Дело актёра Михаила Ефремова, чуть только оно возникло, непрестанно сопровождала трагическая двусмысленность. С одной стороны, актёр совершил страшное деяние, с другой - оно было всё-таки не умышленно.
Глубочайшее сострадание у всех и едва ли ни в первую очередь у Ефремова вызывал Захаров, скончавшийся в результате трагической случайности. Имела ли она удобочитаемые скрытые истоки?
Сложившийся имидж жизнерадостного алкоголика, в котором пребывал Ефремов, позволял ожидать от него всего чего угодно - но не убийства. Правда, злые языки говорили, что де Ефремов пребывал в творческой гордыне, а потому относился к окружающим надменно и пренебрежительно. «Результат не заставил себя ждать».
Но между творческим нарциссизмом, иначе говоря, звёздной болезнью, которая присуща едва ли ни каждой второй сценической знаменитости, и страшным преступлением не просматривается прямой причинно-следственной связи. Быть крайне невнимательным к людям и убить себе подобного - не одно и то же. Например, Байрон страдал ячеством (явно не меньшим, нежели Ефремов), но, насколько нам известно, никого не убил.
И всё-таки Ефремов совершил ЭТО, закон един для всех, так пусть убийца понесёт заслуженное наказание - праведно негодуя, утверждало значительное количество людей. И им в свою очередь невозможно отказать в ясной логике. Кто же поднимет руку на закон? Например, автор этой заметки ни в коей мере не является ниспровергателем закона.
Далее, по мере того, как дело набирало обороты, голоса за «посадку» Ефремова, как ни парадоксально, стали раздаваться, прежде всего, в оппозиционных кругах. От оппозиции ожидалось, что она будет «выгораживать своего», но этого-то как раз и не последовало. Например, Навальный вскоре после трагедии заявил, что Ефремов безусловно убийца и должен понести наказание независимо от своих общественных взглядов. О том, что закон един для всех и не подразумевает никаких льгот для знаменитых актёров или оппозиционеров, заявил и Соловей. Он призвал лишь воздержаться от излишнего ажиотажа вокруг Ефремова, но отнюдь не скандировал «Свободу Юрию Деточкину!». Быть может, наиболее резко высказалась о Ефремове Латынина. Не будучи христианкой, она истолковала трагическую ситуацию в античном русле. Страшное событие она соотнесла с античным прообразом - например, с преступлением древнего царя Эдипа, который действовал в состоянии умственного ослепления, но незнание не освободило Эдипа от рокового возмездия. Не поручусь, что Латынина называла конкретно Эдипа, но она говорила о вине в античном смысле - т.е. о невольной вине, которую человек по законам античного Космоса всё равно должен отработать. Иначе говоря, Латынина подвела своего рода философское основание под всеобщее требование посадить Ефремова. Но этого мало. По мере судебного расследования Латынина упрекнула актёра в ложных запирательствах и фактически окончательно перечеркнула Ефремова как существо, имеющее право называться человеком.
Как ни парадоксально, официальное руководство высказывалось (если вообще высказывалось) по поводу Ефремова гораздо более мягко и уклончиво, нежели оппозиция. Логика руководства была проста: де у нас независимый суд, пусть он и решает, а политические юморески Ефремова вообще не имеют никакого отношения к уголовному делу, поскольку у нас демократия.
А вот публика у нас фактически встала на сторону Латыниной, хотя для большинства наших сограждан уж лучше нецензурно выругаться, чем произнести крамольную фамилию «Латынина». Тем не менее, не упоминая эту запретную фамилию, наше население транслировало всю ту же мысль: мало того, что Ефремов, пусть и невольно, совершил немыслимое преступление, он ещё и опорочил себя малодушной ложью. Мол, «умел воровать - умей и ответ держать», а если не сумел ответ держать - значит, ты не мужчина, а тряпка. Особенно всех раздражали некоторые туманные апелляции Ефремова к инопланетянам, которые будто бы управляли его машиной. Что ж, людей очень и очень можно понять.
И первым, кто объявил неправдоподобной версию, согласно которой авария была подстроена, оказался… сам Ефремов. «Путин не просил меня садиться за руль» - говорил актёр. Поэтому когда он неожиданно принялся отрицать свою вину, вознегодовали все, включая даже оппозицию.
Однако трагическая двусмысленность никуда не исчезла. Вину Ефремова отрицать трудно, и если бы от него хотели избавиться, наверное, придумали бы более простую комбинацию, хотя как знать? Массовая дискредитация Ефремова всё-таки удобна для консервативных кругов, а скажем, если бы актёра банально грохнули где-нибудь в подъезде, он бы через два шахматных хода стал бы народным героем и уж, по меньшей мере, политическим мучеником. В ходе судебного заседания ясная недвусмысленная картина преступления всё-таки не была явлена публике, хотя автор не берётся утверждать, будто преступление совершил не Ефремов. Такой авторский вердикт в данном случае был бы, по меньшей мере, не корректным; честная позиция: НЕ ЗНАЮ.
Автор не считает себя вправе вмешиваться в судопроизводство, пусть этим занимаются профессиональные юристы, да и то если захотят.
Но вот моральная (не юридическая) реабилитация Ефремова возможна - полагает - и даже убеждён автор. Вопреки общепринятому мнению Ефремов не юлил.
Вот Ефремову ставят в вину то, что он как перчатки менял показания. Но покаянный Плач - это не юридический акт, а скорее акт сердечного сокрушения. К тому же, как заметил один остроумный юрист, в своём Плаче Ефремов говорит о некоей не очень ясной вине, но не говорит: я конкретно задавил человека.
Может быть, речь идёт о глубинном чувстве вины, присущем всякому интеллигенту, независимо от того, как он выглядит перед законом? Может быть, у человека сердце не выдержало, он расплакался - и причём тут юридические категории!
Идём далее. На суде Ефремов в точном смысле не сказал: я не виноват. Он сказал: я ничего не помню. Но Ефремов нигде не утверждал, что НЕ МОГ СОВЕРШИТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В БЕСПАМЯТСТВЕ! В итоге, как мы знаем, актёр не стал отпираться от предъявленного ему обвинения, но с одной оговоркой: ЕСЛИ Я ВИНОВАТ, Я ПОНЕСУ ЗАСЛУЖЕННОЕ НАКАЗАНИЕ.
На эту оговорку тотчас же обратил пристальное внимание адвокат Захаровых Добровинский. Он заявил, что правда не терпит сослагательного наклонения и что надо заявить что-то одно: ИЛИ Я ВИНОВАТ ИЛИ Я НЕ ВИНОВАТ (БЕЗ ВСЯКИХ «ЕСЛИ»). А ИГРАТЬ С ПРАВОСУДИЕМ НЕ ОЧЕНЬ ХОРОШО. С этим не поспоришь!
Однако при всей, казалось бы, неоспоримой правоте, юлит в данном случае как раз Добровинский. Как Ефремов, человек, который ничего не помнит, может со всей безусловностью говорить то, чего он точно не знает? И если бы Ефремов высказался бы без «если», как раз это было бы актом лукавства, в которое люди иногда пускаются, спасая свою шкуру. Ефремова неоднократно упрекали в том, что он «вертелся как уж на сковородке», но в финале судебного заседания актёр был спокоен.
Заслушав обвинение, вынесенное ему на суде, Ефремов сказал потрясающие слова (цитирую если не дословно, то близко к тексту): «Если я народный артист, я приму тот приговор, который вынесет мне народ». В конечном счёте, актёр отрешился от своего собственного «я», выказав готовность пойти навстречу народной стихии. Уступить ей решающий голос в трагической ситуации.
Вопреки общепринятому мнению, актёр, если и был виновен, сохранил на суде человеческое лицо.
Напоследок хотелось бы пожелать актёру достойно пройти предстоящие ему непростые испытания. А также пожелать, чтобы эти испытания всё-таки не были свыше его сил.