Всё спрашивают да спрашивают, каа-а-ак же там Вениамин Карлович поживают?! Ну, думаю, ладно, народ волнуется, надо пойти проведать мамино солнышко, лапочку и рыбочку. Вдруг, нидайбох, похудел или, кошмар (!), облысел?!
Я ж сама себе не прощу, если пропущу такую хохму.
Ну и пошла. Поднимаюсь на мамин пятый (будь он неладен, кто вообще придумал пятиэтажки без лифта строить?! Чтоб ему облезть, заразе!) этаж и уже привычным ухом слышу дробный топоток с небольшими такими паузами.
«Ага, - думаю, - Веничек «гулял»!
Точно. Летом-то, когда жарко было, дверь в подъезд можно было распахнуть, и тогда Венюшочек гулял вольготно, прямо со всеми вот этими валяниями по лестничной клетке (отмытой с хлоркой, а как же!), с втыканиями мордели в проёмы между стойками перил, с тремя-четырьмя (представляете размах свободы и смелости Вениамина?!) ступенями вниз по лестнице. Хорошо гулял, с душой.
А тут бац – и осень. И как-то прям неуютно из подъезда сифонит. Мама бы и вовсе не открывала, но… Веник изволят голосить! Садится морделью в дверной косяк – и голосит! А голосит Веник мастерски, с руладами, переливами. Да всё только где-то на пятой октаве. Фальцет у Венички, надо понимать.
Короче, не всякое ухо выдержит. Вот и приоткрывают ВениаминКарлычу желанную дверь.
- Ну, иди! Чего встал опять на пороге-то, - и маман аккуратно подпихивает дражайшую задницу в сторону лестничной клетки.
С той целью, разумеется, чтоб Веник вышел – и дверь за ним прикрыть. А то сквозняк. Веник все эти цели понимает прекрасно, но категорически с ними не согласен.
«А вдруг чо?! – переживает Веник, - а я, такой прекрасный, один и без охраны?! Не-е-ет уж…»
И Веник свирепо упирается, не желая переступать страшного порога. Его туда – он обратно. Думаю, тут и ежу понятно, кто первый уступает, а кто начинает «гулять», втыкая широкую – и красивую, разумеется, - мордель в щель между дверью и косяком.
Словом, услышав кошмарные шаги по лестнице, Веник срочно нагулялся и ринулся в спасительное «закресло» (специально единым словом написала, ибо это убежище на все времена). Учитывая Веничкины способности бегуна, понятно, откуда топоток: и не надо смеяться! Он хотя бы старается!
А паузы – это Веничек замирает и с надеждой прислушивается: а вдруг ошибся, вдруг это не я, а безобидный почтальон или хотя бы соседка за солью, а? Но надежды не оправдываются, увы. Это действительно я. Да ещё и с телефоном.
- И чего он так боится?! – в стотысячный раз удивляется маман, пытаясь выгрести Веничка из-за кресла.
Веничек намертво вцепляется в обивку и тихонько подвывает. Вопрос же риторический, как вы понимаете. Никто и никогда не сможет объяснить, с какого перепугу Веник, которого я лично откармливала после многонедельных скитаний по двору и который отлично ладил с Зёмой и Стёпочкой, вдруг резко изменил своё отношение на прямо противоположное. Впрочем, есть одно объяснение, которое мы договорились считать правдивым. Вениамин Карлович панически боится, что я верну его себе.
И он Вениамин Карлович, из вип-персоны с многократным (не считал!) питанием, с персональным спальным местом, короче, с многочисленными привилегиями, превратится в обычного кота! Которого, возможно, ещё и будут бить!
Про Мотю Веник, конечно, не знает, но, видимо, что-то чувствует.
Я заглядываю в «закресло». Веник поднимает вытаращенные глаза, прижимает уши и шипит.
- Шипит?! – изумляется маман. – Не может быть! Он не умеет!
Тоже заглядывает за кресло и убеждается, что вполне умеет. Я с трудом, отцепляя по одному крепкие, цепкие когти, вытаскиваю Веничка на свет: мне же нужно сделать для вас фото, чтобы вы тоже убедились, что Венюшочек жив, здоров, упитан и не облысел.
Что удивительно, Веник не отбивается, как положено коту, которого пытаются приласкать против воли. Он даже не шипит, когда я подхватываю его с пола. Он только мелко-мелко сглатывает и без конца облизывает пересохшие губы.
Каждый раз, поднимая Веника, я охаю: при сравнительно небольших размерах Веник стараниями моей маман весит, как полмешка картошка, чесслово. Правда, маман уверяет, что «Веничек не толстый, а просто смотри какой пушистый!»
Я представляю, сколько, в таком случае весит просто шерсть. Чистое золото, надо полагать!
Предлагаю Веника побрить и посмотреть, насколько он пушистый. Маман поджимает губы и обиженно гладит Веника, уговаривая его быть хорошим котом и сфотографироваться.
Фотосессии с Веником не отличаются разнообразием. Чтобы Веник попал в кадр, я вынуждена делать селфи, одной рукой придерживая сжавшегося в комок Вениамина. Отсюда и некоторая размазанность и вытаращенные глаза кота.
Наконец я удовлетворена пусть не столько качеством, сколько количеством фото и ослабляю объятия. Веник думает, что он, наконец-то, выждал момент и застал меня врасплох! И делает рывок.
В его представлении, наверное, это красивый грациозный полупрыжок-полуполёт. Со стороны же… ладно, не будем о грустном.
Зато переживший фотосет Веник – это уже совсем другой кот. Смелый, отчаянный! Он уже не бежит со всех своих коротеньких лапок в «закресло». Нет. Он туда просто уходит! Но с вызовом во взоре.
Когда я выхожу за дверь, то буквально всем телом ощущаю колоссальное облегчение Вениамина Карловича.