Пруд мерцал гладко, черновато-золотисто, по-осеннему; он точно призывал отойти в сторону от проспекта, спуститься по одной из недавно отстроенных лестниц к береговой кромке, полюбоваться водой: нежно-оливковой у самого берега, сквозь какую видно дно – и ещё не пожухшей, несмотря на начало ноября, травой…
Пруд был недавно красиво обложен: сделали берега, и дальше белел лёгкий мост, но туда идти не хотелось: хватало берега, обходя который человек почти упёрся в церковную ограду, обнаружив кладбище…
Много раз проходил этим участком проспекта, видел церковь, кресты за низкой оградой, но работы вокруг пруда велись за ограждением, и вот – открыли.
Очень красиво, тихо, спокойно; противоречит творящемуся в сознанье неистовству, среди которого выделяется ныне одна фраза: Когда не спорят о вкусах – торжествует безвкусица.
А что?
Вероятно, верно, но воде этого не объяснишь, не объяснишь и ушедшим в землю…
Кладбище, мерно стремящееся к воде, боковые врата открыты, можно зайти, посмотреть на чужие могилы, попробовать представить пуды всеобщности, организующую жизнь, и пофантазировать на тему: мёртвых нет, все живы, просто по- разному.
Разные кресты, кое-где высится нечто гранитное, но скученность оград банальна, как на всех русских кладбищах.
Значит, если о вкусах не спорить – торжествует безвкусица.
Церковь очень бела, купола её зелены, и, данная в цветах жизни, совсем не привлекает представляемой начинкой своею – жизни противоречащей…
Точно пруд – гладкостью воды, мельчайшим, почти ювелирным слоением ряби – говорит о вечности куда больше.
Пруд, берега в красивом оформление, зелёная трава, даже мост – точно парящий в воздухе, словно соединяющий не соединимое…