Найти тему
ЭНЭЙ

Дети войны Бурятии. История страшных военных и послевоенных лет. 1941-1952 гг.

История - которой мне захотелось поделиться.

История не моя, а одного очень старенького дедушки. За 2 недели до 9 мая, подошел ко мне незнакомый дедушка и попросил перепечатать его рассказ из тетради, что бы он отнес его публиковать в районную газету. Я работал сис. админом в небольшой конторке, не знаю как он оказался у меня в кабинете, видимо искал везде человека, кто бы помог перепечатать рассказ, так как в газете не хотели браться за разбор его почерка, а он был очень сложным и попросили печатный текст. Я помог дедушке, а текст остался у меня, решил поделиться.
(Рассказ от первого лица)
_______
Приближается годовщина победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. В связи с этим есть необходимость изложить свои воспоминания, как мы малолетние, родившиеся до войны дети пережили это суровое страшное время. К этому нужно еще приплюсовать и послевоенные годы которые для нас были не менее жестокими и страшными.

Надо объяснить причины по которым на наши села, расположенные в распадке Джидинского хребта, суровое и страшное время обошлось с особой жестокостью по сравнению с селами, как в нашем районе так и по Республике, которые выживали за счет сбора ягод, кедровых орехов и рыбы. Мы таких возможностей были лишены, так как кедровый орех и ягоды растут на вершине хребта, а по хребту проходила Государственная граница с Монголией, доступ туда был закрыт, а нарушители границы карались по законам военного времени.

Рядом с нашими селами протекает река «Джида», в верховьях которой находился «Джидинский вольфрамо-молибденовый комбинат».
С началом войны шло интенсивное наращивание добычи вольфрама и молибдена, который шел на изготовление легированной броневой стали, которая использовалась в изготовление лобовой брони для танков, так и для других орудий. Конечно ни о какой экологии, не могло идти и речи, все вредные отходы производства сливались в реку «Джида». Рыба в реке исчезла в результате загрязнения воды вредными веществами, сохранилась лишь только в малом количестве и не везде. Таким образом наши села были лишены возможности ловить рыбу, а население других сел Республики выживали за счет этого. Конечно мы поднимались на Джидинский хребет за дикоросами, где нас гоняли пограничники. Был случай когда 20 ребятишек от 8 до 12 лет были задержаны и пешком по вершине хребта под конвоем доставлены в село «Желтура» где разобравшись кто такие, были отпущены домой без ягод и орех.

Фото нашел в интернете по запросу: Джидинский вольфрамо-молибденовый комбинат
Фото нашел в интернете по запросу: Джидинский вольфрамо-молибденовый комбинат

Сбором дикоросов конечно занимались только дети, взрослое население с утра и до позднего вечера без выходных работали в колхозе, труд которых оценивался в начисление трудодней. В конце года подводили итоги, на каждый трудодень выдавалось немного хлеба которого хватало на 2-3 месяца, немного денег которых не хватало даже на керосин, спички и соль. Что такое трудодень? Если колхозник сходил в лес на двух подводах и привез два воза жердей – начислялся один трудодень, а на одной подводе - 75 соток. 100 соток -1 трудодень. Надо было жить и выживать. Приходилось собирать хлеб, высевая из земли зерна, собирать колосья. Откуда они брались на полях? Уборка зерновых производилась при помощи серпа, человек левой рукой брал горсть стеблей у колосьев, а серпом стебли отрезал на высоте 10-15 см получался пучок. 15-20 горстей укладывались колосьями в одну сторону, получался сноп, затем 15-20 снопов составлялись колосьями вверх получался суслон, суслоны складывались в скирду, затем скирда вывозилась на конях на ладонь – ровная земляная площадка, специально подготовленная и утоптанная земля, где цепями закрепленных на деревянных ручках, молотили хлеб.

Фото нашел в интернете по запросу: Джидинский вольфрамо-молибденовый комбинат
Фото нашел в интернете по запросу: Джидинский вольфрамо-молибденовый комбинат

Естественно при такой уборке часть зерна осыпалась на поле, колоски отрывались оставаясь на полях. Зерна лежащие на поверхности собирали птицы, а закрытые землей собирали мы, просеивая землю ситом из железной банки с пробитыми отверстиями на дне. С поля длиной 500-600 и шириной 50-60 метров нужно было собрать верхний слой земли и просеять, что бы получить немного зерна. На сборы выходили в основном дети, взрослое население от зари до зари были на колхозной работе. Собранного хлеба все равно не хватало, кроме всего заготавливали грибы, крапиву, черемуху, выращивали картофель. Всего этого на нашу большую семью не хватало. Наступали времена когда есть было абсолютно нечего. У нас в семье было десять детей, с голода умерло четверо, последними из четверых умирал мой младший братишка, он уже не мог плакать, только стонал и хрипел, издавая душераздирающие стоны, потому что много дней во рту не было крошки хлеба, пареная крапива и корни лесных трав – это все чем мы питались. Мы находились рядом а помочь ни чем не могли, сами находились в таком же состояние как и он. Была у нас корова - наша кормилица, но в 44-ом году приехали военные заготовители с милицией, веревкой за рога привязали к телеге и увели. Сказать что то в свою защиту было нельзя, а те кто пробовал сопротивляться, чинить препятствия действиям властей, те из деревни внезапно исчезали, куда – никто не знает. После войны собирать хлеб запретили, если объездчики увидят на поле детей пересеивающих землю, налетали на конях и избивали бичами, следы этих ударов ремённого бича - нагайки сохранились у меня на спине.

Если колхоз забивал скот, мясо сдавалось государству, а шкуры вывешивались для просушки. Шкура на горле коров была довольно толстая и мясистая, мы обрезали эту часть шкуры, палили, варили с крапивой и ели. Мы раскапывали норы сусликов, которые заготавливали на зиму под землей зерно и колоски. Чтобы хоть немного собрать зерна, землю нужно было раскапывать на глубину полутора метров. Колхоз чем мог помогал нам, раз в 10-15 дней на деревню привозили дробленое зерно из отсевов, непригодное ни для посева, ни для сдачи государству.

Варили на бригаде в ведрах кашу и каждому жителю деревни выдавали по ложке каши. Приходили в избу бригадир, кладовщик и повар, все кто был дома, каждый протягивал свою ложку, повар из ведра черпал полную ложку каши, сколько войдет, и так всем кто был дома. После этого бригадир с кладовщиком и поваром уходили в следующий дом, где раздавали кашу тем кто был дома, и так обходили всю деревню в которой было 20 домов и называлась эта деревня Зайцево, а колхоз назывался Пятилетка, в последствии он был присоединен к колхозу с центральной усадьбой в селе Петропавловка. Но шли годы наступало время идти в школу. Старшие братья и сестры окончив 2-3 класса уходили работать в колхоз, оставались мы вдвоем с братом, он был старше меня на год.

Я хорошо помню как они учились. В школу ходили в другую деревню «Чермутай», в пяти километрах ниже по течению «Джиды». Писать было не на чем, не было бумаги, нарезали газеты, делали из них тетради. Не было чернил, с внутренней стены печной трубы соскабливали сажу, разводили водой, так делались чернила.

Когда пришел срок нам с братом идти в школу, мы не пошли потому что не в чем было ходить. Не пошли и на следующий год все по этой же причине. И только когда брату Саше шел одиннадцатый год, а мне десятый, мы пошли в школу. Никаких книг, ручек и карандашей, тетрадей у нас конечно не было. Все это появилось позже, благодаря помощи учителей школы села Петропавловка, куда мы переехали жить. Учились мы на отлично, каждый год получали грамоты «за отличные успехи и примерное поведение». Когда решился вопрос направить нас с братом в пионерский лагерь «Артек» на Черное море, мы не поехали , не было одежды. Хорошо помню свою первую учительницу Шишмареву Татьяну Леонтьевну. Когда я пришел первый раз в школу, она меня босоногого парнишку в штанах сшитых из картофельного мешка, поставила на табуретку и сказала: «Посчитай». Когда я закончил счет, она сказала: «Очень хорошо». Это в школе была моя первая оценка, которую я пронес через всю жизнь. Надо сказать что большинство моих сверстников в начальных классах ходили в школу весной и осенью босиком. В основном это были дети колхозников, а зимой – кто как мог, многие бросали школу. Приведу такой пример: моя жена с которой мы прожили 52 года, когда училась в начальных классах, две зимы в школу ее носил на спине старший брат, потому что на ноги одеть было нечего, и все таки она училась, окончила 10 классов, защитила диплом, прошла путь от мастера до инженера производственного отдела. Надо добавить, что дети колхозников никогда небыли в пионерских лагерях, все лето работали в колхозе: на сенокосе, пасли коров, заготавливали веточный корм, убирали урожай. Мы с братом зимой после школы шли на конный двор, занимались уборкой конюшен, собранный навоз вывозили на конях на колхозный огород, чтобы заработать 600 граммов хлеба в день.
За время нашего детства, у нас не было ни одной игрушки, за исключением мячика который сделали сами. Нарезались тряпки, скатывались в круглый комок, обшивались тряпкой. Таким мячиком мы играли в лапту, выжигаловку – чертился круг, в котором стояли дети, а двое попадали в них мячиком, в кого попадал мячик – выбывал из игры, удар таким мячиком по ребрам был очень болезненным. Не было у нас коньков, лыж. Сами делали самокаты: к бруску прибивались стальные пластины, сверху закрывались доской, двумя железными пиками длиной 70-80 см оттачивались. Сидя на самокате и катались на льду, примерно так катались безногие инвалиды Великой Отечественной войны, например в кинокартине «Вечный зов» так передвигался Кирьян Инютин. Делали из досок деревянные санки и катались с горы. Таким было наше военное и послевоенное детство, да и детства в полном смысле этого слова и не было, был только возраст. Сейчас из нашей большой семьи нас осталось двое: я и брат Саша, который живет в г. Омске. Он всю жизнь проработал в космической отрасли. Он поэт, писатель. Недавно отправил мне 4 экземпляра написанной им книги. В городе Омске, Саша человек достаточно известный. Надо сказать, что в центре города Омск, есть аллея славы, где установлены 17 портретов знаменитых людей Омска. И один из 17 портретов, портрет моего брата Саши, с которым мы до 5 лет сидели на печке потому что у нас не было штанов, все время мы испытывали чувство голода, желание съесть кусочек хлеба не покидало нас никогда. Только в 1952 году, когда был небывалый урожай за всю историю Джидинской долины, мы вдоволь наелись хлеба. До сих пор помню, что на столе лежит хлеб, а есть его не хотелось – это для нас было настоящей дикостью. Таковы достоверные факты, которые мы родившиеся до войны, пережившие жестокие и страшные военные и послевоенные годы, храним в своей памяти.
___
Хабаргин Владимир Данилович - бывший главный механик и директор Гусиноозерской швейной фабрики, заслуженный рационализатор Республики Бурятия.

Спасибо что досмотрели до конца. Подписывайтесь, а я продолжу делиться интересным контентом с вами.

С подпиской рекламы не будет

Подключите Дзен Про за 159 ₽ в месяц