Ближе к середине XIII века христианская Европа, окончательно убедившись, что дело ее на Ближнем Востоке, что называется, швах, решила реабилитироваться в более северных землях. В 1245 году Римский папа Иннокентий IV аж три раза кряду провозглашал крестовые походы в Восточную Пруссию.
Отвечая надеждам и чаяниям апостольского престола, ландмейстер Тевтонского ордена Поппо фон Остерна на следующий год направился в Померанию с довольно внушительным войском, где помимо орденских братьев присутствовали крестоносцы из Европы под водительством сенешаля Австрии Друзигера и знатного рыцаря Генриха фон Лихтенштейна. Оценив силы цивилизаторов и в расчете на свою долю предстоящей добычи, к ним не замедлил присоединиться польский князь Казимир Куявский.
Девять дней и ночей кряду весь этот крестоносный сброд усиленно опустошал земли язычников, не оставив в этой области живого места – сей факт с гордостью подтверждает летописец Петр из Дусбурга в своей «Хронике земли Прусской»:
«…магистр и братья со своими людьми вторглись в землю Померании и, проходя мощным и грозным натиском, …с великим воинством опустошили ее, так что не осталось в ней ни одного угла, где бы они не побывали с огнем и мечом».
Прознав о том, что европейцы учинили в его владениях, князь Святополк Померанский, естественно, решил отомстить. В разделявших его устремления после визита незваных гостей соплеменниках недостатка не было, так что в сравнительно короткий срок удалось собрать большую рать. Пруссы двинулись вслед за европейцами, путь которых был отлично виден, благодаря пепелищам деревень и трупам их убитых жителей.
Выбирая места для стоянок там же, где до этого разбивали свой лагерь крестоносцы, мстители внимательно изучали оставленные врагами следы. И пришли к выводу, что примерно вдвое превосходят численностью пришельцев, чему Святополк весьма обрадовался.
- Завтра мы сделаем так, что помераны и пруссы навсегда освободятся от тевтонского ига! – посулил князь своим воинам, готовясь вступить в решительную схватку.
Следующим же утром одному из прусских отрядов удалось захватить крупный тевтонский обоз с награбленным добром, перебив десятка три охранников. Заслышав за спиной «брани крик», Поппо фон Остерна приказал сенешалю Друзигеру с его отрядом вернуться и оказать помощь обозникам, на которых явно только что напали. Однако австрияк, до того проявлявший отменное рвение в избиении гражданского населения, при виде порубленных единоверцев пришел в такое волнение, что тут же задал стрекача, даже не подумав вступить в бой. Реабилитироваться перед орденом решил рыцарь фон Лихтенштейн, который стремительным налетом сумел отбить обоз. Вскоре к месту событий подтянулся сам Святополк с главными силами, и запахло крупной дракой.
- Матка бозка, да эфтих дикарей и впрямь видимо-невидимо! – вслед за австрийцами забеспокоились и вояки князя Куявского. – Ты, Казик, как хочешь, а мы домой поскакали, и без того уж в этих трущобах чересчур задержались…
Когда топот копыт польских коней стих за лесом, Казимир обнаружил, что он остался со знаменосцем и еще только одним рыцарем – неким Мартином из Крусвича. Этой троице пришлось влиться в ряды бойцов фон Лихтенштейна и вместе с ними и орденскими братьями изготовиться к битве.
Святополк разработал хитроумную, как ему самому представлялось, тактику: тысяча его отборных воинов в пешем строю должна была атаковать неприятеля, производя как можно больше шума. И из-за щитов, которыми прикрывали их оруженосцы, поражать рыцарских коней копьями.
- Главное, вышибить псов из седел, - толковал князь предводителю гвардейцев. – На своих двоих в тяжелых кольчугах и с длинными мечами они немного будут стоить.
Может, этот план и сработал бы, ограничься крестоносцы пассивной обороной. Но Генрих фон Лихтенштейн, завидев надвигавшуюся на него орущую и улюлюкающую орду, мгновенно сориентировался в обстановке:
- Промедление смерти подобно, - произнес он, ободряя своих воинов. Так нападем же на них первыми!
Выполняя приказ, рыцари всем скопом налетели на прусскую пехоту, сойдясь с ней вплотную, вследствие чего от длинномерного оружия святополковых копейщиков толку практически не было. А вот кавалерийские мечи в этой схватке оказались самым оптимальным вариантом и работали без устали. Петр из Дусбурга сообщает, что на поле боя остались полторы тысячи убитых пруссов, из христиан же смертельных ран не получил ни один, и лишь 10 несчастных коней таки погибли от вражеских копий. Может, априори предвзятый летописец и прихвастнул, конечно, но за давностью лет поймать его на этом не представляется возможным. В любом случае европейцы торжествовали победу, вдобавок к прочей изрядной добыче захватив 1600 прусских лошадей взамен десятка павших своих.
Но самое интересное ожидало победителей, когда те с веселыми песнями прибыли к Торну. Из-за стен замка раздавались такие стенания и жалобные вопли, что крестоносцы было встревожились.
- Что там у вас стряслось? – поинтересовался фон Лихтенштейн у дозорного на башне, подскакав к воротам.
- Горюем по убиенным братьям Тевтонского ордена и пилигримам, сгинувшим в лесах прусских, - утирая обильно струившиеся по кольчужному капюшону слезы, ответствовал стражник. – Говорят, всех до единого угробили проклятые идолопоклонники!
- Да кто говорит-то?!
Оказалось, добежавший до Торна пресловутый Друзигер и его присные во всех красках расписали картину разгрома, которого в реальности не последовало.
«…И христиане в земле Кульмской и Польше возрыдали таким плачем, какого испокон веков не было слыхано», - пишет Петр из Дусбурга.- Но на другой день, под вечер, когда братья со своим войском вернулись с победой, была великая радость в народе христианской, да такая, что пред ней померкла печаль вчерашнего дня».
- Да чтоб мы этим австриякам еще хоть раз поверили! – смеялись и плакали одновременно горожане и селяне. – Чертовы трусы, провалиться бы им на месте!
Но подлинный триумф ожидал крестоносцев еще немного времени спустя.
«…князь Святополк, который прежде, как рыкающий лев, ходил с поднятой головой, ища, как бы уничтожить братьев и новую веру, насажденную в Прусской земле великим кровопролитием многих христиан, ныне, как кроткий агнец, потупив взор и лицем до земли, смиренно просил братьев, чтобы они, как обычно, благоволили принять его с благосклонным милосердием», - сообщает орденский хронист.
Тевтонцы колебались – как ни крути, Святополк уже в третий раз нарушал мир и верить его очередным клятвам было просто нелепо. Но испытывать лишний раз судьбу не хотелось, поэтому орденские братья, по совету довольных крестоносцев, согласились восстановить status quo. Оговорившись для приличия, что, мол, сам Христос был известным миролюбцем.
На том и расстались – до следующих боев.