Мы были молоды, хоть это не оправдание. Можно было падать на ровном месте и верить в свои силы, писать роман после бессонной ночи, а потом снова собирать гостей и веселиться до утра, лететь в Ереван или трястись на инвалиде-автобусе в Боговарово, влюбляться и уходить, не отвечать на письма и разбрасываться старыми привязанностями.
В середине восьмидесятых нам было по двадцать с небольшим, как же так случилось, что в начале девяностых почти все вдруг перескочили за тридцатник?
«Мы» - это, упаси Боже, не какая-то придуманная общность и уж тем более не поколение.
Мы – мои друзья и близкие, с кем было легко и надёжно дружить и ездить в командировки, пить водку и говорить о политике, женщинах, латиноамериканском магическом реализме и современной живописи, кто любил добавлять в кофе Рижский чёрный бальзам и цитировать Бродского, чей набор личных ценностей напоминал выставочный зал, библиотеку, бар и секонд хенд разом, с кем ходили в кино и на редакционные летучки, кто ошибался, грустил и торопился увидеть будущее. А когда увидел – не нашёл там прежнего себя.
Молодость совпала с большими переменами, каких никто не ждал в годы студенчества, со службой в армии для одних, работой в сельской школе или городской школе, в архиве или музее, в молодёжной газете, с рождением первенца, с прощанием с мировоззренческой невинностью и ментальным букварём.
Молодость стояла в очередях у газетных киосков – за «Московскими новостями», «Аргументами и фактами» и «Огоньком». Молодость включала телевизор – с тогда ещё ленинградским «Пятым колесом» и общесоюзным «Взглядом». Молодость поднималась на амбициях и заблуждениях – за пять с лишним лет мы наделали больше глупостей, совершили больше ошибок, чем за всю предыдущую жизнь.
Хмельные годы – несмотря на государственный антиалкогольный курс и давку возле винных магазинов.
Лукавые годы - когда пытались собрать урожай там, где не сеяли, тушили пожар не там, где горело.
Славные годы – прежние страхи полиняли и выцвели, новые ещё не набрали силу, для лёгкой дрожи саспенса хватало фильмов ужасов в только что открывшихся видеосалонах.
Несуразные годы – как несуразны молодые надежды на то, что смерть приходит только в чужие дома, что возможно приобретать, не теряя.
Помню одну отправную точку, пройдя которую, мне кажется, империя покатилась в тартарары. Как обычно, я включил утром радио – в ту пору я слушал «Маяк». В выпуске новостей сказали, что Ельцин освобождён от должности первого секретаря Московского горкома КПСС. Новости закончились – и сразу же зазвучала песня Окуджавы: «Солнышко сияет, музыка играет – отчего ж так сердце замирает?»