Найти тему
Рыба для Солнца

Два мира

— Ну хорошо, допустим, что никакого монстра под кроватью не существует. Но кто тогда шуршит там по ночам? Мышка?

— А что, ты боишься мышки?

— Папа, конечно, не боюсь. Чего ее бояться? Она же только сыр ест, а я совсем не сыр. 

В каждой человеческой квартире взаимно дополняют друг друга два совершенно разных мира. Один — привычный, домовитый и осязаемый, с детской клинописью новых обоев, коробками из под папиных ботинок на половину узкого коридора и тенью сетчатой занавески поверх журнального стола. Второй, о, второй! Он — подкроватный, донельзя жуткий и крайне сумрачный. До сих пор не исследован до конца. Ученым проще и, наверное, прикольнее запустить новый адронный коллайдер, чем описать то, что долгие века скрывает тень матраса.

"Каждое безумное приключение начинается с первого шага. Или ползка".

Так однажды изрек один умный китаец, ну а его ученики, чтобы на всякий случай не прослыть в кругу китайской общественности дураками, закивали и немедленно согласились. Как показала практика, не зря. Потому что хотя с тех самых пор прошло очень много лет, а в мире случались совершенно разные и, откровенно говоря, довольно противоречивые штуки, когда в один из неприметных вторников под кровать Владика упрыгал его любимый карандаш, стало ясно: китаец был прав.

Сын, воспользовавшись правом младшего, остался ждать снаружи, деловито светить фонариком на пальчиковой батарее. 

Я же сделал глубокий вдох и нырнул головой под кровать. Стало непривычно, но, насколько можно судить по книгам, человеческий организм способен адаптироваться к подобным диким условиям минут за пять — а то и меньше.

Заполз не так чтобы далеко, всего на треть тела, может, чуть больше, так что вполне мог различать дневной свет и слышать внешние звуки. Было совсем не страшно, и какое-то время мне удавалось с усмешкой успокаивать себя, что классические дикие гномы — всего лишь выдумки затравленных мужей. 

Где-то завыла автомобильная сигнализация.

— Владик? — на всякий случай спросил я, — ты здесь?

— Папа, — оперативно ответил сын, — я тут. Сижу на твоей ноге. Как сам?

Чем дальше я лез под кровать, тем быстрее и неотвратимее рвалась моя связь со всем внешним.

Тусклый луч фонарика робко касался элементов древних, собранных еще в прошлую зиму паззлов, сталагмитов алфавитных кубиков и рудных залежей пятидесятикопеечных монет. Я повернул голову и осмотрелся. Ничего, напоминающего карандаш. 

Откуда-то из внешнего мира, словно с радиопомехами, раздался голос Владика:

— Папа, можно спросить?

— Че?

— Не "че", а что. Сам учил. Ты встретил мышку?

Неожиданно для самого себя я деловито пошарил взглядом по сторонам. Сдвинул брови.

— Пока нет. Ушла, наверное. И вообще. Не понял. Я думал, ты послал меня за карандашом. 

— Прости... Пап. Мне не нужен карандаш. У меня еще такие есть. Я его случайно закатил туда. Я думал, ты найдешь мышку. Приведешь ее сюда. Мы с ней познакомимся. 

Такое бывает. Редко, но постоянно. Это такой закон. Когда сходятся звезды, планеты и прочие руны, два совершенно независимых друг от друга мира объединяются. 

И офигевают друг от друга.