Сентябрь пришел тихо, спокойно, с утренними туманами и дневной жарой, с тяжелой росой на листьях и стеклах, с кружевом паутины, увешанной ее жемчужными каплями; с буйством астр и георгинов, с первой сединой в косах ивы и тополя; с гирляндами ласточек на проводах и с криками ворон в ближайшей лесополосе; с тяжестью яблок в саду и плотностью виноградной грозди. Он словно вышел из августа, который не хотел уступать свое время, и решил недолго продолжить его дело.
Но огороды уже пахли землей, отдавшей все, что она смогла вырастить, только на самом краю, у речки, белели, туго наливаясь, крепкие головы капусты. Поля опустели, все чаще можно было видеть на них трактор, который занимался дискованием или пахотой, поднимая пыль.
В селе стало тихо, машины ездили нечасто: подсолнечник еще не убирали, силосование кончилось, сахарная свекла еще зеленела ботвой. На речке плавали стада гусей и уток, которые нагуливали жир перед зимой. Молодые гуси сменили свои серые перья на белые, и теперь отличить их можно было только по размеру. Семья лебедей, жившая в камышах, выплывала на середину речки, показывая своих молодых, уже ставших на крыло детей. Они уже готовились к перелету.
Ольга первого сентября не поехала в медучилище, хотя бросать его было жалко, когда учиться оставалось всего один год. Она работала на ферме, научилась подключать доильный аппарат. Доярки шутили:
- Смотри-ка, как быстро ты освоила эту технику! Может, останешься с нами навсегда?
- Да, сегодня можно работать! – вздыхала пожилая доярка. – Это раньше, если у тебя в группе десять коров, к концу дойки не чувствуешь ни рук, ни спины. А сейчас хоть сотню бери – подключила всех к аппаратам и ходи собирай молоко.
Ольга слушала их разговоры, улыбалась, но не отвечала. Конечно, здесь она вынужденно работает, а сможет ли когда-нибудь закончить медучилище, покажет время.
- Оля, - обратилась к ней Ирина, молодая женщина, недавно приехавшая в село из другой области, - а Илья пишет тебе или совсем перестал?
Ольга не успела ответить, как Галина одернула любопытную:
- Какое тебе дело? Что вы лезете со своими вопросами? Не понимаете, что девке нелегко?
- Да я понимаю, - смущенно ответила Ирина, - я сама прошла через это... Тут-то я как оказалась? Пришлось уезжать из своего города, чтобы не видеть и не слышать, как он живет со своей кралей. Не смогла там жить и все. Я ведь по профессии водитель троллейбуса, а пришлось вот стать дояркой.
- Ну да, троллейбусов мы здесь для тебя не завели! – рассмеялась Наталья.
- Ты любила его? – спросила Ольга.
Ирина помолчала. Потом, вздохнув, ответила:
- Если б не любила, не уехала бы. А так вроде легче.
Женщины продолжили работу, думая каждая о своем. Ольга тоже думала о том, как ей придется жить, когда Илья приедет. Правда, его мать говорит, что он не останется в деревне, уедет в город.
И хорошо. Пусть едет. А она будет здесь, будет растить дочку. Дочку? Почему она так подумала? И Виктор говорил, что у нее будет дочка. Ну и хорошо, пусть будет дочка.
Дома ее ждало письмо. Вынув его из почтового ящика, Ольга сразу увидела треугольный штемпель – признак солдатского письма. Сердце радостно забилось – Илья! Но повернув конверт, она увидела, что письмо от Виктора. Ольга с разочарованием и даже с некоторой досадой открыла письмо.
Виктор писал с дороги – они еще не приехали никуда. Письмо было длинным, и в начале он описывал дорогу, что едут они не в пассажирских вагонах, а в товарных, в которых построены нары и постелены матрацы на них. На станциях стоят на самых дальних путях, в тупиках. Когда приедут в оренбургские степи – неизвестно. Он очень весело описал то, как вел себя Владик, уехав из села. В первую же ночь он напился самогона и под хохот всего вагона рассказывал, как горячо любила его Татьяна.
- Вы не представляете, как сто двадцать килограмм живого веса наваливаются и дышат в экстазе! Невозможно ни охнуть, ни вздохнуть! И не успеешь отдышаться – она опять готова! А утром ходит по пятам, кормит завтраком как на убой!
- А как ты хотел? – захлебывались от смеха слушатели. - Тебя надо было кормить, чтобы ты не лишался сил. Машина без заправки не работает!
- Так я ж в казарме не жил почти, - повторял тот, - она не отпускала. А по вечерам с мамой надо было в карты играть.
Народ хохотал:
- Ну хоть батя-то сочувствовал тебе?
- Да, - пьяно кивал головой Влад, - сочувствовал. Мы с ним часто сидели в огороде, в копне сена, с бутылочкой. Он меня и отпускал в часть. Говорил, что солдат должен служить. А один раз, - Влад снизил голос, - он сказал мне, чтоб я бежал и не оглядывался, пока меня не привязали.
Сумка с припасами, конечно, была опустошена быстро, все вызвало самые восторженные похвалы:
- Влад, за такой харч работать надо без остановки, не покладая, как говорится, рук, ног, ну и, конечно, всего остального!
- Не, ребята, лучше голодать! – пьяно всхлипывал фельдшер.
Потом Виктор спрашивал, как она себя чувствует, что нового в селе. И в самом конце было написано самое главное, ради чего это письмо вообще писалось: «Я тебя полюбил сразу и, наверное, навсегда. Я не перестану тебя любить, даже если ты выйдешь замуж за своего Илью. Я даже люблю уже твоего ребенка, потому что он твой, я скучаю по твоему селу, потому что ты в нем живешь. Ты будешь смеяться, но я люблю свой «ЗИЛ», потому что ты в нем сидела. Я вижу тебя во сне, я думаю о тебе каждую минуту. Вот ты сейчас читаешь это письмо, а я думаю о тебе!»
Ольга отложила письмо, задумалась. Обратного адреса не было, Виктор писал, что как только приедут на место, сразу напишет и будет ждать письма от нее. Ольга подумала, что, пожалуй, напишет ему, как только будет куда писать.
