители не успели меня задержать - и пешком вернусь в Ольгино, шагая вдоль железнодорожных путей. Я понимала, что не решусь на это, но почему-то эта мысль грела мне душу.
- Наташенька, что это ты такая грустная? - вдруг услышала я голос троюродной сестры Лены.
Я и не заметила, как она оказалась около меня.
- Я? - сначала я хотела принять невозмутимый вид и бодрым голосом что-то ответить, но поняла, что опоздала с этим: Лена уже увидела слезы в моих глазах. Я "сдулась", как воздушный шар, который проткнули булавкой, и ответила:
- Осталось пять дней. Через пять дней мы уезжаем в город. Впрочем, уже даже через четыре с половиной дня - я сейчас ходила домой, чтобы посмотреть на часы...
Что-то предательски дрогнуло в моем голосе, поэтому я замолчала.
Лена была старше меня на десять лет, и она представляла себе наше с сестрой положение.
- Ну, вот что... Я могла бы тебе сказать, что всё ерунда, и всё образуется, и в городе, может быть, тебе и не будет так плохо, как кажется сейчас. Но, зная, что ты ничего не можешь изменить, я скажу тебе другое: есть разные люди - оптимисты и пессимисты. Пессимист будет ходить все эти оставшиеся дни, глотать слезы и думать о том, что нормальной жизни ему осталось несколько десятков часов, а потом настанет ужас ужасный. А оптимист расправит грудь и воскликнет: "Ха! Да у меня в запасе целых пять дней! Проведу-ка я их в свое удовольствие, на полную катушку!" Он переделает кучу дел, нагуляется вдоволь, получит огромное наслаждение от этого маааленького промежутка времени. Выбор только за тобой - как ты проведешь эти дни. Ну, ты подумай немножко, а я должна идти.
С этими словами Лена побежала по своим "взрослым", как мне тогда казалось, очень важным делам.
С тех пор прошло много лет. Мне не нужно больше "прыгать в ущелье" в конце лета. Но для меня окончание лета - всегда грустный момент. Как только "хандра" подкрадывается ко мне в последние дни августа, я вспоминаю тот наш разговор с сестрой и выбираю путь оптимиста.