Найти тему

Василий Иванович и Петька

С утра Василий Иванович обошел участок: заглянул в теплицу к помидорам, откинул пленку с огурцов, спустился к Волге, наполнил лейку и полил молодую, сухонькую яблоню. Потом покормил собаку и котов, натаскал в кухонный бак воды из колодца, занес в дом десяток поленьев, ровно уложил дрова возле печки и велел жене затопить, если день будет сырой.

– У меня доски сохнут, слышишь, Зоя?

– Слышу, – откликнулась жена с кухни, перекрикивая шипение мяса на горячей сковороде.

Василий Иванович оделся по форме, достал из кармана железнодорожной куртки маленькую плоскую расческу, заглянул в зеркало буфета и, рассматривая себя через пыльные рюмки, тщательно уложил на бок седую челку, причесал пышные белесые усы. В завершение укладки, пальцами закрутил края усов вверх – так он выглядел приветливее, хотя и без того слыл человеком добродушным. За эти усы, за имя и отчество, за рассудительность и житейскую грамотность, в деревне его окрестили Чапаем. Ему прозвище нравилось и, чтобы потрафить соседям, пса своего он назвал Петькой.

– Придержи Петьку дома, – крикнул Василий Иванович у дверей, – я поехал.

– Закрой Петьку в комнате, – крикнула Зоя через весь дом, не расслышав мужа.

Так пес Петька остался без присмотра и побежал по лесной дороге за машиной хозяина.
«Жигуленок» набрал скорость, скрылся за поворотом, а преданная собака все бежала и бежала за звуком мотора. Сначала быстро, целенаправленно, без остановок, потом медленнее, отвлекаясь на запахи, останавливаясь, чтобы отдохнуть, понюхать кусты на обочине или попить из лужи. Утомившись, Петька зашагал по безлюдной песочной колее размеренно, по-деловому.

***
Налегке, как настоящий странник, шел по разбитому асфальту пес – лохматый, с упругой серо-седой шерстью – такой окрас называют «соль с перцем» – с пушистой мордой и маленькой бородкой. Если бы не скрученный в кривое кольцо хвост, издалека можно было подумать, что путешествует молодой козлик.

В деревнях самостоятельные собаки – привычное дело, наверное, поэтому никому — ни водителю грузовика, ни трактористу, ни туристам с лодкой на машине – не пришло в голову, что Петька заблудился. Больше он никого не встретил и пошел на новый запах, мелькнувший в струе июльского ветра.

Раньше Петька не бывал на шоссе, но ничего необычного или пугающего он не заметил: те же поля, тюки с сеном, аисты мышкуют, где покошено. Вдоль дороги – привычный лес, в глубине – тихие маленькие деревни. В одну такую деревню Петька и свернул по велению души.

***
Со стороны Волги на Сосновку ползла гроза. Свет над домами стал сине-зеленым, будто проникал с неба через бутылочное стекло. Ветер цепным зверем заметался то в одну, то в другую сторону, сгибая до земли сирень и черемуху. Горизонт ослеплял, как вспышка фотоаппарата. Гром трещал пока над лесом, но уже было понятно, что через несколько минут по деревне ударит ливень.

– Матвей, стулья занеси! – нервно командовала Татьяна Сергеевна, снимая с бельевой веревки полотенца и простыни.

– А собака дома? – крикнул Матвей матери, пересиливая гул ветра.

– Дома-дома. Юра, газонокосилка! Отгоните кто-нибудь машину от тополей! Матвей, где ключи?

Матвей засуетился: сбегал за ключами, переставил машину на газон, закатил велосипеды в сарай, внес мамины венские стулья под крышу веранды. Надо было еще застелить деревянный садовый стол и прижать полиэтилен кирпичами, обежать дом и закрыть все рамы, пока ветер не вырвал створки.

Гром предупредил еще раз, и тяжелые капли застучали по черепице. В доме истерично залаяла Герда.

Через запотевшие очки Матвей не сразу заметил в палисаднике чужую собаку. Пес сидел на клумбе и тянул морду в сторону распахнутого окна – то ли вынюхивая, то ли прислушиваясь. Матвей с грохотом закрыл все створки, протер краем футболки стекла очков, сгорбился, пряча лицо от дождя и встретился взглядом с лохматым незнакомцем.

Серый бородач был напуган ураганом: пригнул уши, поджимал поочередно передние лапы, склонил голову и смотрел на очкастого парня исподлобья.

Матвей протянул собаке руку для знакомства:

– Ты кто такой? Откуда? Голодный?

Пес с почтением обнюхал ладонь и приветливо качнул хвостом.

– И что мне с тобой делать?

Дождь не давал времени на раздумья. Матвей отвел собаку в сарай и поспешил рассказать о ней родителям.

Сын все детство бредил собаками, но мать с отцом противились. «Вот когда вырастешь, будешь жить отдельно, тогда и заведешь собаку», – говорила Татьяна Сергеевна. И Матвей смирился. Сначала долго ждал, пока вырастет, потом ждал, когда сможет начать жить отдельно, потом женился-разводился, а родители переехали в деревню, увлеклись садом-огородом, поставили скамейки под яблоней и сделались совсем сентиментальными — сами попросили сына купить собаку. Этим летом Матвей приехал в отпуск с Гердой.

После грозы все вышли во двор смотреть на радугу и знакомиться с найденышем. Отец выпустил бородача из сарая, Матвей принес корм и воду. Когда путешественник наелся, вывели Герду и стало понятно, почему он прибился именно к этому дому. Бородач пришел предложить лайке лапу и сердце.

– Поел и пусть идет своей дорогой, – руководила Татьяна Сергеевна, – нам еще щенков не хватало. Выведи его на шоссе, там разберется, – велела она сыну.

Матвей надел на бородача Гердин ошейник, взял собаку на поводок и повел по соседям. Но никто из них раньше в этих местах такого зверя не видел, чей он, откуда – неизвестно.

– Переночуешь в сарае, – решил Матвей и постелил гостю в безветренном углу, рядом с велосипедами, граблями и лопатами.

***
Василий Иванович встретил и проводил пассажирский поезд, напился крепкого чаю и с ножами и деревяшками расположился на лавочке.

Называться дежурным по станции ему не нравилось, он величал себя станционным смотрителем. Это там, в городах, дежурные с большими пультами и компьютерами, а тут у него лес, заброшенная деревянная казарма, зеленый домик с аппаратами и скамейка у крыльца – сиди себе, смотри на лес, жди поезда.

По оврагам люпины разрастаются – розовые, сиреневые; вдоль насыпи – мелкие ромашки с укропными веточками; где сырость, отцветают сочные желтые кубышки; скоро зарозовеют вересковые поляны. В июне Чапай ходит по линии землянику собирает, в июле на просеке — чернику, в августе в бору брусника пойдет. Оформил состав – и в лес.

Кроме грибов и ягод в подчинении у Василия Ивановича двукрылый семафор и стрелочный перевод, только вот давно они не востребованы. Запасной путь от ненадобности поржавел и зарос мхом.

Если бы не деревяшки, бросил бы Василий Иванович эту работу. Что за польза тут от него? Два раза в неделю останавливается «короткий» пассажирский, да и то никто не сходит. Иногда товарняк пройдет. Стой в красной фуражке и держи желтый флаг – дело нехитрое. А деревяшки ему и в радость, и прибавка к зарплате. Вырезает Василий Иванович из сосновых брусков небольшие фигурки – птиц, котиков, собак, лошадок – красит ярко, лаком покрывает и в райцентр отвозит, в краеведческий музей. Там его одноклассница заведует, продает фигурки туристам, вроде как сувениры.

Станционный смотритель приметил за лесом тучу, отложил инструмент, достал из кармана маленький кнопочный телефон и позвонил жене:

– Зоя, у тебя дождь идет? На меня с Сосновки гроза движется. Дом протопи.

Зоя пообещала протопить и спросила, не с ним ли Петька?

Потерялся.

– Нагуляется – вернется. Не маленький, – уговаривал себя Василий Иванович, выстругивая собачью морду.

Но в висках у него застучало, бросило в жар – разволновался.

Чапай откинулся на шершавую стену станционной избушки, закрыл глаза, тяжело вздохнул. Скорей бы товарный прошел – и домой, искать Петьку. Так, посреди белых стружек, сидел он долго: прислушивался к дальнему грому, к гудению шмелей и вспоминал, как несколько лет назад спас щенка.

Пришло время обновить мостки на реке. Возле их участка Волга круто поворачивает, течение сильное – дно размывает, опоры расшатываются. Стоя по пояс в воде, Василий Иванович заколачивал кувалдой столбы. Работа тяжелая. Присел на доски отдохнуть, глянул на реку – в самой середине что-то барахтается, а течение несет быстро. Не раздумывая, Чапай кинулся в воду, нагнал утопающего и выловил щенка.

Много деревень стоят на волжских берегах, всякие там живут люди – и плохие, и хорошие.

– Вот уж ты, действительно, Чапай, – сказала Зоя, заворачивая щенка в банное полотенце, – хорошо, хоть сам не утонул.

Выкармливали Петьку разбавленным козьим молоком. Василий Иванович держал кутенка, а Зоя подставляла бутылочку с соской. Не сразу, но есть научили. Кормили, как положено, часто – и днем, и ночью. Массаж животика делали, лампой грели. А сами не ели, не спали –переживали за малыша. А что если не выживет?

Петька вырос обычным деревенским парнем. Лаял на чужих, спал с котами в обнимку, ходил с хозяином в лес. Чапай в мастерской работает – Петька дремлет в опилках, Чапай на рыбалке – Петька рядом в траве возится, корягу грызет, Чапай на дежурство едет или к москвичам, подхалтурить – Петька с Зоей дома, лежит у порога, горько вздыхает, ждет. А как услышит шум мотора, уши вздернет и на дверь прыгает. Зоя ему отворяет, и бежит Петька через деревню навстречу «Жигуленку».

***
Ночью в сарае пес скулил. Несколько раз заходил к нему Матвей с фонарем, сначала успокаивал, гладил, предлагал еду, потом говорил сердито, ругался. Закутавшись в одеяло, Матвей просидел до рассвета на скамейке под яблоней – курил и думал.

Погубить собаку – плохо. Спасти — хорошо. Вот тебе черное, вот тебе белое — что ты, Матвей, выбираешь? Белое? И как же ты собираешься ее спасти? Две собаки в семье – это слишком, да и деревенский он пес от хвоста до кончика носа, в городе зачахнет. К Герде его подпускать нельзя, мама права насчет щенков. Выходит, надо выбирать черное. А как потом жить? Знаете, я парень хороший, отличный учитель, дружить умею, родителям помогаю, мусор после себя убираю, только вот однажды завез собаку в лес и там беспомощную бросил.

Утром Матвей посадил бородача в машину и повез к реке.

***
После дежурства Василий Иванович обегал всю деревню, прошел лесной тропой, где часто гулял с собакой, походил по берегу Волги и везде громко звал Петьку – безрезультатно.
Ночь не спал, тревожился: то представит самое худшее, будто цветное кино смотрит, то гонит прочь страшные кадры и сам себя уговаривает – найдется, ну, убежал, подумаешь, все собаки убегают, это бывает. Нагуляется — вернется. Не маленький. А что как если машина сбила? А если под поезд попал? Под товарняк, которому я вчера желтым флагом махал. Могла и лисица загрызть...

Непривычно засыпать без собачьего сопения рядом. Не чухается Петька на коврике, не хлюпает водой над миской, не лает в ответ на крики ночных рыбаков на реке. Пусто в доме. Пусто.

Василий Иванович решил, что объедет все деревни вокруг, обойдет всю железную дорогу, прочешет лес, а Петьку найдет! На том и уснул под утро от бессилия.

***
Хотелось покаяться, разделить с кем-то свой нечеловеческий поступок, выговориться.
Матвей свернул с шоссе на грунтовку и поехал к Оксане.

Выросли вместе, каждое лето с родителями в походы ходили, по рекам сплавлялись, пиковую даму на чердаке вызывали. Оксанка его учила целоваться по-французски и курить – для солидности. Потому что несолидному некурящему очкарику французские поцелуи вообще не светят, – пугала она.

Оксана по его виду поняла, что надо срочно поговорить.

– Только не плачь, пошли.

Матвей послушно поплелся за ней по садовой тропинке мимо душистых, осыпающихся пионов.

Сели в плетеные кресла на просторной веранде, среди разложенных на полу и на столе кабачков, золотистого лука и моркови с длинной ботвой. Оксана сварила крепкий кофе. Матвей все рассказал.

– Ну и история, – удивилась она и закурила, – чистый Тургенев... Нет, бобика, конечно, жалко, а что тебе было делать? – поддержала Оксана. – Ты его прямо в лагере высадил?

– Да, там где побольше туристов.

– Слушай, ну и нормально. Туристы – люди душевные, сам знаешь, сейчас его там накормят, напоят и песню споют – в обиду не дадут. Ты сердце-то себе так не рви. Ты ж его не утопил.

– Но я же ему не помог. А если Герда так потеряется, и кто-то ее к туристам отвезет...

– У Герды адресник на ошейнике, а тебе надо водки выпить, а то инсульт хватит.

Оксана сходила в кухню, принесла полстакана водки, кусок черного хлеба и втиснула все это на стол между кабачками. Потом подобрала с пола маленькую луковицу, стерла с нее комочки земли, ловко почистила, подцепив ногтем шелуху, и протянула Матвею.

– Меню, как на поминках, – оценил он.

– Давай, Мотя, не выпендриваяся. Пей. Домой я тебя отвезу.

Мотя подчинился.

– Кто это к нам? – Оксана приложила указательный палец к губам и прислушалась.

К деревне приближалась машина.

– «Жигули», – опознала Оксана мотор.

– Только никому не рассказывай, – по-детски попросил Матвей.

***
– Василий Иванович, что случилось? – Оксана уступила грустному Чапаю кресло.

Чапай частенько плотничал у Оксаны: с забором помог, сруб на колодец поставил – и всегда приезжал с настроением, работал с хитрой улыбкой, шутил.

– Собака у меня пропала – Петька. Ищу. Не видали? – Чапай достал из-за пазухи фотографию – портрет серого бородатика на фоне Волги.

Матвей узнал пса на снимке и пьяным трагическим движением закрыл ладонями лицо.

– Нет, Василий Иванович, не видели. Но мы вам поможем его найти, – стремительно ответила Оксана, пока Матвей не решился на чистосердечное признание.

– Я возьму бумагу и ручку, мы поедем к туристам в лагерь и развесим там объявления, да Мотя? И в поселке на почте повесим, и на магазине.

Василий Иванович поблагодарил, но без надежды в голосе.

– Вот вы зря отчаиваетесь, – весело щебетала Оксана,– вокруг полно хороших людей? Никто вашего Петьку не обидит.

***
– Знаешь, почему ты страдаешь? Потому что ты – хороший человек, у тебя совесть есть, – Оксана вырулила на асфальт и прибавила скорость, – а еще потому что здесь природа. Полночи под звездами сидеть и думать, – это для современного человека роскошь. В городе думать некогда, каждый день дела по списку, работа, встречи, платежи, а ночью – после такой нагрузки – крепкий сон. Когда городскому свои поступки препарировать? Совесть отмирает, и жить становится легко. А ты вот в деревню на лето приехал: землю копаешь — думаешь, траву косишь – думаешь, на рыбалке сидишь... ну там вообще философия. Вот совесть и оживает помаленьку и мучает, мучает.

Водка немного разбавила чувство вины. Матвей распрямил плечи, задышал свободнее. Но совесть все еще держала его в нервном напряжении. Он рассчитывал, что сейчас на берегу они с Оксаной быстро найдут Петьку и вернут Чапаю, но на всякий случай внимательно смотрел на дорогу – вдруг собака попадется по пути.

– Какой для тебя в городе самый важный вопрос? В чем самая главная проблема? – спросила Оксана и сама ответила, – как заработать денег, верно?

Матвей кивнул.

– У тебя там работа, репетиторство, проекты какие-то. А здесь разве об этом думаешь?

– Отпуск для этого и дается, чтобы не беспокоиться о деньгах.

– Здесь, в деревне, наваливаются другие вопросы – неразрешимые. Кто я? Зачем я тут? Надолго ли? Правильно ли живу? В городе работаешь головой, а здесь – душой. Видать, твоей душе задачка про чужую собаку не по силам.

Оксана поставила машину между соснами, недалеко от туристских палаток. Лесной воздух был приправлен дымком от костра. Из открытых багажников машин звучала музыка: в одном конце лагеря слушали «Пачку сигарет», в другом – что-то из советской эстрады, на противоположном берегу Волги ритмично пульсировали басы. Палатки, автомобили, гамаки, тенты, мангалы – туристов в теплые дни много.

А собаки в лагере не было. Обошли всю территорию кемпинга, поговорили с женщинами — хранительницами очага, расспросили рыбаков на берегу, рассказали о потере всем, кого встречали. И только один длинноволосый паренек в круглых очках, похожий на Леннона, подтвердил, что видел Петьку:

– Бегал тут сегодня барбос – седой такой, с бородкой, как у Гребенщикова. Я пока за миской ходил – хотел ему тушенки положить – он куда-то свалил.

Длинноволосый пригласил к костру и налил всем чая из котелка. Усевшись на бревне, Оксана писала объявления о пропаже собаки, а Матвей бегал по лагерю и развешивал их на соснах, приматывая скотчем к стволам.

– Я вообще-то завтра снимаюсь, на Селигер еду, – объяснил Леннон, – но на всякий случай давайте запишу ваш телефон.

Матвей продиктовал свой номер и велел звонить в любое время, если бородач снова появится.

Обратно ехали молча, переживая разочарование.

***
Василий Иванович не бросил поиски, но искал, конечно, не там.

Чапай объехал всех своих приятелей в округе, побывал у друзей, к которым давно собирался в гости и все откладывал. Но встречи были не в радость – причина визита печальная. Зато Василий Иванович собрал все новости и вечером за ужином Зое пересказал:

– В Гордеевке церковь начали восстанавливать. Петрович корову продал. Жена его перед смертью просила, не продавай Малину, а он продал – деньги нужны. В Сорокино Митька с сыном затеяли восьмерик строить, прямо на холме, чтобы вид на речку открывался. Митька говорит, шесть уровней в башне будет и смотровая площадка. К Антонине Степановне в дом залезли, пока она в больнице с желудком лежала. Все перевернули, телевизор унесли, обогреватель, инструменты кое-какие, даже вилки с ложками взяли. Милиция приезжала, обещали, что будут искать.

Долго Василий Иванович рассказывал, а в конце добавил:

– А Петьку никто не видел.

***
Леннон позвонил рано утром:

– Я нашел вашего Гребенщикова!

– Да? – Матвей спросонья не сразу понял, кто звонит и о чем речь.

– На трассе. Километров тридцать от лагеря. Рулю, никого не трогаю, чаек пью, музычку слушаю. Смотрю, козлик по обочине бежит, тоже в сторону Селигера, кстати.
Подъехал ближе, вижу — у козлика хвост колечком. Оказалось, это ваш бородач. Вот, в машине у меня сидит. Как передать?

***
– Одновременно навстречу друг другу выехали две машины со скоростью девяносто километров в час... – бормотал Матвей за рулем, – через какое время они встретятся, если расстояние между ними составляет сорок километров?

Ему хотелось поскорее решить эту трудную задачу про собаку. Поскорее сообщить ответ Оксане и, главное, Василию Ивановичу.

Через пятнадцать минут пес Петька уже сидел у Матвея в машине.

Поговорив с радостным Матвеем по телефону, Оксана бросила грядки, села за руль и тоже направилась в деревню к Василию Ивановичу.

Две радости: собачья и человеческая. Петька прыгал, визжал, скулил, крутился, валился на спину, снова подскакивал. Чапай долго стоял молча, опустив большие плотницкие руки, – не мог ни заговорить, ни пошевелиться. Под седой челкой лицо его стало красным от напряжения, на сухой шее пульсировал бугорок – Чапай боролся со слезами, но проиграл. Глаза переполнились, и капли неуправляемо потекли по щекам, через завитушки усов по подбородку – на голубую рубашку. Ладонью Василий Иванович вытер слезы, выдохнул пережитое и опустился на колени — ближе к Петьке.

– Вам надо водки выпить, а то инсульт хватит, – сказала Оксана и достала из багажника бутылку.

***
Ночью Матвей опять сидел в одеяле в саду, курил. Он смотрел на звезды и пытался ответить на Оксанкины вопросы: Кто я? Зачем я тут? Надолго ли? Правильно ли живу? Ответов Матвей не нашел и отправился спать.

Много деревень стоят на волжских берегах, всякие там живут люди – и плохие, и хорошие.