Анатолий Сурцуков
Рисунки Владимира Романова
Торжок. Благословленный, славный город. Знаменит он многим. Тем, что старше Москвы по возрасту. Тем, что несколько десятков церквей и храмов разливают над небольшим старинным русским городком свой благовест. Золотошвейным промыслом и музеем русского деревянного творчества, расположенным в живописнейшей местности, полной очарования первозданной природой русской средней полосы. Много здесь мест, связанных с именем Пушкина Александра Сергеевича. В общем, сама местность здесь как бы располагает к тихому уединению, слиянию с природой-матушкой, неспешному размышлению о жизни и творческим откровениям.
А ещё в Торжке волею судеб, а может, и по божьему промыслу, расположен Центр боевого применения лётного состава армейской авиации. Длинное название. Хотя смысл создания и существования Центра – это поиск и проверка всего нового, что напридумано для военных вертолётов и лётчиков, которые их эксплуатируют.
Нет, как-то сухо и казённо звучит слово «эксплуатируют». Всё-таки лётчики именно летают на этой замечательной технике, ведь этот процесс летания без необходимой толики романтики и творчества невозможен. Вот и в Центр подбираются люди, которые в своей натуре обладают повышенной дозой этого самого творческого начала даже по сравнению с другими лётчиками. Ну и сосредоточие творческого начала самого крутого замеса, естественно, можно обнаружить в лётно-методическом отделе этого самого Центра.
В одно прекрасное время служили в этом отделе два товарища. Люди достойные, бывалые. Послужившие, полетавшие, повоевавшие. Назовём их, для соблюдения «политеса», Лёша Лаптев и Миша Щеглов. На самом деле фамилии их, естественно, другие – кто этих ребят знает, тот догадается, ну, а кто не знает, тому это и неважно. Важно, что данная история происходила на самом деле, и старожилы передают её из уст в уста, прибавляя год от году всё новые подробности.
Ну так вот. Любили эти два друга в свободные часы поохотиться. Ну, в смысле, натурально – на охоту съездить. Обладали они для этого всем необходимым инструментом и навыками, а также любимыми охотничьими угодьями, и, что является особенно важным, знакомством с местным егерем, что позволяло эти угодья периодически посещать.
Как-то после полётов, загрузивши, чем надо, для обязательного проявления уважения, свой мотоцикл «Урал», поехали друзья к егерю, который жил на окраине деревушки километрах в пятидесяти от Торжка, чтобы договориться о предстоящей охоте. Подъехав к знакомой избушке и зайдя во двор, пилоты-методисты обнаружили на двери амбарный замок, означающий, что хозяина нет дома, и что их ожидал сюрприз, который вряд ли можно было назвать приятным.
Возле дома металась на корабельной цепи, исполняя охранные функции, здоровенная собака непонятной породы, но вида просто устрашающего. Ростом с телёнка, башка – с котёл величиной, пасть, как ковш у экскаватора, из которой во всей своей обнажённости глазу были представлены клыки размером с хороший кинжал. Щёки, с которых вёдрами стекала слюна, как крылья, развевались на ветру, резонируя от могучего, басовитого лая, напоминающего по тембру звук залпа «Катюши». БУркала глаз, над которыми нависали могучие веки, исторгали адский огонь, способный испепелить всё живое, попавшее в их прицел. Длинная шерсть не могла скрыть вздымавшиеся бугры накачанных мышц, требовавших немедленного выплеска теснившейся в них энергии. В общем, какой-то терминатор новой, собачьей модификации, по сравнению которым персонаж собаки Баскервилей – милый, игривый щеночек!
Друзья прилипли спиной к забору с внутренней стороны, ощутив всем своим «задним нервом» ограниченность пространства, хрупкость земного бытия и прочие нерадостные переживания. Монстр сделал стремительный бросок. Пилотяги, закрыв глаза, уже почувствовали на себе жаркое, паровозное дыхание машины для убийства, когда корабельная цепь натянулась, спасая их от неминуемой погибели.
Исступлённо гукая, псина, повисая на ошейнике, как-то боком извернулась, и всё-таки достала краем пасти Мишкин унт на ноге, и Лёшкину куртку, выдрав по солидному шматку из каждого предмета амуниции.
Боевой опыт всё-таки позволил методистам включить мозги в экстремальной ситуации. Высчитав мысленно радиус досягаемости средств поражения врага, распластавшись по забору до тончайшего состояния, на которое они только были способны, друзья-таки выбрали правильное направление для отступления. Перетекая вперед спиной через ограду, не помня себя, очутившись каким-то образом в мотоцикле, приобрели они способность осмысленно реагировать на окружающее, только доехав до мишкиного гаража.
Сходу приняли по стакану водки, припасённой для егеря, кое-как отдышались, постепенно вытесняя из себя пережитое. Махнув по второй порции горячительного, почувствовали, как привычно растеклось внутри ощущение тепла и уюта. Как-то приободрились.
Однако масштаб полученной душевной травмы не позволил остановиться на достигнутом, и требовал бОльшего. Последовали очередные заходы и «выходы на боевой курс».
Влитый внутрь организма «энергетик» поджёг пламя нестерпимой обиды за понесённое боевыми лётчиками унижение, оскорбление офицерского достоинства и порчу лётного обмундирования. Душа требовала отмщения и наказания коварного, подлого, гнусного врага. Причём – немедленно.
Подхваченные волной благородной ярости, взметнулись соколы, оседлав мотоцикл, и понеслись бесстрашно навстречу неприятелю. Исторгая перегар, затмевающий выхлоп мотоцикла, снова остановились мстители у знакомой калитки.
Пёс, рванувшийся было навстречу, звериным своим чутьём почувствовал неладное. В его басовитом гуканье послышались нотки неуверенности с вопросительно-протокольными интонациями. Войдя внутрь двора уверенно-хозяйской походкой оккупантов, методисты, в соответствии с наспех придуманным планом боевой операции, заняли исходную диспозицию. Лёха, наступая на врага с фронта, широко расставив руки в меховых рукавицах, приступил к психологическому подавлению противника, обкладывая его в ответ на лаяние потоками отборной матерщины, с включением в свои виртуозные эскапады фрагментов из гуканья в том же собачьем диапазоне. Видимо, для перевода на язык врага внушаемых «понятий».
Мохнатый амбал попятился. Уши его, как и цепь, которая недавно спасла жизни приятелей, обвисли. Приседая на задние лапы, отлаиваясь уже с жалобными интонациями от наступавшего двуногого, пёс упёрся задом в, казалось бы, спасительную, как личное убежище, будку.
Но не тут-то было. Сзади, со стороны солнца, используя отвлекающее маневрирование ведомого, из засады на него набросился притаившийся до поры до времени Михась! Обрушив на объёмистую башку противника увесистый кулак, он, не дав врагу опомниться, обхватил меховыми рукавицами пасть собаки, выключив тем самым из его арсенала главное оружие, как козырь из игры. Пёс взвыл. Уже не помышляя о контратаке, враг взмолился о пощаде, жалобно поскуливая и кося в сторону нападавших лиловым глазом. Но воители были непреклонны.
Тяжело дыша перегаром в сторону помертвевшей от ужаса и нехороших предчувствий псины, Мишка сурово произнёс, как приговор зачитал:
– Лёха, он тебя кусал?
– Да! – икнув, подтвердил Лёха.
– Ну, тогда и ты его. Того. Кусай!
Лёха с готовностью исполнил приказ, выцелив для этого самое чувствительное место у бывшего монстра – нос.
Миха вторил ему, вцепившись в загривок.
Отчаянный вой раздался на всю округу, заставив надолго умолкнуть псов в деревне. Кабыздох забился в истерике. Не переставая отчаянно выть, напрягши все свои мускулы, отчаянно гремя корабельной цепью, пёс, пятясь задом, как отступающий немецкий танк во времена Курской битвы, скрылся в будке. Миха, сплёвывая собачью шерсть на истоптанный снег, задумался.
– Как ты думаешь Лёха, хватит с него, а?
– Та ты шо! Вон он мне как куртку попортил, а тебе унты! Не, такое прощать нельзя, нельзя таким спуску давать! Не можно!
– Ну да... Тогда давай ещё по разу его куснём!
– Давай!
И друзья, взявшись за цепь, принялись выволакивать обидчика из будки. Вой, исторгаемый псом, достиг верхних высот отчаянья. На селе примолкли не только все собаки, но и куры, и прочая живность. Даже вороны, летевшие по свои делам, быстро опустились на ветки и, склонив головы, молча принялись наблюдать за экзекуцией.
Пёс продолжал сопротивляться изо всех сил, упираясь обеими лапами в проём будки изнутри.
Наконец, когда усилия тянущих должны были вот-вот увенчаться успехом, а из будки уже показалась отчаянно вертящаяся во все стороны башка животного, в битве наступил переломный момент.
Совершив отчаянный бросок по направлению тянущих усилий, монстр, сбив с ног нападавших, метнулся из будки, и, набирая скорость наподобие экспресса, вырвался на оперативный простор двора. Одним махом перескочив через забор, вырвав с корнем крепление здоровенной корабельной цепи, пёс умчался в «дальнейшее пространство» в неизвестном направлении.
Долго где-то за околицей раздавался кандальный печальный звон оборванной цепи…
Через пару дней боевые друзья все-таки доехали ещё раз до егеря, застав его на этот раз дома. Во дворе было тихо и пустынно. Хозяин встретил их на крыльце.
Зайдя в дом, охотники, для порядку водрузив бутылку на стол, предложили егерю составить плановую таблицу предстоящей охоты. Егерь в задумчивости покачал головой и произнёс:
– Не-е-е, ребяты. На охоту, я, однако, с вами, наверное, не пойду. С псом у меня чегой-то неладное. Третий день из будки носу не кажет, морда вся расцарапана. Как ваш мотоцикл услыхал, ещё за околицей, так прямо с привязью как дал дёру, только его и видели. Наверное, енот али барсук его подрал, вот и не в себе он. От ить, беда-то какая! А без пса-то, рази ж это охота? Так, баловство одно, ноги токма до жопы стирать без толку…
Мишка с Лёхой переглянулись и сочувственно покивали в ответ.
– Ну да, ну да… Какие уж тут дела… Да-а-а, уж… Ну, ладно, тогда другим разом.
И, не став испытывать хозяина на проницательность, методисты поспешили убраться восвояси.
Прошло время… Сколько его прошло, рассказывают по-разному. Но ясно, что прошло его ровно столько, сколько необходимо для восстановления психологической устойчивости у обеих сторон противостояния.
Посетив «с очередным дружеским визитом» егеря, друзья-пилоты в момент душевного откровения, достигнутого в застолье, услышали от него следующую фразу:
– Не, ну вы видали, какая ж умная у меня собака! А как она военных уважает! А?! Только вот вас услышит, как вы подъезжаете, скулить начинает! Волнуется, значить! А как во двор входите, к будке бежит, это, значит, вас к дому пропускает, проходите, мол, милости просим, а сама на землю бросается и морду лапами прикрывает! Это значит, честь вам отдает! От ведь, а?! До чего ж умная псина!
Пилоты опять многозначительно переглянулись, и, мгновенно поняв друг друга без слов, не стали откровенничать в ответ, а с жаром поддержали восхищение хозяина исключительными качествами его собаки.
Предыдущая часть:
Продолжение: