Дарья Комягина, младший аналитик Центра трансформации образования СКОЛКОВО
Для внешнего взгляда лаборатории работают как черный ящик: у людей за пределами академии есть доступ только к научным фактам, реже – вводные, с которыми исследователи приступают к работе. Тем не менее исследовательская деятельность состоит из множества рутинных действий, которые не всегда ведут к необходимым результатам. Эта проблематика стала центральной для микросоциологических исследований (например, для «Науки в действии» Б. Латура). Однако у нас не так много рефлексии самих исследователей – и особенно исследовательниц, а работа Джарен не ограничивается анализом повседневной деятельности в научных и образовательных организациях. Повествование переключается между множеством контекстов и масштабов.
Лаборатория, вынесенная в название книги, – это пространство, от которого исследовательница Хоуп Джарен отстраивает свою идентичность. В автобиографической книге она рассказывает об исследовательских тематиках, делится инсайтами о растениях, рассуждает о взаимодействии научных организаций с государством и обществом, описывает повседневные процессы, в которые она вовлечена более 20 лет, и делится, каково быть девушкой из лаборатории, одной из первых за историю университета.
Хоуп Джарен – ученая, опубликовавшая более 75 работ, профессор палеобиологии Университета Осло. До этого она работала в Технологическом институте Джорджии и получила tenure в Университете Джонса Хопкинса. За свою академическую карьеру Джарен руководила несколькими биогеохимическими лабораториями, работала за полярным кругом и на юге США, на Гавайи, в Ирландии и Норвегии. В 2009 году лаборатории Джарен удалось совершить прорыв в химии изотопов и построить аппарат, который мог бы выделять оксид азота из газов, высвобождающихся в результате детонации самодельной взрывчатки. Кроме того, она трижды становилась лауреаткой премии Фулбрайта.
Но в книге постоянно подчеркивается прекарность академической карьеры: нестабильность занятости и размытие трудовых прав. Жизненный цикл лаборатории включает поиск институции для начала работы, подачу заявок на гранты в надежде покрыть хотя бы расходы на зарплаты сотрудников, поиск оборудования и инструментов в Армии спасения и на государственном складе списанных предметов, чтобы адаптировать обшарпанную комнату для исследований. Это требует недель непрерывной работы, а приводит к эмоциональному выгоранию и депрессивным эпизодам. А еще жизнь лаборатории – это опыты, повторенные десятки раз, чтобы получить результат (не всегда тот, который предполагался изначально), верификация выводов на конференциях и в публикациях, вынужденная смена места работы и перезапуск всего жизненного цикла лаборатории.
Все это усугубляется неприятием со стороны андроцентричного академического сообщества и еще более глубоким непониманием за пределами университета: например, с таможенниками, которые в аэропорту бесцеремонно выбрасывают образцы мха, тщательно собранные Джарен и ее бессменным коллегой Биллом в Ирландии.
Что отличает ее текст от наблюдений социологов науки? Ангажированный взгляд исследовательницы, которая выяснила никому ранее не известный состав семян дерева каркаса (лат. Céltis); страх оставаться в ночные часы одной на кампусе (даже с разводным ключом в кармане); опасения, что предвзятость известных ученых по отношению к младшим коллегам-женщинам дискредитирует тезисы на конференции; одиночество, когда университет патерналистски закрывает доступ к лаборатории, ссылаясь на психическое здоровье и беременность Джарен (а на самом деле отказывается от ответственного диалога с менее социально защищенными группами).
Взаимодействие
В интервью после выхода книги Джарен делится, что работа ученой ощущается как очень одинокий путь, особенно если ты первая женщина во главе палеоботанической лаборатории за историю институции. При этом у дисциплинарной идентичности Джарен есть гендерированное историческое измерение: ботаника была одной из областей производства научного знания, в которой существенный вклад сделали женщины. Еще до допуска к университетской инфраструктуре и преимуществам, которые дают академические звания, женщины исследовали растения*.
* Romany Reagan. The Language of flowers: Breaking into the boys club of botany & the flowery dress as a feminist act, July 2, 2020
Татьяна Землякова о статье Романи Рейган: https://t.me/olfactoryexperiences/135
Об истории российской науки: Валькова Ольга. Штурмуя цитадель науки. Женщины-учёные Российской империи. – М: Новое литературное обозрение, 2019.
Перед Джарен нет живых примеров, однако, одиночество наоборот подталкивает ее замечать важность коллаборации и солидарности в академии. Она не стремится сгладить разные оптики и создать бесконфликтное пространство – напротив, в научной системе разделения труда важны разные типы мышления. Сама Джарен проектирует исследования и ищет институциональные инструменты поддержки, а ее коллега с инженерным мышлением Билл понимает, какая последовательность шагов приведет к нужному результату.
«Его сильные стороны компенсируют мои слабости; вместе мы — полноценная личность, обе половинки которой получают часть необходимого из окружающего мира, а часть — от партнера», – описывает эту симбиотическую связь Джарен. Этот принцип важен и в преподавании: «Ученые заботятся о себе подобных — по мере сил и возможностей». В начале собственной карьеры Джарен замечает студента бакалавриата Билла и помогает ему устроиться на работу в лаборатории, а впоследствии он сам становится самым внимательным и преданным наставником для студентов и студенток.
В их работу включается множество других акторов: студентки и студенты, старшие коллеги, масс-спектрометры, микроскопы, вакуумные компрессоры, сложные препараты, саженцы и окаменелые растения. Взаимодействуя с ними, Джарен преодолевает традиционные иерархии: руководительница – подчиненные, субъект – объект, человек – природа. Она ставит цель найти исследовательскую оптику, основанную не на «антропоцентричном видении мира, в котором в числе прочего есть растения, а на вселенной растений, где существуем и мы сами».
«Если признаться окружающим, что я исследую, “каково быть растением”, кто-то отмахнется, расценив мои слова как шутку, — но другие захотят стать частью этого приключения. Возможно, упорная работа возместит нестабильность научной почвы под нашими ногами. Я ни в чем не была уверена, но уже чувствовала легкое покалывание, которое позже перерастет в волну азарта, несущую меня по жизни».
Встречаясь в лаборатории, объекты взаимофортируются и соединяют разные способы концептуализации мира. При масштабировании взаимодействия с нечеловеческими акторами на принципах равенства за пределы лаборатории, Джарен выходит к вопросу выживания разных видов в условиях антропоцена. Индустриальное общество дошло до той стадии, когда мирное сосуществование – недостаточная мера и необходима активная позиция в решении экологических проблем. Хотя это требует консолидированных действий на макроуровне, как исследовательница с многолетним опытом работы Джарен предлагает пересмотреть собственные принципы взаимодействия. Эта тема становится основой её новой книги – «История большего: как мы пришли к климатическим изменениям и куда идти дальше» (The Story of More: How We Got to Climate Change & Where To Go From Here).
Ресурсы
Неантропоцентричная оптика пронизывает нарратив всей книги. Оперируя знаниями в ботанике, Джарен делится историями о трудностях, которые появляются на пути каждого растения, решившего выпустить первый лист. «Деревьям нужно учитывать годовой бюджет для роста, так же как академикам необходимо получать финансирование снова и снова», – в продолжение аналогии Джарен пишет в рецензии Мелисса Холбрук Пирсон. Джарен описывает 3-летний цикл жизни университетских профессоров:
«Каждые три года <...> приходится выпрашивать у государства новый контракт. <...> Если новичку не удается найти финансирование в первые два-три года, она — то есть я — не сможет продолжать делать то, чему училась, а следовательно, и выиграть стипендию, необходимую, чтобы сохранить место. Если хочешь и через десять лет иметь работу — добейся успеха сейчас, выбора нет. Ситуацию осложняет то, что в природе попросту не существует достаточного количества государственных контрактов на исследования».
Обеспеченность ресурсами для ученых – это часто вопрос взаимодействия с государством и обществом. Ответ на вопрос «как выбрать, что финансировать из множества исследований?» чаще всего определяется попаданием в приоритеты госбезопасности, и, как замечает Джарен, последние тридцать лет бюджет США на исследования, не связанные с обороной, заморожен. Исследовательница пишет о фундаментальной науке:
«Я занимаюсь тем, что иногда называется “исследования из любопытства” (curiosity-driven research). Это значит, что в результате моей работы нельзя получить рыночный продукт, полезное изобретение, необходимое лекарство, разрушительное оружие или хотя бы какую-то материальную выгоду. Если это и произойдет, то лишь в очень отдаленном будущем, и применить полученные данные по назначению доведется уже не мне. Естественно, что по сравнению с другими проектами приоритет моих исследований достаточно низок».
Необходимость получать в конкурентной системе государственную поддержку сказывается на тематиках исследований. Для Джарен в какой-то момент это значило согласиться на проект при поддержке Национального научного фонда, цель которого – новый метод криминалистической экспертизы химических последствий террористической атаки. Это дает исследовательской группе относительно надежную работу, но заставляет работать над собственным исследованием тайно и в свободное время, как дополнительным проектом. Из этого складывается 80-часовая рабочая неделя.
Джарен призывает обеспечивать больше поддержки тем, кто рискнул благополучием, чтобы посвятить жизнь исследованиям. «Множество сложных вещей оказываются поразительно простыми, когда есть кто-то, кто тебе помогает. В правильном месте и в нужных условиях мы прорастаем, становясь тем, чем нас задумала природа», – комментарий одинаково справедливый как для растений, так и для начинающих исследователей.
Куда идти дальше
В повествовании границы между фундаментальным и прикладным знанием, растительным, техническим и человеческим, индивидуальной и планетарной историей оказываются проницаемыми. Такими же подвижными оказываются и составляющие исследовательской деятельности, например, рациональность происходящего в лаборатории: «Всю оставшуюся жизнь мы будем вместе расширять границы собственных представлений об абсурде», – полушутя пишет Джарен о работе с Биллом.
Но это не значит отсутствие принципов. Джарен настаивает на ценности знания и академического высказывания как такового безотносительно утилитарных соображений. Она обращается к институциям с требованием разнообразия и открытости новому. Это подразумевает включение женщин в академическое сообщество, поддержку и репрезентацию угнетенных сообществ, нестигматизирующие практики заботы о людях с психическими расстройствами.
Джарен обращается как к исследователям, так и к людям за пределами академии. Через личный опыт она говорит о системных проблемах науки и университетов. Больше о деятельности лаборатории можно узнать на сайте, а о самой Джарен – в ее блоге.
#книги #наука #образование #ракурсsedec #университет