«У припадка агрессии всегда есть корень – отвращение к себе. Не может с бухты барахты возникнуть взрывная реакция на что-либо. У меня в голове должны увязаться некие факторы, которые якобы несут для меня угрозу. Если, например, папа в детстве медленно складывал газету, прежде чем схватить ремень и слить на меня всю свою ненависть к жизни, то увидев в электричке мужчину, медленно складывающего прочитанную газету, я буду испытывать тошнотворное клокотание в солнечном сплетении. Если в детском саду няня, вытирая потное лицо фартуком, заорала на меня, что я последняя плетусь жрать, то завидев где-нибудь в шаверме человека, вытирающего лицо фартуком, я снова испытаю это мерзкое подташнивание в горле или леденящее ворочание в животе, ожидая насилия.
Я умом сколько угодно могу понимать, что эти вспышки настороженности, граничащей с готовностью перейти в атаку, не имеют никакого отношения к внешней реальности, к текущему моменту, но тело моё начеку безотносительно этого понимания. Я слишком много раз в детстве ходил по этим протоптанным тропам, где чьи-то, казалось бы, обыденные действия являлись четкими предпосылками насилия. Эти маячки предсказуемости насилия давно не имеют отношения к той реальности, в которой я существую взрослым человеком, но мне от этого не легче. Запись «пленки» в моей голове постоянно транслирует мне ощущение неминуемой угрозы.
Да, мне во многом легче жить с собой, если я глубоко наблюдателен в отношении своих чувств, что осознаю хотя бы, что происходит со мной во время таких вот «спонтанных» адреналиновых всплесков. Но если я обычный человек, который всю жизнь бежит, сломя голову, в успешность бежит, за деньгами бежит, от себя бежит, то я вообще не имею понятия о том, как я устроен. Я не имею ни малейшего представления, когда и почему адреналиновый всплеск застает меня врасплох, что это моя память со мной играет такую злую шутку. Я не увязываю внешние факторы с параллелями из детства, я не могу так молниеносно увязывать клетчатую рубаку чужого мужчины с клетчатой рубашкой моего отца, который бил меня. Но тело мое делает это всю мою жизнь автоматически в мгновение ока. Я раб этой автоматической системы. Этот «дамоклов меч» всю жизнь правит мной. И я, пытаясь увернуться от воображаемого дамоклова меча, не замечаю, как давным-давно стал тем взрослым, который, думая, что обороняется, стал таким же агрессором, как мой родитель, учитель, старший из моего детского окружения.
Если бы я не жил долгие детские годы, самые тяжелые в моей жизни, с ощущением постоянной угрозы, если бы не мучился ожиданием нависшей надо мной руки или харчка словом, обескураживающего, обжигающего, как пуля... Если бы у меня в солнечном сплетении на правах постоянного жильца не обосновалась эта клокочущая сила, которую мне видится необходимым как-то держать сжатыми зубами, напряженными желваками, сдавленным горлом, то я был бы другим человеком, совсем другой личностью с совершенно иной судьбой… Но я живу с этим всегда, я держу эту силу, я боюсь ее, потому что она как-то странно наготове вырваться, и то ли захрипеть в захлебывающемся безголосье, то ли наоборот взвыть животным безудержным ревом. Оно вот тут под рёбрами все время ворочается в готовности выпрыгнуть вовне. И тогда что-то произойдет, разорвет в клочья меня и всех тех, кто оказался рядом. Я сделаю что-то страшное и бесконтрольное, я буду еще больше стыдиться себя после этого. Но куда больше?! Разве мой стыд может быть ещё более чудовищным, чем он итак есть всю мою невыносимую жизнь?!
Чем больше я боюсь эту лавину, тем больше она «зиппуется» во мне день ото дня в атомный взрыв. Я не могу это сделать на улице, с начальником, с чужими людьми, но к ребенку или животному всегда можно найти повод прицепиться. Ведь когда я был ребенком, у всех взрослых был повод прицепиться ко мне и слить на меня всю свою подавленную ярость».
Сейчас старенький термин «праведный гнев» перетек в тренд «конструктивная агрессия». Что ни психолог, то с обоснованием «конструктивной агрессии». Когда агрессию можно назвать конструктивной? Когда я могу убивать на войне, ведь мое государство называет это защитой отечества, патриотизмом. Или может отвести душу на скотобойне?! Мои руки в крови, потому что я убиваю животных для того, чтобы другие наслаждались котлетами. А вместе с тем мне необязательно проделывать такой большой путь, чтобы оправдать и возвысить мою злобу, назвать ее «благим делом» или «конструктивной агрессией». У меня всегда под рукой мой партнер, мои дети, мои собаки и кошки. Уж здесь-то я точно обосную всё происходящее со мной тем, что пытаюсь навести порядок в семье. На худой конец я всегда могу сказать себе: «Что за моду взяли преувеличивать, делать из мухи слона, раздувать детские травмы?!». Я просто проявляю конструктивную агрессию.
Далее здесь: https://youtu.be/_P99ulo7aTc