Конец восьмидесятых – время, прицепленное к другому локомотиву, к девяностым. Сцепка – одно слово. Предчувствие.
В конце восьмидесятых заговорили о Нострадамусе. Его предсказания – в каких-то чумовых переводах – перепечатывали и сравнивали с происходящим в стране и мире. Искали и находили совпадения. Ждали потрясений – с болезненным наслаждением людей образованных, сведущих в симптомах и клинической картине. Когда Шевчук в девяносто первом споёт «Предчувствие гражданской войны», это будет итогом настроений двух-трёх предшествующих лет.
Запасались консервами, солью и спичками. Нежили и баловали свои опасения, кормили их последними новостями.
Приезжая в Москву конца восьмидесятых, всякий раз удивлялся тому, что по улицам ходит так много психически нездоровых людей. В Костроме в ту пору была одна всем известная городская сумасшедшая – Шура-дура. Она входила в автобус с песней: «Выпьем за Ленина, выпьем за Сталина…» и тут же переходила на речитатив: «…а Лёнька Брежнев сам себе нальёт!» (Брежнев умер, а она всё продолжала его поминать.)
Столичные безумные не пели, но постоянно что-то декламировали, с кем-то спорили, кого-то ниспровергали. Отражатели времени, репродукторы общегражданских настроений.