Я верую — не верую, неважно. Все равно Бог должен быть: для кого-то на небе, для кого-то в своем сердце. Чтобы не позволил тебе ударить собаку, сдать ребенка в приют, позабыть своих родителей.
Евгений Леонов
Были времена, когда мы ходили в Ленком. И на сцене была настоящая лошадь...
Билеты доставались редко, и самым странным образом, через третьи руки. Ленком - это "атмосферный" театр, и само попадание туда, на любой спектакль предвещало культурный шок. Где в зале присесть - было неважно... Важно вдохнуть тот "ленкомовский" воздух, окунуться в театральное действо и переживать вместе с героями... Да, так было...Ведь Тогда (слово позволю себе с большой буквы), в начале 90-х, сходить на "Юнону" с Караченцовым или на "Гамлета" с Чуриковой, Янковским и Збруевым - ну, знаете, это как в космос слетать. Ощущение непередаваемо.
Не знаю как перейти к тому, о чем хочу написать, - но напишу. Немного. О том, какие чувства борются в тебе на спектакле Евгения Павловича Леонова. Все же 27 лет собирался написать.
Я был среди зрителей на одном из последних его спектаклей.
На сцене шла "Поминальная молитва" в постановке Марка Захарова, по пьесе Григория Горина и по мотивам повести Шолом-Алейхема "Тевье-молочник".
Незадолго до этого, в 1988 году у Леонова случился инфаркт, его чудом спасли врачи Германии. Кто не знает, 28 дней он был в коме после операции.
Он стоял на сцене Ленкома, в роли Тевье-молочника, он был будто дома, там, в своей деревне, со своей семьей и лошадью, со своими радостями и бедами. Но было чувство, что его какая-то стремительная стихия вырывает из этой жизни.
Он говорил такие вещи, что я понимал, при всей мудрости прозы Шолом-Алейхема, при всем ироничном изяществе драматургии Григория Горина - Леонов создает какой-то новый исповедальный текст, - он говорил, что жить осталось немного, говорил, какие самые важные мысли приходят в голову, о чем грустно ему, а что радует, что сбылось, а что - нет. Текст, который можно не записывать, не запоминать,... Его нужно научиться слушать и слышать потом всегда. Это были слова, которые посеяны в тебя, и всходы будут каждый год. Научись собирать урожай. Слова живут в тебе, даже если ты их не помнишь.
Высшая стадия актерства - когда актер вдохнул в персонаж свою жизнь и живет ею. И тогда перед тобой не просто судьба евреев в царской России, по жизням которых шарахнуло погромами 1905 года, перед тобой - та сторона твоей жизни, которую ты еще не видел и не подозревал, что она есть.
Вот об этом фраза из спектакля: "Счастье идёт к нам навстречу. Мы в одну сторону, а оно в другую…"
И разве мы не говорим себе всякий раз, когда вдруг обрушится на нас ушат холодной воды: "Только бы пронесло", а в спектакле:
— Понимаю, что мы — избранный народ, Бог мой, но иногда выбирай кого-нибудь другого...
В наше время национальных распрей идеи, которые выдвигаются, не должны окупаться ненавистью, которая обжигает сердце ребенка, которая вдруг может растоптать мать, отца. Это лавина настроений, неугодных Богу. Может, нужно немножко времени? Может, не нужно так все скоропалительно, чтобы с кровью, с ненавистью? Все-таки по-человечески — можно?
Евгений Леонов
Сюжет известен. Он, кстати, сказан в нескольких словах в начале спектакля. Тевье-молочник говорит: "Ну что, Боже милосердный, дыхнул бы теплом соим, обогрел бы." Вот об этом спектакль.
Еще я обратил внимание, что происходило с актерами, которые были рядом с Леоновым в том спектакле. Они все сочувствовали его герою независимо от своих ролей.
История беды Тевье-молочника, его жены – Голды, их дочерей, в деревне Анатовка как-то становится историей любой человеческой беды.
И Абдулов (в роли Менахема-Мендла – родственника Тевье, человека без определенных занятий), как-то грустно выводил Татьяну Ивановну Пельтцер на сцену. И Всеволод Ларионов в роли Лейзера-Волфа, мясника, будто опускал взгляд.
Они все прощались, как оказалось.
Прислушиваюсь. Хочется немного послушать.
В спектакле есть одна интересная, сдобренная горьким юмором фраза, ее говорит женщина мужчине: "...Наверное, разбогатели… Видела как-то вашу жену. Глаза заплаканы… Наверное, от счастья… "
Или эта:
"Знаете, никто не хочет страховаться: не верят, что может быть хуже, чем сейчас..."
Или вот эта:
"Я бы отдал половину денег молящимся, половину – кладбищенским нищим. И только последнюю половину взял бы себе…"
Когда с нами что-то случается, надо вспоминать Тевье -молочника. Нет, не потому, что он по своему сражался за свою семью..., а потому, что он философ, который чем больше его окутывают жизненные передряги тем становится мудрее, мудрее, мудрее.
Были времена, когда мы ходили в Ленком. А теперь времена, когда мы можем об этом рассказать, - я это делаю впервые.
Еще подумалось, может быть я написал о Леонове потому, что Евгений Павлович наверняка бы подписался под словами Шолома-Алейхема.
"И пусть мое имя будет ими помянуто лучше со смехом,
нежели вообще не помянуто..."
Шолом-Алейхем (из "Завещания")
Были времена, когда мы ходили в Ленком.