Метёт который день и злой ветер швыряет снежные колючки в жило, когда Ероха протискивается с охапкой дров в малый проём двери. А в избе – благодать!
Пахучий дымок ласково обволакивает избу изнутри, надёжно прячет людей от стужи. Сухо, да таково тёпло и мирно! Агнэ достаёт из огромной старинной печи хлебы. Не зря Ероха мучился – тащил тяжёлый мешок, в коем среди прочего обреталось главное их богатство – пуд ржаной муки.
Огромная глинобитная печь с чёрной пропастью зева следит за каждым движением Агнэ. Что ещё за новая хозяйка? Откелева взялась? Агнэ почтительно кланяется печи. От земного поклона, спина, поди, не отсохнет, а Печушка-Матушка, глядишь и не осерчает на незвану гостью.
Ероха ужо сволок с себя всю сряду и полез в тёплое печное чрево. Агнэ хлопочет – пристраивает тряпицы на просушку. Ероха довольно похрюкивает из печи, да озорно постанывает.
- Ой, не можу, ой и мёрзну. Застудила красна девка, загубила меня - добра молодца.
Агнэ робко заглядывает в печь. Ерохины руки тут же затаскивают её внутрь. Вон летит изношенная рубаха. В печи темно. Тело млеет от жара, проступает крупными горошинами пот. Вместе с потом выходит, страх и усталость. Слегка кружится голова. Ей мерещится, что она плывёт куда-то. Но не вдаль, а вглубь. Будто устье печи не имеет границ, а времени и вовсе не существует.
После они раскрасневшиеся и разомлевшие за дубовым столом при лучине утоляют иной голод – по кусочку отламывают хлеб, запивая кипятком, настоянном на сосновой коре.
А за стенами по-прежнему лютует вьюга.
- Где мы Ерофушка? Чей ета дом? – спрашивала Агнэ, когда они уже устроились на полати.
- Чаво боисся?, - усмехнулся Ероха, - Думашь - завёл в хоромы к Лешему?
Девка затихла. Слегка вздрагивают её пальчики на Ерохиной груди.
- Старинное ето место, - сказывает Ероха утробным голосом, - Наши, деревенские ето место стороной обходят. Тутыть ишо в древние времена волхования были. Моя бабка баяла - волхвы уводили сюды молодых парней, да девок, и с има творили всяко. Не кажный и ворочалси. А как мнихи пришли – погнали волхвов то. А место ето бесовским нарекли. Покуда зима – не видать, а вот вешнянка заиграт – снег сгонит, поглянешь тады, каковы чуды под снегом то здеся есть. От волхвов тута много осталося! Меня сюды тятя водил втайне. Прадедову веру казать мне хотел.
Ероха умолк. В кромешной тьме они лежали бок о бок, а ветер с воем обрушивался на стены старого сруба. Однако, сложенное в незапамятные времена строение знавало и не такие бури. И стояло несокрушимо, как заповедали первые хозяева - старые волхвы.
Агнэ хотелось, чтобы Ероха поговорил ещё чего. Но вскоре услышала тихий его храп. Она повертелась немного, пристраиваясь поверней, и уснула крепко под вой вьюги и храп возлюбленного.
Остаток зимы они прожили ладно. Ероха между вьюгами ходил на охоту. Бил куропаток и зайцев. Зверь был в этих краях непуганый. Бил и куниц, ради шкурок. Мороженые куньи шкурки копил на шестах под навесом. В реке прорубили прорубь. Рыбачили вместе. Смеялись и подшучивали друг над другом. Казалось река полна длинных щук, жирных судаков и хрусткой плотвы.
Хлеб пекли редко. Норовили растянуть скудные запасы муки. Ероха собирался по весне сплавиться вниз по реке и выменять сколько ни то муки на куньи шкурки.
Агнэ расцветала с каждым днём. С приближением вешнего тепла на щеках у девки проступили мелкие веснушки, а волосы приобрели золотисто-желтоватый оттенок. Ероха смастерил для неё грубый деревянный гребень, и сам любил расчёсывать её пышные косы. Они рассказывали друг другу о детстве, порой дурачились. А дни становились длинней и всё реже шёл снег.
С тех пор, как лес стал наполняться гомоном птиц у Ерохи откуда-то взялась привычка уходить на сугорье и подолгу глазеть на реку. Река по–прежнему томилась во льду, но что-то незримое менялось в ней и откликалось в Ерохиной голове невнятным призывным шумом.
- Скоро-скоро, - будто бы гудел этот шум.
Ероха мотал косматой головой, но с тех пор, как солнце стало по-настоящему нагревать стволы дерев, отмахнуться от этого шума было уже невмочь.
Он взялся за топор и стал ладить плот. Агнэ каждый день ходила с туясом брать берёзовый сок. Березняк был далеча. Однажды она наткнулась на волков. Застыла, как вкопанная, но звери прошли мимо ни коли не поглянув на неё. Впереди шла волчица.
В день, когда на реке с грохотом проломился лёд, Ероха повёл разговор о разлуке. Засобирался сплавиться вниз по реке и сменять куньи шкурки на муку.
Агнэ молчала, наклонив голову. Тревога давно скулила в сердце и вот оно – данное, да незваное. Перечить она не хотела. Ероха сказывал в тот вечер много. А слушала она его в пол уха. Зато обнимала жарко.
После ещё ждали, когда спадёт вода. Ероха делал запас дичи. Тушки вялили над печью. Но настал и тот день, коего боялась больше всего.
Ероха, стоя на плоту, оттолкнулся шестом от берега и течение понесло плот быстро, точно щепку малую. Он ещё кричал ей что-то, и она кричала ему в ответ, но из-за шума воды и ветра они уже не разбирали слов.
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!