Анатолий Сурцуков
Рисунки Владимира Романова
Есть в авиации, как, впрочем, и в других войсках, такой вид боевого обеспечения, который называется «защита от оружия массового поражения противника», сокращённо – ЗОМП. Это, конечно, серьёзная наука, значение которой для войск трудно переоценить.
Родилась она, когда в арсенале армий многих стран появились боевые отравляющие вещества, и, после применения их в годы первой мировой войны, доказали свою эффективность. С тех пор генетический страх перед ядовитыми газами и прочими гадостями, понапридуманными ушлыми учёными, навсегда осел в умах военных и оставил свой след в виде приказов, наставлений, инструкций и назойливо болтающихся на боку противогазов при действиях личного состава по тревоге.
Слава богу, что после первой мировой никому, даже бесноватому фюреру, не пришло в голову отдать приказ на применение химического оружия. Себе, как говорится, дороже. Однако, сколько лет прошло, а опаска всё равно осталась. Вот и создан был такой вид боевого обеспечения, в которым заняты люди подготовленные и в очень высокой степени ответственные.
Но вот ведь какая вещь. Если ружьё долго висит на стене и ни разу не выстрелило, то к его виду постепенно привыкают, относятся все менее уважительно и боязливо, как оно того бы заслуживало, и дело доходит даже до того, что у некоторых появляется доля юмористического скепсиса при обращении с оным. Так вот и с ЗОМП.
В войсках постепенно сложилось отношение к этому делу, как к некоей досадной помехе при осуществлении учебно-боевой деятельности. Ну, к примеру, удовольствие, конечно, ниже среднего, прямо скажем, норматив надевания противогаза сдавать – бегать, летать, прыгать и ездить в этом «экзонаморднике», или, опять же, комплект ОЗК (общевойсковой защитный комплект) на себя пялить.
Слава богу, что не часто этой ерундой приходится заниматься, так, пару раз в год, в период сдачи итоговых проверок за летний или зимний период обучения. Ну да, в войсках же постоянно учатся («тому, что необходимо на войне»), и учебный год делится на два периода: зимний и летний. Вот в период сдачи зачётов и ходит гоголем начальник химической службы полка! Тут-то в полной мере ощущает он свою незаменимость и значимость.
А в остальное время… Постоянный председатель различных комиссий по делам внутренней службы, внештатный комендант гарнизона, председатель суда чести офицеров, да много чего разного, что необходимо обозначать в рутине повседневной жизни полка, поручают ему, как наименее загруженному делами по своей кафедре офицеру.
Трудился в 36 осап 23 Воздушной армии в те давние, семидесятые годы прошлого столетия, такой вот незаменимый трудяга-офицер, уже пребывая на склоне лет своей военной службы. Тихий, незаметный, но незаменимый полуотставник-майор. Как его фамилия была, знали только его непосредственные начальники: начальник штаба полка подполковник Якушенко, снискавший у народа за свою прямолинейность кличку «Лом», да командир полка, и то, если он при этом напрягался, вспоминая. А весь остальной личный состав называл за глаза уважаемого начальника по наименованию, укоренившемуся в армейской языковой среде для обозначения этого вида боевого обеспечения, то есть, «Химдым».
Полк в ту пору базировался на аэродроме совместного с гражданской авиацией базирования – Чита. Климат в Забайкалье, известно, суровый. Служилый люд там вынужден преодолевать многочисленные трудности, связанные и с природными условиями, и с относительной отдалённостью от цивилизации, да и бытовые условия оставляли желать лучшего. О замене в другие регионы для «дальнейшего прохождения службы» тогда приходилось только мечтать…
Нелегко, в общем, было служилому люду. Невольно на ум шли невесёлые сравнения с жизнью ссыльных поселенцев в прежние времена, даром что места, где «базировались» декабристы в своё время, были неподалёку. Поэтому высоко ценились в этих мрачноватых местах хорошая шутка, подтырки и розыгрыши, исполненные мастерами этого дела для поднятия общего тонуса товарищей по службе.
Отличался в этом деле, будучи любимцем уважаемой публики, начальник связи 2 эскадрильи капитан Дмитриев Василий Михайлович. Его подначки, шутки, розыгрыши, становившиеся после виртуозного исполнения предметом долгих смакований в армейском обществе, скрашивали унылую жизнь в гарнизоне, помогали не закиснуть душой в суровом краю. И был у него товарищ – штурман 2-й авиационной эскадрильи – майор Прасолов Иван Васильевич. Человек очень наивный, серьезный, легко верящий людям. Правды в нем было на все 110%. В общем, типичный «Тарапунька» из знаменитого эстрадного дуэта. Ну и, само собой разумеется, что именно он был объектом, на который зачастую направлял свои усилия в плане устройства различного рода шуточек и розыгрышей Дмитриев.
Подошла в полку пора подготовки к сдаче итоговой проверки за зимний период обучения. Полёты устраивались всё реже, так как надо было успеть «подтянуть хвосты» по всем дисциплинам, предстоящим к сдаче на итоговой. Вот тут-то и наступил час истины для Химдыма. Он, преисполненный чувством ответственности за порученное ему дело, организовал развёртывание палатки окуривания для проверки правильности подгонки противогазов и начал пропускать через неё весь личный состав полка.
Надо сказать, что штука эта – весьма неприятная, если у тебя противогаз не по размеру, или он неисправен. Палатка эта делается закрываемой наглухо. Внутрь Химдым закачивал из баллона какой-то противный, ну очень слезоточивый газ, и, если что не так – сопли, кашель, вылезание глаз из орбит и прочие препротивнейшие ощущения нерадивому воину были обеспечены. Поэтому народ на это действо реагировал с изрядной доли опаски. Мало ли что. Но, ничего не поделаешь, приказ есть приказ. Вот и стоял личный состав 2 эскадрильи возле химдымной палатки, тоскливо и опасливо посматривая на неё, дожидаясь своей очереди, чтобы окунуться по одному в смрадный фимиам.
Очередь подвигалась медленно. Начальник не спешил. Он тщательно отрабатывал своё предназначение, предусмотренное штатным расписанием.
В основном всё шло, как в авиации говорят, «штатно». Лишь изредка створки палатки с треском распахивались и, судорожно стягивая с лица противогаз, надсадно кашляя, обливаясь слезами и соплями, из неё на карачках выползал бедолага, который не удосужился вовремя озаботиться проверить свой прибор. Народ при этом притихал, сочувственно наблюдая за тем, как страдальца выворачивало наизнанку. Зато глаз Химдыма на таких эпизодах наливался хищным блеском, и садистская ухмылка озаряла его, будто высеченное из скалы, лицо.
«Ведь я предупреждал!» – эту фразу он произносил каждый раз при подобных случаях, хотя можно было бы её и не озвучивать, так как каждый понимал, что именно этих-то моментов и ждал Химдым, чтобы самоутвердиться и показать свою надобность в армейском строю…
Пригревало весеннее солнышко. День клонился к закату. Народ притомился. Остро хотелось тёплых щей в уютной домашней обстановке, да ещё если под них понимающая жена, с устатку, рюмашку предложит… Эх…
Тут Дмитриев вдруг встрепенулся, и, обратясь к своему закадычному дружку, штурману Прасолову, бойковито произнёс:
– А спорнём, Ванюшка, что я в эту палатку без противогаза зайду и три минуты в ней пробуду?
– Да ла-а-а-дно, – недоверчиво протянул Прасолов.
– Запросто! На чё спорим?
– Ну-у-у, не знаю… Как это ваще? Дык разве это возможно?
– Для связиста нет ничего невозможного!
– Да ладно! Трепло!
– Нет, ты что, мне не веришь? Чё, смыканулся? Не тебе же туда без ни хрена лезть! Чем ты рискуешь, а? Ну, давай, спорнём!
– А на что?
– Ну, на литр коньяку! Я узнавал, вчера в военторг завезли, болгарский, «Плиска» называется.
– Ну, не знаю…
– От ты какой! Я буду своё здоровье гробить, а ты ради такого «смертельного номера» не хочешь парой банкнот рискнуть?! Ну ты и жлоб!
– Ну, ладно, уговорил.
И друзья, под гомон заинтересовавшихся сослуживцев, ударили по рукам. Вокруг спорящих образовался круг возбуждённо обсуждающих ситуацию посредников. Ажиотаж нарастал. Уже начали заключать пари и делать ставки остальные военные, радуясь появившейся зацепке к возможности разнообразить вялотекущие события.
Воспользовавшись начавшейся суетой, Дмитриев незаметно и быстро что-то шепнул на ухо мгновенно подскочившему к нему соглядатаю и помощнику во всех его розыгрышах, праваку из его экипажа, Вовке Ионову. Тот скосил хитрым своим глазом на палатку, кивнул и быстро исчез из поля зрения изрядно возбуждённых офицеров, которым в данный момент было не до него. Проделав искусный обходной манёвр, незаметный для окружающих, он змеёй подлез со стороны тыла к палатке, забрался в неё и подложил в обусловленное место тщательно проверенный противогаз.
А в это время толпа уже подталкивала к палатке Дмитриева, который для вида немного упирался, как бы понимая всю опасность предстоящего действа. Перед входом в палатку он жестом остановил движение несущей его толпы, обвёл глазами присутствующих, которые почему-то сразу притихли, и, картинно помахав рукой, решительно шагнул внутрь. Наступила томительная пауза.
Кто-то тихо давал отсчёт прошедшего времени. «Одна минута. Минута тридцать. Две минуты. Две минуты двадцать. Две минуты сорок. Пять, четыре, три, два. Один!».
– Василий Михайлович! Выходи! Время!
И под ликующий рёв толпы из палатки неспешной, вальяжной походкой вышел Дмитриев, шумно выдохнув у порога. На его лице блуждала победная улыбка и никаких (!), абсолютно никаких следов поражения едучим газом не наблюдалось!
– Шайтан! – восхищённо и одобрительно прогудели десятки голосов, и сослуживцы принялись шумно обсуждать увиденное своими глазами небывалое чудо.
Оправившись от первого шока, заматерелые в своей привычке находить рациональное объяснение всему, люди стали пытаться выстроить гипотезу данного явления. Строй смешался. Занятие было безнадёжно сорвано. Все орали, как на митинге, пытаясь донести до масс свою версию, объясняющую случившееся.
Только Дмитриев, скрестив руки на груди, с усмешечкой, снисходительно, с победным видом наблюдал за происходящим, храня гордое молчанье. Химдым водил головой, будто танк башней, с диким видом озирая возникшую вакханалию. Тщетно пытался он утихомирить потрясённых увиденным офицеров. Наконец, набрав побольше воздуха в лёгкие, заорал что было мочи:
– Сми-и-и-ирна!!! Вы что, оглоеды, не понимаете, что ли, что чудес не бывает?! Это, наверное, газ уже рассосался, концентрация понизилась, вот и вся причина!
Притихшие военные задумались, переваривая предложенную к рассмотрению версию. Наконец кто-то из толпы произнёс невинным голосом, но с провоцирующей интонацией:
– Да? А ты сам-то попробуй, раз уже «рассосалось…»
– Ну и попробую! Чё там пробовать-то!
И под кем-то исполненный дробный перестук по планшету, призванный изображать барабанную дробь на арене цирка, начхим полез в палатку!
Толпа снова сгрудилась вокруг объекта испытаний. Но не пришлось офицерам томиться, ожидая результат эксперимента. Через несколько секунд створки палатки с треском распахнулись. Из неё на карачках, с воем выкатился Химдым. Быстро семеня сразу всеми четырьмя конечностями, он стремительно отдалился от палатки, прорвав оцепление, и только преодолев приличное расстояние, принял положение прямоходящего. Лицо его пылало багрянцем, из глаз непрерывным потоком лились слёзы, про остальные физиологические подробности требуется умолчать из деликатности.
Окрестности сотрясались от дикого, надсадного кашля, в коротких паузах которого слышался надрывный семиэтажный мат. Вообще-то, привыкший к крепкому словцу аэродромный люд впервые услышал из уст Химдыма подобные выражения, да ещё в столь виртуозном исполнении, и поэтому слегка ошалел.
Вдруг сзади послышался скрип тормозов подъехавшего уазика. Из него вылез начальник штаба полка, «Лом», который объезжал места занятий для проверки хода подготовки к итоговой. Увидев, как пелось в одной хулиганской песенке, «картиночку, достойную пера», он не сразу понял, а что, собственно, происходит. Не дождавшись положенного рапорта от Химдыма, безуспешно пытавшегося доложить ему по форме, «Лом» обратился за разъяснениями к народу. Ну, тут, конечно, ему всё в подробностях и было доложено.
Выслушав сбивчивый и эмоциональный рассказ об итогах эксперимента, начштаба, укоризненно глянув на Химдыма, изрёк:
– Ну и дурак же ты, етит твою налево! Хотел продление срока службы тебе подписать, а теперь вижу, что зря! На пенсии головой своей надо будет тебе заняться!
И «Лом», досадливо хлопнув дверцей уазика, помчался вдаль. Долго смотрел вслед уходящей за горизонт машине враз постаревший майор.